Впервые в обычных уверениях евнуха Чаровница уловила нотку искренней обиды и разочарования.
— Уведи меня отсюда, пока я не сошла с ума. Я опять наглоталась дыма.
— Смею заметить, не стоит торопиться с возвращением их в прежнее состояние. Надо увеличить промежутки: такая концентрация ядовитых испарений вредит вашему здоровью.
— Я хотела вернуть его, Торго. Я не желаю терять ни минуты.
— Даже если за сэкономленную минуту приходится расплачиваться днями?
Замечание евнуха всерьез задело Чаровницу. Она вдруг вспылила, сама удивляясь своей необоснованной и неожиданной ярости:
— Кончай ныть и брюзжать, Торго! Делай что приказано, черти бы тебя драли. Я не желаю выслушивать наставления! Отведи меня в спальню, принеси еду и питье. Живо!
Под маской скрывалась отчаявшаяся перепуганная женщина. И маска трещала по швам.
Она поела, попила и погрузилась в сладостное забытье, которого ей удавалось достичь лишь с помощью наркотических паров. В значительной степени это-то и было причиной страхов Чаровницы: слишком уж горячо начинала она стремиться к этим часам отдохновения.
* * *
— В последние дни ты прямо-таки влюбился в этот балкон, — заметила Мериэль.
Бел-Сидек обернулся, улыбнулся ей.
— Здесь хорошо думается.
— Печальные думы ты думаешь. Что сегодня? Новый градоначальник?
— Не угадала. Тут штука тонкая. Сегодня утром я узнал, что в ряды Союза, возможно, прокрался предатель. И занимает в них далеко не последнее место.
Мериэль ахнула.
— Ты вне опасности. Кажется, мы разоблачили его. Он не из моей организации. Он из команды старика.
— Ты уверен?
— Не совсем. Ты, может, думаешь, что это нельзя проверить. Но мы так устроим, что один человек выследит и доложит, виновен ли он. Ирония судьбы — мы напали на след как раз в тот день, когда старик собирался повысить его в звании настолько, что негодяй вполне смог бы завалить все движение. А подозрения у нас зародились лишь потому, что предателя постигло личное несчастье. — Бел-Сидек решил не углубляться в подробности. — Мне почти жаль парня. До сих пор все складывалось так удачно — а сегодня земля разверзнется у него под ногами.
— Ты снова уйдешь?
— Да. Старик собирает совет. Но, если хочешь, я могу вернуться.
— Какая простота, какая скромность и какая робость! Возвращайся, конечно. А сейчас пойдем, я приготовила для тебя целый пир. Отдадим же ему должное, не позволим докучным мелочам испортить нам праздник!
Бел-Сидеку редко случалось вкусно поесть, разве что у Мериэль.
— Согласен, отдадим ему должное.
ГЛАВА 7
Аарон слегка отстранился, рука его осталась лежать на груди Лейлы. Их потные тела постепенно высыхали. Аарон вдруг вздрогнул от холода.
Не сказать, что сегодня было очень хорошо. Вечером они оба не на шутку расстроились, а тут еще Стафа в самый неподходящий момент прыгнул отцу на спину с воплем: «Давай, папка, давай!» Прочие домочадцы тоже проснулись и заинтересовались, в чем дело. Словом, обстановка отнюдь не способствовала пламенной страсти.
Больше всех любопытствовала Миш — ей не терпелось узнать, что происходит в темноте между мужчиной и женщиной. Ее интерес смущал Аарона, порой он ловил себя на мыслях и желаниях, которые заставляли его ужаснуться. Что только не взбредет мужчине в голову! Он потом часами не осмеливался взглянуть Лейле в лицо.
Если б девчонка хоть не шпионила за ними!
Лейла уложила Стафу, вернулась к мужу и прошептала:
— Думаю, нужно сказать Рейхе.
— Нет. Слишком тяжелую ношу ты взвалишь ей на плечи. Она не выдержит и призовет мужа к ответу. И сколько, по-твоему, времени понадобится Насифу, чтобы сообразить, откуда у Рейхи такие сведения?
— Ты опасаешься Насифа? — помолчав немного, спросила Лейла.
— Страх загоняет человека в угол, а загнанный в угол, отчаявшийся человек становится опасен. Ему может прийти в голову способ сохранить свою тайну.
