Чтение 7–й страницы книги ~Опасный пациент~

система наведения, и Герхард не сомневался, что сумеет вывести ее на орбиту.
Соседи, заметившие за гаражом устремленный в небо нос ракеты, забеспокоились
и вызвали полицию. После чего в известность поставили даже армейское
командование.

Армейская комиссия изучила ракету Герхарда и отправила ее на полигон
Уайт-Сэндз для запуска. После запуска вторая ступень воспламенилась до
момента отделения, и ракета взорвалась на высоте две мили. Но к тому времени
Герхард получил четыре патента на свою систему наведения и несколько
заманчивых предложений из ряда колледжей и промышленных фирм. Он их все
отверг и поручил своему дяде инвестировать гонорары за патенты, а достигнув
шестнадцатилетия, купил себе "Мазерати". Он нанялся на работу в компанию
"Локхид" в Палмдейле, в Калифорнии, но через год уволился, потому что не
имел возможности должностного роста - из-за отсутствия инженерного диплома.
К тому же сослуживцы открыто недолюбливали семнадцатилетнего коллегу,
разъезжавшего на "Мазерати" и предпочитавшего приходить на работу в
лабораторию около полуночи. Считалось, что в нем отсутствует "дух
коллективизма".

Вот тогда-то Макферсон и взял его в Центр нейропсихиатрических
исследований для разработки электронных компонентов, совместимых с
человеческим мозгом. Макферсон как глава ЦНПИ провел собеседования с
десятками кандидатов, которые считали эту работу "научным вызовом" и
"интересной возможностью для прикладного использования теоретических
разработок", но только Герхард сказал, что ему все это кажется ужасно
занятной игрой - и его немедленно взяли в штат.

У Ричардса был приблизительно аналогичный жизненный опыт.

Он закончил среднюю школу и полгода проучился в колледже, а потом
загремел в армию. Уже попав было в полк для отправки во Вьетнам, он
предложил некоторые улучшения в армейских системах электронной разведки. Его
предложения оказались удачными, и Ричардс отправился не на поля сражений, а
в военные лаборатории в Санта-Монике. После демобилизации он тоже пришел в
ЦНПИ.

Близнецы-вундеркинды! Росс улыбнулась.

- Привет, Джан! - сказал Герхард.

- Как дела, Джан? - сказал Ричардс.

Они обменялись рукопожатием. Эти двое были единственными в Центре, кто
осмеливался обращаться к Макферсону просто "Род". И Макферсон смирился с
этим.

- Все отлично, - ответила она. - Мы представляли нашего пациента третьей
стадии на конференции. Я хочу на него взглянуть.

- А мы как раз заканчиваем проверку его компьютера, - сказал Герхард. -
Все в норме, - он указал на стол с микроскопом, окруженным множеством
электронных датчиков и дисплеев.

- А где компьютер?

- Под стеклом.

Она присмотрелась повнимательнее. Пластиковый пакетик размером с почтовую
марку лежал под окуляром микроскопа. Сквозь прозрачную оболочку она увидела
плотную паутину миниатюрных электронных компонентов и проводков. Из пакетика
торчали сорок контактов. С помощью микроскопа ребята исследовали все
электроды - один за другим.

- Осталось проверить логическую цепь, - сказал Ричардс. - У нас на всякий
случай есть страховочный блок поддержки.

Джанет подошла к полкам с картотекой и стала просматривать карточки
тестов. Просмотрев несколько карточек, она спросила:

- А нет ли у вас психодексных карточек?

- Есть. Вон там, - сказал Герхард. - Тебе нужны пятипространственные или
"н" - пространственные?

- "Н" - пространственные.

Герхард выдвинул ящик и вытащил лист картона.

Еще он вынул плоскую планшетку. К планшетке на цепочке был привязан
заостренный металлический штырек, похожий на карандаш.

- Но это же не для вашего пациента третьей стадии? - спросил он.

- Для него, - ответила Росс.

- Вы уж и так использовали на него много психодексов...

- Нужна еще одна - для истории болезни.

Герхард отдал ей карточку и планшетку.

- Ваш пациент понимает, что с ним делают?

- Он понимает почти все.

Герхард покачал головой.

- Он, наверно, совсем спятил.

- Да, - сказала Росс. - В том-то все и дело.

На седьмом этаже она зашла в кабинет дежурных медсестер и попросила
историю болезни Бенсона. В кабинете сидела новенькая.

- Извините, но родственникам не разрешается знакомиться с медицинскими
записями.

- Я доктор Росс.

Сестра смутилась.

