Вечные темы
причины, чтобы постучаться в дверь на первом этаже старого дома, а
впоследствии заходил в любое время уже не как доктор, а как собеседник и
чуть ли не близкий друг.
самых разных вещах, и беседы эти не наскучивали, не утомляли, а наоборот,
будили новые мысли, будоражили воображение и заставляли лихорадочно
листать умные книги, чтобы разыскать достойный довод в нашем очередном
споре.
кровати, вытянув поверх одеяла худые руки с длинными красивыми пальцами, я
сидел в кресле, на столике дымился чай, за вечер я выпивал чашек пять, ему
же позволял только одну. Это была моя маленькая шуточная месть за
проигранные споры, потому что на каждый мой аргумент он приводил два более
веских, и мне не помогали ни изощренные софизмы, ни с трудом выисканные
цитаты из авторитетных источников.
проработал учителем истории, прошел войну, а на седьмом десятке грянула
большая беда. После кровоизлияния в мозг отнялись ноги и левая рука,
только правая могла еще двигаться, но уже не так, как раньше. Он стойко
переносил несчастье, и я ни разу не слышал ни одной жалобы, да и семья у
него была замечательная. Жена с любовью ухаживала за ним, сын смастерил
пюпитр над кроватью, Геннадий Николаевич мог читать, писать и пользовался
этим в пол ной мере. Что именно он писал, я узнал уже после его смерти.
написано мое имя.
- да и сочинять он начал во время болезни, перед смертью просил передать
это вам. Он сказал, что вы лучше всех поймете, для чего они написаны".
наши бесконечные беседы. Это были не просто рассказы, а поиски и
доказательства новых решений вечных проблем, стоящих перед человеком:
здоровье и болезнь, жизнь и смерть, свобода и рабство.
рассказов показались мне знакомыми, хотя и были не совсем обычными. Я
плохо разбираюсь в литературе, в конце концов, я обыкновенный участковый
врач и не берусь судить о достоинствах и недостатках рассказов Шубина, но
считаю своим долгом снабдить их своими комментариями, ибо я был свидетелем
и, если хотите, соавтором их.
современной медицине. Безнадежно больной, он напряженно думал о новых
путях лечения неизлечимых болезней. И не беда, что он был дилетантом,
собственный опыт заставлял смотреть на обычные вещи другими глазами. Я
представляю, например, как писался первый маленький рассказ о мальчике,
разбитом параличом. Ведь сам Геннадий Николаевич мог в полной мере ощутить
себя на месте своего героя.
отдельные кирпичи, а стены не видите". - "Вы не правы, - горячился я. - Мы
уже многое знаем и умеем и скоро не останется ни одной непобежденной
болезни. И я убежден, что ваш недуг будет излечим". - "Возможно, -
усмехнулся он, - но не подумайте, что я сетую на личную судьбу. Как я
понимаю, у меня перегорели центры, управляющие движением рук и ног. Как же
вы представляете себе способ излечения? Ведь человек не машина, детали не
заменишь. И много ли вы знаете о работе человеческого мозга?" -
"Регенерация, - уверенно говорил я, - введение лекарств, стимулирующих
регенерацию поврежденных нейронов". - "Даже дети знают, что нервные клетки
не восстанавливаются", - улыбался он. "А мы научимся! - самонадеянно
изрекал я, развивая свою мысль. - Проникновение в мозг, точное нахождение
поврежденного центра, вживление электродов, стимуляция. Мозг гибок, мы
сумеем развивать взаимозаменяемость различных его областей". - "К
сожалению, хирургия - это вынужденная тактика, - говорил Шубин. - Думаю,
что любой врач предпочтет обойтись без ножа, а больной и тем более. Сама
операция наносит тяжелую травму. А наркоз? А возможные осложнения?" -
"Пока у нас нет другого выхода, - смело отвечал я за всю медицину, - но он
будет, непременно будет". - "Я не ретроград, - говорил Геннадий
Николаевич, - я тоже верю в прогресс науки, просто мне кажется, что
необходима коренная ломка традиционного мышления в медицине. Не анализ
отдельных частей, а синтез противоположностей. И согласитесь, что ваши
предположения о медицине будущего лишь развивают существующие тенденции,
но никак не выходят на новые рубежи. Вы не пытаетесь взглянуть на проблему
со стороны, для этого вы слишком врач". - "Что же вы предлагаете? -
язвительно спрашивал я, - чудесное исцеление? Оперативное вмешательство
без нарушения здоровых тканей? Но как? Все это совершенно не научно". -
"Как знать, - отвечал Шубин, - быть может, то, что мы сейчас считаем
лженаукой, в будущем будет таким же естественным, как кибернетика и
операция на открытом сердце сегодня".
Идеи, высказанные Шубиным, наверное, не новы, он пытался развить свои
мысли, раскрасить их подробностями и деталями, и кто знает, покажутся ли
они такими уж фантастичными через пару десятков лет...
в прозрачные жгутики, и первая молния отразилась на беленом потолке,
одновременно с раскатом грома, словно джинн из бутылки, явился он и встал
в проеме двери. Встал и стоял, как портрет в раме из темного дерева. Со
своей кровати Слава видел только силуэт, большой и малоподвижный,
заслонивший собой свет.
веранды, уселся прямо на полу, скрестив ноги по-турецки. Из одежды на нем
было что-то вроде набедренной повязки, но Слава не слишком удивился такому
виду. Поселок дачный, и мало ли как ходят дачники в жаркие дни. Этого
человека Слава раньше не видел, лицо оставалось в тени, и неподвижность
его и странная поза не располагали к радушному приему.
Турков курносых не бывает.
вдобавок с бритой головой, на которой явственно пробивалась рыжая щетина.
Ты к соседям пришел или к маме? Она скоро придет.
наверное, задержал где-нибудь дождь. Он был рад случайному гостю.
Незнакомец сидел, молчал и не глядел на Славу. Просто сидел, поджав пятки,
положив руки на колени и смотрел куда-то вдаль, через стену.
принеси мне воды с кухни. Такой ливень, а мне пить хочется.
только вот не могу. Ноги не слушаются.
не больно, просто я ходить не могу. Ты принеси, пожалуйста, воды, если не
трудно.
пространстве. - Сам сходи.
ничем не обижал. Если не хочешь сходить за водой, так и не надо. Я маму
дождусь.
бесстрашию. Просто он не привык, чтобы с ним так обращались. Со стороны
людей он видел только сочувствие и неприкрытую жалость, которую не любил,
но мирился с ней, как с неизбежным злом.
пришел? В гостях так себя не ведут.
месте, где голова переходит в шею, что-то укололо его, словно надавили не
больно, и тотчас же ощущение прикосновения ушло вглубь. Тоненькие иголочки
впились в голову и защекотали внутри. Слава замер, прислушиваясь удивленно
к меняющимся ощущениям, даже не успел испугаться. Что-то твердое и тонкое
входило в голову, но больно не было, просто щекотно, словно муха ползла
внутри, перебирая лапками. Потом невидимые иголочки скользнули ниже, вдоль