серебристой, как воздушный пузырь в воде.
темно-рубиновый. Теперь, зная уже, чего нужно избегать, я пошел по
азимуту, стараясь обходить подальше синеватые стволы. Вскоре они вовсе
исчезли, но мой индикатор, более чувствительный, чем красный шарик, все
время показывал, что излучение, хотя и значительно более слабое, идет от
всей почвы. Радиация опасна не столько своей силой, сколько длительностью
воздействия на организм. Поэтому шкала прибора градуирована в единицах
времени. По ней я определил, что, не опасаясь неприятных последствий, на
этом месте можно находиться не более получаса. Учитывая это, я прибавил
шагу и вскоре очутился перед лабиринтом удивительных форм, не похожих ни
на что ранее мне встречавшееся.
нагромождение, усеянное большими выпуклостями и пузырями. Вероятно, так
должна выглядеть мыльная пена под сильным увеличительным стеклом. Масса
эта казалась необычной еще и потому, что в нее было вплавлено множество
серебристых шариков. Это можно сравнить с роем насекомых, залитых во время
полета волной жидкого янтаря. Я попытался взобраться на стеклянную
возвышенность, но тотчас же сполз обратно. На миг мне показалось, что я в
стране из сказки "Витязь под стеклянной горой". Потом я пошел параллельно
преграде. Кое-где она походила на затвердевшую морскую волну: это
впечатление создавал ее взлохмаченный бахромчатый гребень. К самой стенке
"волны" подойти было трудно из-за множества клубков, похожих на стеклянных
осьминогов. Они соединялись между собой висящими в воздухе ветвями,
которые кое-где отвалились и устлали почву выпуклыми обломками. Я решил
влезть на клубок в предварительно попробовал разбить один из них
подкованным сапогом. Он треснул, но не развалился. Однако когда я поставил
ногу на выщербленную поверхность и попытался подняться, остаток его
оболочки рассыпался под моей тяжестью вдребезги, и я опять очутился внизу.
Я повторил попытку в другом месте, но с тем же результатом, причем острые
обломки чуть не разорвали мне комбинезон. Отказавшись от этой мысли, я
отправился дальше. Прозрачная преграда тянулась широкой дугой и, судя по
показаниям моего компаса, сворачивала на восток. Вскоре я очутился перед
узким отверстием в стеклянной стене. В глубине его поблескивало несчетное
множество вплавленных в стекло серебристых шариков. Захваченный
необычайным зрелищем, я приблизил лицо к отверстию, напоминающему огромную
трещину во льду, - и остолбенел: оттуда на меня смотрело чудовище с
заостренной головой и раскинутыми, как крылья летучей мыши, ушами. Нижняя
часть его тела расплывалась в туманном облаке. Я отпрянул в испуге и лишь
потом понял, что это мое собственное отражение, искаженное неровной
поверхностью.
каждую выпуклость, удалось мне вскарабкаться на гладкую стену. Невыносимый
зной чувствовался все сильнее; не помогало и электрическое охлаждающее
устройство, вделанное в комбинезон, хотя я давно уже включил его. Я
балансировал на цыпочках с раскинутыми руками, стараясь ухватиться хоть за
какой-нибудь выступ. Меня вдруг поразило все усиливающееся биение моего
сердца: пульс стучал все громче, громче, громче... Но это не был пульс!
сапогами обломки, я бежал, чтобы найти место, откуда можно было бы увидеть
все небо. Высоко вверху светлела чистая молочно-белая пелена облаков. Гул
медленно приближался, рос, усиливался. Между слоями туч просвечивало
что-то длинное, округлой формы, как темная рыба. "Космократор"!
самолету! Больно ударяюсь о застывшие струи, падаю на колени, вскакиваю и
снова вызываю ракету. Гул ее становится другим. Корабль наклоняется носом
книзу, входит в поворот, начинает описывать узкую спираль. Его темный на
белом фоне корпус увеличивается. Из сопел вырывается огненный столб.
Перепрыгивая от ствола к стволу, я вбегаю на необыкновенный стеклянный
мостик, перескакиваю через неподвижно светящиеся обломки, а доносящийся
сверху мерный шум двигателей растет, переходит в оглушительный грохот и
снова удаляется, затихает... Ракета все время кружит на опасно малой
высоте, но я не могу смотреть в ее сторону: мне приходится обходить
острые, торчащие, как мечи, кристаллы.
через нее - пот стекает на глаза, дыхание прерывается, я не могу даже
крикнуть в микрофон, - какая-то глыба рушится у меня под ногами, я теряю
равновесие и падаю.
