питья.
дорогу. Дайте мне свой бинокль, - попросил я Арсеньева, - он сильнее
моего.
башенок. Еще во время совещания я заметил, что две из них стоят очень
близко друг к другу, напоминая раздвоенный каменный обелиск. Я втиснулся в
щель между ними и, работая то ногами, то спиной, отталкиваясь руками,
быстро выбрался наверх. Вначале мне еще были слышны обрывки разговора
между Солтыком и Арсеньевым, потом, когда они исчезли за скалами, голоса в
наушниках утихли.
свесив ноги в пропасть. Я приложил бинокль к глазам: над обрывом, ясно
вырисовывавшимся в поле зрения, торчали две вершины. Редкий туман,
висевший в воздухе, придавал им свинцовый оттенок и стирал подробности
рельефа. Я обнаружил скалистый гребень, поднимавшийся от осыпей и
подходивший к главному массиву. Один раз мне показалось, что беловатое
облако, двигавшееся по одной из замеченных мною вершин, вдруг исчезло. Это
могло означать, что между нами и этой вершиной лежит еще одна долина. Я
всмотрелся внимательнее, но не увидел ничего, что могло бы возбудить
подозрения, и решил товарищам об этом не говорить. Вскоре их голоса снова
послышались в наушниках.
вдвое веревку вокруг выступа скалы.
и это странно не вязалось с видимостью: мои спутники еще только
приближались к подножью шпиля, на котором я сидел, и с высоты, равной
многоэтажному дому, были похожи на серых, большеголовых муравьев.
веревку, проходившую под левой рукой. Секунд через пятнадцать я был уже с
товарищами и потянул веревку за конец: она слетела сверху свободными
петлями.
заметил Райнер, несколько подозрительно глядя, как я свертываю веревку. Я
решил, что он, из всех нас наименее опытный в альпинизме, побаивается
восхождения.
Сначала по склону вдоль границы пояса магнетитов, до самой стены, потом
немного левее, а дальше по гребню к горам. Кажется, в одном месте есть
обрыв... Нам или придется свернуть, или мы перейдем через него...
такие крутые и растрескавшиеся, что по ним приходилось ползти на
четвереньках. Потом показались длинные шероховатые плиты, по которым идти
было совсем хорошо.
мной, - почему ток в трубе появился именно тогда, когда мы приземлились?
Действительно ли это случайность, совершенно не связанная с нашим
присутствием?
сети, в которой периодически появляются мощные токи. Начинается это с
медленного роста напряжения... Вы помните звук, который мы называли "лампы
под током"? Потом появляются более мощные волны... как гуденье под
шаром... и наконец предельная мощность. Такое явление может повторяться
раз в несколько часов или раз в сутки.
камень. Мы приблизились к гребню отрога, опоясывавшего долину. Я
отвернулся, чтобы в последний раз поглядеть вниз.
пусто под тучами, лениво ползущими на восток. Белый Шар превратился в
маленькую точку, еле видимую на сером фоне камней.
как и я, хотел взглянуть на место нашего поражения. Мы молчали; кровь
сильно билась в висках, сверху доносился приглушенный шум ветра,
разбивающегося о края обрывов.
немного, потом двинулся дальше. Его скафандр порой исчезал из глаз,
сливаясь с серовато-коричневым цветом скал, и тогда только металлический
шлем блестел среди камней. Высоко над нами возвышалась увенчанная тучами
вершина, которая была целью нашего пути.
ЧЕРНАЯ РЕКА
увидели еще одну долину, застланную морем волнующегося тумана. Она была
расположена выше долины Белого Шара и представляла собой скалистую
котловину, окруженную черными, заостренными зубцами стен. После краткого
совещания мы решили обойти долину с южной стороны, где склон, постепенно
снижаясь, примыкал к большой горе. Рыхлые, зыбкие клочья тумана клубились,
распластывались и медленно, безостановочно поднимались, затопляя склоны.
