Чтение 39–й страницы книги ~Больница Преображения~

чистым звоном стекла.

Стефана поразило его насупленное лицо; казалось, он вот-вот
разрыдается. Стефан не решался заговорить, но Ригер неожиданно дернулся:
до этого он пытался сдержать икоту.

- Не знаете, где Паенчковский?

- В сад пошел, - ответил Ригер и опять икнул.

- Зачем?

- С ксендзом. Наверное, молятся.

- Ага.

Увидя Стефана, из библиотеки вышел Секуловский.

- Вы куда?

- Сил больше нет. Лягу; думаю, всем нам еще потребуется много сил -
утром.

В белом халате Секуловский казался толще, чем обычно. Пояс не сходился;
он надвязал его бинтом.

- Вы меня восхищаете. Я... я... я бы не смог.

- Э, что там. Пошли ко мне.

На лестнице Стефан заметил прислоненный к батарее сверток. Вспомнил,
что его дал ему тот парнишка. Поднял сверток и с любопытством развернул.
Это была голова мужчины в каске, погруженная до верхней губы в кусок
камня. Набухшие глаза и раздутые щеки. Невидимый, утопленный в камень рот
кричал.

Придя к себе, Стефан положил скульптуру на стол, стянул с кровати
одеяло и, придвинув стул поближе, прилег, опершись на подушку. В эту
минуту прибежал Ригер.

- Слушайте, пришел молодой Пощчик, забирает шестерых больных, поведет
их лесом в Нечавы. Хотите идти с ними, господин Секуловский?

- Кто пришел? - одними губами, почти беззвучно спросил Стефан.

Но его шепот покрыл голос Секуловского:

- Кто? Каких больных?

Стефан, полусонный, встал с кровати.

- Ну, молодой Пощчик, сын этого электрика... из леса пришел и ждет
внизу, - волновался протрезвевший Ригер. - Берет всех, кому старик не дал
люминала. Ну, вы идете или нет?

- С сумасшедшими? Сейчас?

Поэт в сильном возбуждении вскочил со стула. Руки у него тряслись.

- Мне идти? - Он повернулся к Стефану.

Тот промолчал; его ошеломило известие, что так внезапно объявился
человек, который все время был где-то поблизости, а он, Стефан, ничего не
знал об этом.

- Я в этих обстоятельствах советовать не могу...

- После комендантского часа... с сумасшедшими... - вполголоса бормотал
Секуловский. - Нет! - проговорил он громче, а когда Ригер бросился к
двери, закричал: - Да постойте же вы!

- Ну давайте, решайтесь! Он не может ждать, два часа лесом!

- А кто он такой?

Ясно было, что Секуловский задает вопросы, только чтобы выиграть время.
Он теребил пальцами узелок на матерчатом поясе халата.

- Вы что, оглохли?! Партизан! Вот пришел да еще устроил Паенчковскому
скандал, что тот дал другим пациентам люминал...

- На него можно положиться?

- Не знаю! Идете вы или нет?

- А ксендз идет?

- Нет. Так как?

Секуловский молчал. Ригер пожал плечами и выбежал из комнаты, с треском
захлопнув дверь. Поэт шагнул было вслед за ним, но остановился.

- Может, пойти?.. - растерянно спросил он.

Голова Стефана упала на подушку. Он пробормотал что-то
невразумительное.

Слышал, как поэт ходит по комнате и что-то говорит, но смысла слов не
понимал. Сон навалился на него.

- Ложитесь-ка и вы, - пробормотал он и заснул.

Стефана разбудил резкий свет. Кто-то ударил его палкой по руке. Он
открыл глаза, но продолжал лежать не шевелясь; в комнате было темно, шторы
он опустил еще вечером. Около кровати стояли несколько высоких мужчин.
Стефан машинально прикрыл глаза рукой: один из мужчин направил фонарь
прямо ему в лицо.

- Wer bist du? [Ты кто такой? (нем.)]

- A, lass ihn. Das ist ein Arzt [А, оставь его. Это врач (нем.)], -
отозвался другой голос, как будто знакомый. Стефан вскочил, трое немцев в
темных клеенчатых плащах, с автоматами, перекинутыми через плечо,
расступились перед ним. Дверь в коридор была открыта настежь, оттуда
долетал глухой топот кованых сапог.

В углу комнаты стоял Секуловский. Стефан заметил его только тогда,
когда немец направил в угол луч фонаря.

- Auch Arzt, wie? [Тоже врач, да? (нем.)]