как внезапно над самым ухом раздается тихий иронический голос:
останавливаюсь. Здесь не пройти - нужно вернуться. Я снова пускаюсь бежать
и слышу, как ослабевает рокот двигателей. Ракета расплывается в тучах, как
призрак, шум двигателей переходит в низкий гул, все слабеет, удаляется,
еще минута - и до меня уже не доносится ни звука, ни шороха. Только мое
прерывистое дыхание отдается в металлической внутренности шлема, -
наушники все время молчат, а вокруг светятся чудесными красками синие,
желтые, красные кристаллы... И тишина, глубокая тишина!..
Тучи плывут все время в одну сторону; я не спускаю напряженного взгляда с
их яркой белизны, и глаза наполняются слезами, которые текут по щекам, -
но слезы вызваны не только этим...
- ну и что же?"
гирокомпас. В этом бешеном беге я потерял ориентировку. Радиоактивность
здесь слабее, чем у стеклянной стены, - в матовом шарике лишь тлеет
красноватый огонек. Я оглянулся. Вокруг меня высокие, разветвляющиеся
кристаллы. Один наклонился набок, и на его неровной граненой поверхности,
среди фиолетовых жил лежит серебряный шарик, - такие шарики я видел
недавно вплавленными в стеклянный массив. Присматриваюсь к нему. Словно
отлитый из серебристого металла, слегка приплюснутый и величиной не больше
горошины, он привлек мое внимание только потому, что лежал не на
поверхности кристаллического "сучка", а был как бы подвешен в нескольких
миллиметрах над ним. Я подошел и остановился как вкопанный. Серебряная
горошинка дрогнула. Она обращена ко мне заостренным концом, на котором
блестит искорка, - нет, нет, это высовывается тонкая, как волос,
проволочка! В то же время в наушниках раздался короткий, прерывистый звук.
Затаив дыхание, я вглядываюсь в серебряную горошинку. Она стоит на чуть
видной спиральке, которая растягивается и сокращается. Это движение
становится все заметнее. Я невольно отпрянул. Горошинка как бы оседает на
камень. Приближаюсь - она двигается, а в наушниках звучит высокий тон.
спутанных мыслей. - Металлические мурашки! Металлические мурашки!"
на ничтожные размеры, это одно из тех существ, которые восемьдесят лет
назад построили межпланетный корабль. А если оно будет защищаться, -
возможно, каким-нибудь смертоносным излучением? Я взглянул на указатель
радиоактивности. Излучение не усилилось. Обошел горошинку со всех сторон и
заметил удивительную вещь. Стоит только мне отвернуться от нее, она
замирает и не шевелится, словно застывшая капля металла. А если я смотрю
прямо на нее, она начинает двигаться и поворачивается ко мне острым
концом, из которого высовывается проволочка. В наушниках же в это время
раздаются отрывистые звуки. Так повторялось неоднократно. Что это могло
значить? Не хотело ли загадочное создание связаться со мной таким
способом? А те, что застыли в стеклянной массе, - мертвые они или нет? Я
стоял, совершенно беспомощный. О, если бы в этот миг со мною был
кто-нибудь из товарищей! Меня доводила до бешенства моя беспомощность. Я
достал нож и положил его рядом с горошинкой. Она, казалось, не обратила на
него внимания. Я отвернулся, поглядывая уголком глаза. Она не двигалась.
Отошел на несколько шагов. Она не шевельнулась. Стал снова, приближаться,
не сводя с нее глаз. Она высунула свою блестящую проволочку, спиралька
заплясала, и в наушниках снова раздались звуки.
горошинку. Ничего не случилось. Поднес ее к самому окошку шлема: звук в
наушниках еще больше усилился. Неужели она выражала таким способом свое
недовольство?
горошинку. Звякнуло: она, несомненно, металлическая. Захлопнул крышку, и
писк в наушниках сразу прекратился. Это, по крайней мере, было мне
понятно: металлические стенки коробки не пропускали электромагнитных волн.
Я двинулся в обратный путь с таким чувством, будто нес в кармане что-то
вроде бомбы замедленного действия, заведенной на неизвестный мне час.
Минут через двадцать я был уже у самолета и прежде всего подсел к
радиоприемнику. Но эфир молчал, слышались только частые близкие
потрескивания. С момента посадки прошло четыре часа. Я уселся в кабине,
намереваясь поесть, и уже хотел было закрыть ее, как мне захотелось еще
раз посмотреть на жителя Венеры. Открыл коробочку и заглянул внутрь:
крохотное существо дрогнуло, высунуло свою проволочку, а в наушниках, как
и раньше, послышались отрывистые сигналы. Сам не знаю почему (и это одно
из самых неприятных мест в моих воспоминаниях), мне не хотелось есть, так
сказать, "у него на глазах". Я положил коробочку на крыло самолета,
заперся в кабине и, очистив ее от ядовитой атмосферы сжатым кислородом из
баллона, принялся за свои запасы. Я ел с удовольствием и аппетитом, как
вдруг откуда-то донесся медленный звук, то усиливавшийся, о стихавший. Ну
да, это был "Космократор"!