Связавшись веревкой, мы двигались по острому хребту, залитому с обеих
сторон молочной мглой. Иногда легкое облако, подхваченное ветром,
поднималось кверху, задевало за скалу и проплывало между нами. Тогда я
видел только темную, увеличенную тень шагавшего впереди Арсеньева. От
напряжения кровь приливала к голове и к глазам, а на экране, казалось,
появлялись туманные, светлые пятна, очертания звездных призраков. Но
стоило раза два закрыть глаза, и все исчезало - оставался только туман.
тренировались, давало себя знать. Пот обильно скапливался на лбу, стекал
по шее, по груди, со лба на лицо.
время на одном и том же расстоянии от нас. К нам был обращен ее огромный
складчатый склон, изрезанный оврагами. Ребро хребта снижалось. Его черная
линия исчезла в плывущих облаках. Это место было похоже на длинный узкий
мыс, со всех сторон омываемый белым океаном. Когда мы достигли его конца,
я предложил отдохнуть. Все были измучены. Райнер спотыкался даже в
сравнительно легких местах. Мы расположились под выступом хребта. К
счастью, здесь не было мороза - самого, пожалуй, страшного врага горных
вылазок на Земле. Скала была теплая, словно нагретая солнцем. Я услышал,
как химик что-то говорит о шоколаде.
остановимся? - обратился он ко мне.
сейчас можно сделать. Четырех часов для отдыха хватит. Я разбужу вас, я
умею просыпаться в нужное время.
откуда-то издалека: я погрузился в блаженный покой.
их, нет, мы были в самых лучших отношениях. Вдруг я увидел, что одна из
них сидит у меня на руке и кричит: она требовала, чтобы я немедленно
поднялся в воздух и полетел к ракете, так как товарищи беспокоятся о нас.
Другие мурашки, стоя на земле, вторили ей пискливым хором. Напрасно я
объяснял им, что не умею летать. Наконец, рассердившись, я махнул рукой и
взлетел. Помню, что трепыхался над самой землей тяжело, как курица, и
вдруг что-то потянуло меня вниз с такой силой, что я сел и проснулся. Ко
мне приближался конусообразный металлический пузырь с огромным стеклянным
глазом. В первое мгновение я подумал, что это какой-то призрак, и только
спустя некоторое время узнал шлем Арсеньева.
вскочил.
пробормотал я. Арсеньев разбудил Солтыка и Райнера. Подкрепившись
последними таблетками витаминного концентрата, мы двинулись дальше. Воздух
был спокоен, и туман лежал неподвижно. Там, где грань понижалась, мы шли
по колено в молочных испарениях, а порой и вовсе исчезали в них. Каждый
шаг был опасен. Мы двигались очень медленно, и прошли долгие часы, пока
под ногами заскрипел щебень осыпи, - это было устье большого оврага,
глубоко врезавшегося в склон вершины. Подниматься было нетрудно, но очень
мучительно. Скафандр становился все тяжелее. Мне хотелось сорвать с головы
шлем, чтобы хоть раз глотнуть свежего воздуха. Я невольно оглянулся.
Товарищам, менее опытным в горных восхождениях, очевидно, было еще
тяжелее. Сгорбившись, они медленно двигались в тумане, ползущем вверх по
склону низко нависшими клочьями. Вершина давно уже исчезла у нас из виду:
склон расступился на обе стороны потрескавшимися скатами, словно здесь
прошел лемех гигантского плуга. Дно оврага было усыпано беловатым сухим
щебнем, а высоко над краями обрыва торчали желтоватые, серые, бурые башни.
Из-под их грозно нависших сводов расходились конусы осыпей. В восемь часов
утра, через семнадцать часов после катастрофы, мы взобрались по большим
обветренным глыбам на вершину.
- бесконечное море тумана, исполосованное тонкими линиями теней,
переходящих вдали в бурый и лиловый цвет. И до самого конца горизонта -