- Извините, доктор. Я не обратила внимания на ваш значок. Ваш пациент
находится в палате семьсот четыре.

- Какой пациент?

- Малыш Джерри Питерс.

Доктор Росс подняла брови.

- Разве вы не педиатр? - спросила сестра.

- Нет, я психиатр Центра нейропсихиатрических исследований. - Она
услышала гневные нотки в собственном голосе и расстроилась. Впрочем, разве
она не привыкла с юности то и дело слышать: "Но вы же не хотите стать
врачом, вы, очевидно, хотите стать медсестрой?" или "Ну, для женщины самое
милое дело - педиатрия, то есть это самое естественное..."

- А, значит, вам нужен мистер Бенсон из семьсот десятой. Его только
что...

- Спасибо! - Росс взяла историю болезни и пошла к палате Бенсона.

Она постучала - и услышала выстрелы. Потом открыла дверь. Свет был
потушен - горел только ночник у кровати, но комната купалась в голубом
сиянии, струящемся от телеэкрана. Человек на экране говорил:

- ..умер, не успев упасть на землю. Две пули попали в сердце.

- Вы здесь? - спросила она и шире открыла дверь.

Бенсон поглядел на вошедшую. Он улыбнулся и нажал кнопку на панели около
кровати - телевизор погас. Его голова была обернута полотенцем.

- Как вы себя чувствуете? - спросила она и села на стул около его
кровати.

- Голым, - ответил он и указал на полотенце. - Вот смех! Только когда
тебя обреют наголо, осознаешь, сколько у тебя волос на голове. - Он
дотронулся до полотенца. - Женщине, наверное, еще хуже.

Он поглядел на нее и сконфузился.

- Это совсем не смешно, - ответила она.

- Пожалуй, - он откинулся на подушку. - После этой процедуры я посмотрел
в мусорную корзину - и просто оторопел. Как же много волос! Голове сразу
стало холодно. Вот что самое занятное - то, что голове холодно. Потому мне и
повязали полотенце. Я им сказал, что хочу взглянуть на голову - хочу, мол,
посмотреть, как она выглядит лысой - а они говорят: лучше не надо. Ну, я
подождал, пока они уйдут, потом пошел в ванную. А когда вошел туда...

- Да?

- ..Я не стал снимать полотенца. - Он рассмеялся. - Не смог. Что бы это
значило?

- Не знаю. А вы как думаете?

Он снова рассмеялся.

- Слушайте, почему психиатры никогда не отвечают на прямо поставленный
вопрос? - Он закурил и бросил на нее надменный взгляд. - Мне сказали, чтобы
я не курил. А я все равно буду.

- Какая разница? - Она внимательно смотрела на него. Похоже, он находился
в хорошем расположении духа, и ей не хотелось портить ему настроение. Но, с
другой стороны, негоже вступать с ним в панибратские беседы накануне
операции на мозге.

- Несколько минут назад заходил Эллис, - сказал он, затягиваясь. - Он
проставил на мне какие-то метки. Хотите посмотреть? - он чуть приподнял
полотенце справа, обнажив бледно-белую кожу черепа. Под ухом виднелись два
крошечных голубых крестика. - Ну и как? - ухмыльнулся он.

- Нормально, - сказала она. - Как вы себя чувствуете?

- Отлично. Просто отлично.

- Волнуетесь?

- Нет! А о чем волноваться? Не о чем. В ближайшие несколько часов я весь
в вашем распоряжении - вашем и Эллиса...

- Мне кажется, перед операцией люди обычно волнуются.

- Ну вот опять - сердобольный психиатр. - Он улыбнулся, потом нахмурился
и закусил губу. - Конечно, волнуюсь.

- Что вас тревожит?

- Да все! - он впился в сигарету. - Все буквально! Волнуюсь, как буду
спать. Как буду чувствовать себя завтра. Как буду себя чувствовать, когда
все кончится. А что, если кто-то допустит ошибку? Что, если я превращусь в
овощ? А если больно будет? А если...

- Умрете?

- Ну да! И это тоже.

- Но это правда несложная операция. Это не сложнее, чем вырезать
аппендицит.

- Могу поспорить: вы так говорите всем пациентам, которым предстоит
трепанация черепа.

- Нет, правда. Это простая, быстрая операция. Она продлится полтора часа.

Он слегка кивнул. Она не поняла, удалось ли ей его убедить.

- Знаете, - сказал он, - мне почему-то кажется, что ничего не будет. Я
все думаю, что завтра утром в самый последний момент ко мне придут и скажут:
"Вы здоровы, Бенсон, можете отправляться домой".