— Выглянул на улицу… услышал крик. Подумай только, бел-Сидек, тот зверюга, похититель детей, воспользовался нашим именем, чтобы избежать дартарского правосудия. Куда мы катимся? К чему это приведет? К письменному столу, я сказал.
Бел-Сидек опустил его на кровать.
— Слишком много говорите, сэр. Молчите и отдыхайте.
— К письменному столу. Это приказ.
— В таком случае считайте, что я взбунтовался. По крайней мере до этого вы дожили, радуйтесь.
— Мы должны выразить свое отношение. Этого человека необходимо схватить. Люди и так готовы обвинить нас во всех злодеяниях.
— Диктуйте, я обо всем позабочусь.
Старик продиктовал приказ и лишь тогда отвернулся к стене. Упрямый старый придурок. Надо же выдумать такое — встал без посторонней помощи. В лучшем случае он, мог переломать свои хрупкие старческие косточки.
Бел-Сидек занялся ужином. Беспокойство не оставляло его. Сегодня ночью ему опять нужно к Мериэль. Но очевидно, что кто-то должен пасти Генерала: у старика определенно мутится в голове, его нельзя оставлять без присмотра. Однако встретиться с Мериэль тоже необходимо. Он должен распорядиться размещением оружия на ее складе. Опасно хранить его в одном месте.
Хадрибел. Новый атаман Хара еще не переехал из Шу. И в затруднительной ситуации с геродианским агентом, занявшим высокое Положение в Союзе, он кое-чем помог.
Да, Хадрибел. Он отлучится на несколько минут и приведет Хадрибела.
ГЛАВА 10
Эйзел мрачно обдумывал донесения Мумы — трактирщик все новости узнавал первым. Особенно занимали Эйзела дурные вести.
В Эстанедо смерти забили похитителя детей. Не хочется идти, но выбора нет. Если Агмед или бел-Шадук сваляли дурака и попали в беду, в крепости должны знать об этом. И немедленно.
Эйзел почти желал, чтоб опасения его оправдались. Такой удар заставит Чаровницу призадуматься.
Он оттолкнул стул, вскочил. День клонился к вечеру. Эйзел повернул на восток; он выбирал окольные пути, укромные переулки. Все главные улицы были заняты дартарами — они направлялись к Осенним воротам, в свой лагерь за чертой города. Эйзелу сегодня не хотелось больше сталкиваться с дартарами: руки чесались изувечить парочку-другую проклятых кочевников, а это было бы в высшей степени неразумно.
Ему не нужно было рыскать по Эстану: то, что искал Эйзел, находилось в другом месте — у Козлиного ручья, на пустырях близ Старой стены. Это место геродиане отвели под свалку мусора. Мух и крыс развелось видимо-невидимо. Впрочем, немало их было и до завоевания Кушмарраха. В те времена отходы и всякий ненужный хлам просто выкидывали из окон в надежде, что дождевые потоки смоют грязь. К западу от акрополя так поступали и поныне.
Одна из самых больших мусорных куч служила зловещим целям: сюда на съедение стервятникам бросали трупы преступников.
К соседней куче сносили нежеланных младенцев — пусть подыхают, а может, и пригодятся кому. За последние дни здесь собралось несколько заморышей. Проходя мимо, Эйзел подумал: а не было бы лучше, если б в свое время он тоже попал на эту своеобразную выставку.
Тело он нашел. Смеркалось, но Эйзел разглядел все, что хотел, и повернул назад.
Садат Агмед — и вид у него теперь совершенно безобидный.
Не успел Йосех поужинать, явился Мо'атабар.
— Фа'тад срочно требует его к себе, — обратился он к Меджаху: Ногах с Фаруком и еще несколькими членами отряда остались в городе, спрятавшись в лабиринте. — Тебя тоже.
Меджах что-то недовольно пробурчал в ответ, Йосех вторил ему.
— А сегодня ты совсем не трусишь, братишка, — заметил Меджах после ухода Мо'атабара.
— Да болит все, Не до Фа'тада. — Йосех вздрогнул, но не от боли: в лагере допрашивали пленных, кое-кто отказывался понимать по-хорошему, и дартарам приходилось прибегать к увесистым доводам.
Однако по пути к штабу Фа'тада Йосех несколько изменил свое мнение о подобных методах допроса. В конце концов, должна же от подонков быть хоть какая-то польза. Яхада молча пропустил братьев в шатер и указал, где сесть. Фа'тад выслушивал доклады командиров.
— У него был тот же порошок? — спросил он.
— Да, видимо, он опорожнил два пакета, — ответил неизвестный Йосеху дартарин. — Наши люди подоспели позже. Впрочем, ножом он тоже орудовал вовсю. Порезал дюжину человек, двое вряд ли выживут.
Фа'тад сердито заворчал.
— Он был дартарином.
Фа'тад заворчал снова и стал мрачнее тучи. «Может, у него несварение желудка?» — подумал Йосех.
— Один из наших людей узнал разбойника. Его звали Садат Агмед из рода ал-Хадида. Отщепенец.
— Припоминаю. Вороват был и как что — сразу за нож хватался. Тело обыскали?
— Ничего не нашли, кроме золота. Три слитка было зашито в штанах, а в рукавах — еще больше.