Секуловский быстро заговорил по-немецки срывающимся, каким-то
незнакомым голосом. Выходили из комнаты по одному. В дверях стоял Гутка.
Передал их солдату, приказав проводить врачей вниз. Они спустились по
второй лестнице. В аптеке, перед входом в которую стоял еще один черный с
автоматом, они застали Паенчковского, Носилевскую, Ригера, Сташека,
профессора, Каутерса и ксендза. Сопровождавший Стефана и Секуловского
солдат вошел вместе с ними, запер дверь и долго всех разглядывал. Адъюнкт
стоял у окна, сгорбившись, спиной ко всем, Носилевская сидела на
металлическом табурете, Ригер и Сташек устроились на столе. День был
облачный, но светлый; сквозь редеющие листья за окном проглядывало серое
небо. Солдат загородил собою дверь. Это был парень с плоским темным лицом,
со скошенными скулами. Он дышал все громче, наконец заорал:

- Ну вы, паны докторы, на шо вам вышло? Украина була и будэ, а вам
каюк!

- Выполняйте, пожалуйста, свои обязанности, как мы выполняем свои, а с
нами не говорите, - на удивление твердым тоном заметил Пайпак в ответ.
Выпрямил спину, неторопливо повернулся к украинцу и уставился на него
своими черными глазками из-под нависших седых бровей. Дышал он тяжело.

- А ты... - Солдат поднял шарообразные кулаки.

Дверь распахнулась, сильно толкнув его в спину.

- Was machts du hier? Rrrraus! [Ты что тут делаешь? П-шел! (нем.)] -
рявкнул Гутка.

Он был в каске, автомат держал в левой руке, словно собирался им
кого-то ударить.

- Rune! - крикнул он, хотя все и так молчали. - Sie bleiben hier
sitzen, bis Ihnen anders befohlen wird. Niemand darf hinaus. Und ich sage
noch einmal: Solten wir einen einzigen versteckten Kranken finden... sind
Sie alle dran [Тихо! Вы будете здесь сидеть, пока не прикажут! Никому
отсюда не выходить! И я говорю еще раз: если найдем хоть одного
припрятанного больного... всех вас!.. (искаж. нем.)].

Он обвел всех своими выцветшими глазами и круто развернулся на
каблуках. Раздался хриплый голос Секуловского:

- Herr... Herr Offizier... [Господин офицер... (нем.)]

- Was noch? [Что еще? (нем.)] - рявкнул Гутка, и из-под каски выглянуло
его загорелое лицо. Палец он держал на спусковом крючке.

- Man hat einige Kranken in den Wohnungen versteckt... [несколько
больных спрятаны в квартирах... (нем.)]

- Was? Was?! [Что? Что? (нем.)]

Гутка подскочил к нему, схватил за шиворот и начал трясти.

- Wo sind sie? Du Gauner! Ihr alle! [Где они? Мошенник! Все вы! (нем.)]

Секуловский затрясся и застонал. Гутка вызвал вахмистра и приказал
обыскать все квартиры в корпусе. Поэт, которого немец все еще держал за
воротник халата, торопливо, пискливым голосом проговорил:

- Я не хотел, чтобы все... - Он не мог пошевелить руками: рукава халата
впились ему под мышки.

- Herr Obersturmfuhrer, das ist kein Arzt, das ist Kranker, ein
Wahnsinniger! [Господин оберштурмфюрер, это не врач, это больной, он
сумасшедший! (нем.)] - завопил, соскакивая со стола, смертельно бледный
Сташек.

Кто-то тяжело вздохнул. Гутка опешил:

- Was soil das? Du Saudoktor?! Was heisst das?! [Что такое? Ты,
коновал! Что все это значит? (нем.)]

Сташек на своем ломаном немецком повторил, что Секуловский - больной.

Незглоба весь сжался у окна. Гутка, разглядывал их всех; он начал
догадываться, в чем дело. Ноздри у него раздувались.

- Was fur Gauner sind das, was fur Lugner, diese Schweinehunde! [Ну и
мошенники, ну и лгуны, свинячье стадо! (нем.)] - проревел он наконец,
оттолкнув Секуловского к стене.

Бутылка с бромом, стоявшая на краю стола, покачнулась и упала на пол,
разбилась, содержимое растекалось по линолеуму.

- Und das sollen Arzte sein... Na, wir werden schon Ordnung schaffen.
Zeigt cure Papiere! [И это врачи... Ну, мы тут наведем порядок. Покажите
ваши документы! (нем.)]

Вызванный из коридора украинец - видимо, старший, на его погонах были
две серебряные полоски, - помогал переводить документы. У всех, кроме
Носилевской, они оказались при себе. Под конвоем солдата она отправилась
наверх. Гутка подошел к Каутерсу. Его документы он разглядывал дольше и
немного помягчел.

- Acli so, Sie sind ein Volksdeutscher. Na schon. Aber warum liaben Sie
diesen polnischen Schwindel initgemacht? [Ах, так. Вы фольксдойч.
Прекрасно. Но отчего вы тогда заодно с этими польскими жуликами? (нем.)]

Каутерс ответил, что он ничего не знал. Выговор у него был жестковат,