— Тогда почему бы тебе не сказать бел-Сидеку? Говорят, он как-то связан с Живыми…
— Если говорят правду. Рейха останется беспомощной вдовой.
— Но, может, они не…
— Живые убьют его, Лейла. Они суровы и беспощадны. Каждый день они казнят людей за проступки, которым далеко до преступления Насифа. Смерть его будет долгой и мучительной.
— Значит, выхода нет?
— Нет, пока я не решу, кто должен пострадать. А я не хочу, чтоб на совести у меня лежала чья-то гибель.
Генерал смерил взглядом бел-Сидека, проскользнувшего в дом незадолго до часа, на который было назначено совещание. Времени на подготовку оставалось в обрез.
— Ну как, атаман? Приятно провел время с нашей прелестной судовладелицей? Ужин удался на славу?
— Да, сэр. Она немало позабавилась сегодняшнему нелепому стечению обстоятельств. Вы знаете, у Мериэль очень развито чувство юмора, а вышла и впрямь сущая нелепица. Живым удалось почти без всякого риска провернуть крупнейшую операцию по контрабанде оружия. И все благодаря тупому высокомерию геродиан. Если бы они не заставили все суда ждать, пропуская вперед их нового градоначальника со свитой, корабли Мериэль пошли бы первыми и нам не миновать бы целое утро возиться с ловкими и дотошными таможенниками.
— Надеюсь, один из кинжалов этой партии перережет глотку жирному борову Сулло.
— Вы знаете его, сэр?
— Я помню его отца. Говорят, Сулло — точная копия породившего его зверя. За твоим подозреваемым следят. Если, получив мое послание, он не побежит к Бруде, значит, молодчик этот невинен, словно ягненок.
— Да, сэр. Вы поели?
— С этим можно погодить.
— Вам надо бы привыкнуть есть в определенные часы, сэр.
— Безусловно. Но твои материнские заботы тоже отложим на потом. Отвори — стучат.
Бел-Сидек не расслышал осторожного стука. Он ожидал увидеть за дверью Короля, который всегда стремился прийти пораньше. Но его приветствовал Салом Эджит. Бел-Сидек отступил в сторону. Эджит робко вошел. Выглядел он ужасно. Новости об Ортбале Сагдете, видно, лишили его покоя.
Эджит занял свое обычное место и, хоть и пришел первым, не проронил ни слова.
Затем явился Хадрибел, они с Генералом переглянулись, кивнули друг другу. Бел-Сидек проводил его к месту, которое всегда занимал Сагдет. Эджит, даже если заметил это, виду не подал.
Следующим пришел Король Дабдад. Выглядел он не лучше Эджита. И наконец, фанатики, опять вместе и весьма довольные последними известиями..
Генерал оглядел собравшихся.
— Атаман округа Хар сегодня с нами — как обещано. — Он не стал представлять Хадрибела. Предполагалось, что лишь им с бел-Сидеком известны имена присутствующих — хотя, конечно, в лицо все друг друга знали, ведь они были офицерами одной сплоченной маленькой армии. — Сперва о новостях. Приезд нового градоначальника — он немало озадачил оккупантов, пришелся им совсем некстати, а нас удивил. Еще сведения, которые небезынтересны всем здесь присутствующим: Сулло привез с собой колдунью, с довольно скромным, правда, дарованием, по имени Анналайя. Она из Петры или из какого-то другого местечка на Аллерайканском побережье, которое, как известно, богато такими мелкими посредственными ведьмочками. Кто еще имеет что-нибудь сообщить о новом градоначальнике?
— Один из моих людей доложил, — заговорил Король, — что Сулло отказался остановиться в Резиденции. — Резиденцией называлось место пребывания гражданского правительства геродиан. Она находилась в акрополе, как и Дом Правительства, примерно в полукилометре от него. До завоевания Кушмарраха то было здание главного храма Арама Огненного. — Он хочет поселиться в горах к востоку от города. Наверное, место, где встретили свою судьбу многие другие негодяи, внушает Сулло суеверный ужас.
— Посмотрим, проследим. Далее. Есть предположения — зачем Фа'тад вторгся в лабиринт квартала Шу? Или он просто хочет подразнить Кадо?
Атаманы пожали плечами, покачали головами.
— Салом? Твои люди работают вместе с дартарами. Так что же?