— Выходит, похищать детей — прибыльное занятие. Итак, мы уже столкнулись с двумя бандитами, промышляющими этим делом, и оба — вооружены одним и тем же колдовским, но не очень сильным зельем. Сколько их всего? Кто покупает у них детей? И что они с ними делают?
Командиры только плечами пожимали: пока не схватишь кого-нибудь из похитителей живьем, ни черта не узнаешь.
— Расскажи о другом, — велел Фа'тад Йосеху. Йосех изложил дневные события. Меджах — со спины верблюда ему было видно лучше — дополнил картину.
— Один вывод точно напрашивается, — вмешался Джоаб, — в Шу мы зря теряем время. Тот человек сказал, что он — член Союза Живых, и тогда толпа набросилась на наших парней.
Йосех удивленно взглянул на Джоаба — он ничего об этом не слышал.
— Значит, Живые. Мы пока не станем трогать их, Джоаб Пусть берут с нас пример и не рыпаются.
— Ничего себе не трогать! Ведь мы хотим отнять у Живых ночь — их время.
— Твоя правда.
— К тому же Кадо скоро разнюхает, что наши воины остались в городе на ночь.
— Верно. Но рассуди: мы мешаем преступникам вершить свои темные делишки, а Герод приказывает оставить их в покое. Кто выигрывает в глазах кушмаррахан?
— Повторяю, твоя игра для меня чересчур тонка, — возразил Джоаб. — По-моему, нужно выйти на офицеров Союза и договориться с ними.
— Ставки куда выше, дружище. — Ал-Акла только сейчас осознал, что в шатре посторонние. — Йосех, Меджах, вы свободны, спасибо. Я не забуду ваше усердие.
Братья поднялись. Йосех успел расслышать слова Джоаба:
— Одному из парней пришло в голову, что мы могли бы нарядить наших людей в костюмы вейдин.
— А лица?
— Я как-то не подумал, что лица выдадут нас, — смущенно пробормотал Йосех, когда они шли обратно через лагерь.
— Ничего, парень, с возрастом поумнеешь.
Генерал услышал, как открылась входная дверь, услышал шаги. Но то не были шаги хромого, волочащего ногу бел-Сидека. Старику стало страшно, но уже через минуту он слабой улыбкой приветствовал Хадрибела.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Превосходно.
— Бел-Сидек очень обеспокоен. Он сказал…
— И эту старую суетливую бабу я назначил своим преемником! Нынче вечером боги смилостивились надо мной.
Старик ни на секунду не забывал, что надо доставить Насифа в указанное Эйзелом место.
— У меня для тебя есть поручение, Хадрибел. Оно должно быть выполнено: бел-Сидек отказался, а промедление может привести к провалу движения. Прежде всего отведи меня к письменному столу.
Хадрибел замялся было, но потом послушался. Генерал быстро нацарапал послание Эйзелу и заговорил снова:
— Ступай к Карзе и попроси его ко мне. Поторопись, и тогда почти все время, что ты будешь ходить по другим делам, со мной просидит он, и совесть тебя не замучит.
— По другим делам, сэр?
— Да. Передашь вызов Карзе, а после займешься предателем Насифом бар бел-Абеком. Завяжешь ему глаза и доставишь на место, где его примет у тебя наш человек. — Старик подробно изложил где и как, строго-настрого наказав даже не пытаться разглядеть этого таинственного человека, близко к нему не подходить. — Он — самое ценное мое достояние, я не желаю рисковать, вдруг, упаси Арам, кто-нибудь случайно выдаст его Покончив с предателем, снесешь записку на постоялый двор Мумы. — Пришлось растолковать Хадрибелу, — где это находится. — Отдай записку Муме в собственные руки, никому другому. Потом возвращайся. Постучи. Если Карза еще не уйдет, он откроет, и ты посидишь подождешь, " займешься чем-нибудь. Если же он не ответит, просто зайдешь и пробудешь со мной до возвращения бел-Сидека. Ясно?
— Вполне.
— Отлично. Тогда доведи меня до кровати и отправляйся. Обессиленный, старик рухнул на постель и сразу же погрузился в глубокий сон. Очнулся он, лишь когда пришел Карза. Пришел, чтобы услышать сокровенные тайны Живых.
В клетке вдруг наступила зловещая тишина. Она-то и заставила Зуки очнуться, встревоженно оглядеться кругом. Он увидел, что в дверь вошел великан и что направляется он прямиком к нему.
У Зуки бешено заколотилось сердце. Он обмочился. Он судорожно всхлипывал. Хотел вскочить, бежать, но ноги не слушались.
Великан поднял его и понес прочь из клетки, через огромные залы — в просторную комнату, освещенную лишь двумя свечами в углу.
Великан усадил Зуки между свечами и предупредил.
— Не двигайся, малыш, пока не скажут, а то пожалеешь. Но Зуки и без того оцепенел от ужаса.
В сумерках по пыльной проселочной дороге, что проходила мимо дома вдовы национального героя Кушмарраха, генерала Ханно бел-Карбы, ехала разукрашенная с нелепой яркостью запряженная осликом тележка. Возничий остановился рядом со старухой, которая сидела на обочине и горько плакала. Вокруг суетились несколько слуг, чью верность мортианам не удалось поколебать ни угрозами, ни тумаками.
— Помогите ей сесть в телегу, — велел им возничий.
Один из слуг — он трясся от страха — нерешительно спросил:
— Кто вы?
— Старый друг ее мужа. Я приехал, чтобы доставить вас в безопасное место.