— Пока ничего, сэр. Слишком мало времени прошло. Но, пари держу, ничего и не будет. Фа'тад чертовски скрытен. Даже дартарские командиры по большей части не понимают его. Порой он и сам себя не понимает. Что-то задевает его, будит воображение, он реагирует, как сорока на блестящую монетку — хватает ее и начинает играться. Право, он" похож на ребенка, который выдергивает нитки из штопки на штанишках, — ему просто охота посмотреть, что получится.
Старик слушал внимательно, не обращая внимания на боль, которая кусала его точно злая собачонка.
— После обсудим. Что еще новенького? Ничего? Тогда вернемся к старым делам. Мы продолжаем прежнюю линию — стараемся вести себя незаметно, затеряться среди населения Кушмарраха. Мы усыпляем оккупантов, убаюкиваем их — пусть себе думают, что время и постоянные разочарования сломили Живых. Мы вступаем в фазу, когда основные наши усилия направлены не на выступления против Герода, а на работу среди кушмаррахан. — Генерал поморщился: боль не отпускала его. — В скором времени станет возможной серьезная попытка вернуть наше законное достояние. Назначить срок не в нашей власти. Может, на следующей неделе, а может, через полгода. Но результат целиком и полностью зависит от нашей, подготовки. Когда наступит долгожданный день, мы поднимем большое восстание, о чем давно мечтают некоторые из наших братьев.
Указания следующие: смягчайте столкновения между угнетателями и нашими людьми. Направьте их энергию на определение возможно более широкого круга сторонников движения. Когда пробьет час, членов Союза будет недостаточно, нам понадобятся сотни и сотни людей. Оружие лучше вручать не незнакомцам, а надежным бойцам, чья вера и убеждения нам известны. Первые часы решат исход восстания. Мы должны надолго выбить неприятеля из колеи, не дать врагам затушить огонь в самом начале пожара. Мятеж должен разгореться мощным пламенем, чтоб ни Кадо, ни Фа'тад не смогли остановить его.
"К чему эта речь? — мелькнуло в голове старика. — Мои атаманы слышали ее бессчетное количество раз, она им оскомину набила».
— Я повторяюсь. Прошу прощения. Итак, вкратце. Мы накапливаем силы к дню, который наступит в недалеком будущем. Точную дату назвать не могу, но пройдет не больше шести месяцев. Мы готовимся и в то же время делаем вид, что как никогда далеки от мысли о восстании. И напоследок. Вы никому не имеете права говорить о приближении решающей даты. Никому, без исключений и извинений. Любой, кто проговорится, и любой, кто выслушает его, немедленно разделят участь бывшего атамана округа Хар. Тайна превыше всего. Это крайне важно. Все все поняли?
Атаманы не успели выразить свое согласие: в дверь громко постучали.
Старик раздраженно махнул бел-Сидеку, а остальным жестом велел отойти в сторону.
Бел-Сидек приоткрыл дверь и через щелку пошептался с неожиданным посетителем. Потом запер ее опять и подошел к старику.
— Мальчишка, лет десяти, принес вот это. Для вас, полагаю. Генерал взглянул на сложенный листок бумаги. С наружной стороны был нарисован воробей.
— Разверни. Поднеси ближе, чтоб я мог разобрать. — Он напряг глаза.
Кто бы ни был автор послания, он принял в расчет слабость старика. Буквы были очень крупные. Генерал перечел записку второй раз, перевел глаза на стоящего рядом бел-Сидека — старик не видел его, различал лишь какую-то фигуру.
— Ты был прав, атаман. Сейчас тот человек находится в Доме Правительства. — Он протянул записку бел-Сидеку. — Поступай как сочтешь нужным.
Бел-Сидек дважды пробежал письмо и погрузился в размышления. Дело не в том даже, что вражеский агент проник в Союз и достиг в нем высокого положения. Все куда серьезнее. Получается, что вина людей, которые кляли себя за поражение при Дак-эс-Суэтте и, дабы искупить эту вину, посвятили жизнь служению Союзу, весьма сомнительна. Служение их — лишь надменное принятие на себя чужих грехов, гордыня по сути. Неужели Кушмаррах пал из-за ничтожного подмастерья кузнеца, у которого сдали нервишки во время жалкого сраженьица, стычки, которую и битвой-то не назовешь?