соблюдать при расчетах "минимум конспирации" - уничтожать все заметки,
стирать записи в машинной памяти и не звонить Дональду даже по
безразличным поводам, ведь внезапное учащение наших контактов могло
пробудить нежелательный интерес. Я несколько опасался проницательности
Белойна и Раппопорта, но мы теперь виделись реже. Айвор был очень занят:
приближался визит Макмаона, влиятельного сенатора, человека весьма
заслуженного и приятеля Раша; а Раппопортом к тому времени завладели
информационщики.
портфеля", а значит, даже формально не входил ни в одну из групп и мог
свободно располагать своим временем; мои ночные бдения у главного
компьютера не привлекали внимания, тем более что мне и прежде случалось
оставаться там за полночь. Выяснилось, что Макмаон приедет раньше, чем
Дональд закончит монтаж аппаратуры. На всякий случай Дональд не подавал
никаких заявок в администрацию, а просто одалживал необходимые приборы в
других отделах, - это было в порядке вещей. Однако для остальных своих
сотрудников ему пришлось придумать другие занятия, и притом достаточно
осмысленные.
не говорили о возможных последствиях его положительного (следовало бы
сказать - отрицательного) результата; но должен признаться, что по ночам,
в полусне, я взвешивал даже возможность объявить себя диктатором планеты -
единоличным или в дуумвирате с Дональдом - разумеется, ради общего блага.
Хотя известно, что к общему благу стремились в истории чуть ли не все;
известно также, чем оборачивались эти стремления. Человек, обладающий
аппаратом Протеро, в самом деле мог бы угрожать аннигиляцией всем армиям и
странам. Однако всерьез я об этом не думал, и вовсе не из-за недостатка
решимости - терять уже было нечего. Просто я знал, что такая попытка
обречена - мира таким путем не достигнешь; и я признаюсь в этих мечтаниях
лишь для того, чтобы показать тогдашнее состояние своего духа.
со множеством искажений. Ученые, которые понимали наши сомнения и были
расположены к нам - скажем, Белойн, - изображали дело так, будто мы
действовали в полном согласии с методикой, принятой в Проекте, и уж во
всяком случае не собирались утаивать результаты. Зато бульварная пресса,
получив кое-какие материалы от нашего друга Вильгельма Ини, выставила
Дональда и меня изменниками и агентами враждебной державы; взять хотя бы
нашумевшую серию репортажей Джека Слейера "Заговор ГЛАГОС". И если эта
шумиха не привела таких злодеев, как мы, пред очи карающего ареопага
какой-нибудь сенатской комиссии, то лишь потому, что официальные версии
нам благоприятствовали, а Раш за кулисами нас поддерживал; к тому же,
когда дело получило огласку, оно успело потерять актуальность.
повторял одно и то же: любые нынешние антагонизмы я считаю временными в
том смысле, в каком временными были державы Александра Македонского или
Наполеона. О всяком мировом кризисе можно рассуждать в терминах военной
стратегии лишь до тех пор, пока речь не заходит о гибели человека
разумного как биологического вида. Но если интересы вида становятся одним
из членов уравнения, выбор автоматически предрешен, и обращение к
американскому патриотизму, к ценностям демократии и так далее теряет
смысл. Того, кто считает иначе, я называю потенциальным палачом
человечества. Кризис в лоне Проекта миновал, но за ним, несомненно,
последуют новые. Развитие технологии расшатывает равновесие нашего мира, и
ничто не спасет нас, если мы не извлечем отсюда практических выводов.
надлежащими почестями; он оказался человеком тактичным и не пускался с
нами в разговоры наподобие тех, что белый ведет с туземцами. Близился
новый бюджетный год, и Белойн был крайне заинтересован в том, чтобы в
самом лучшем свете представить работу и достижения Проекта. Веря в свои
дипломатические способности, он старался ни на шаг не отходить от
Макмаона. Но тот ловко увернулся и выразил желание побеседовать со мной.
Позже я понял, что в Вашингтоне меня уже считали "лидером оппозиции" и
сенатор хотел дознаться, каково же мое votum separatum [особое мнение
(лат.)]. Во время обеда я об этом и думать не думал. Белойн, искушенный в
такого рода делах, порывался преподать мне "верную установку", но между
нами сидел сенатор, так что сигнализировать приходилось молча, строя
всевозможные мины - красноречиво-многозначительные, таинственные и
предостерегающие. Раньше он не удосужился дать мне инструкции и теперь
пытался исправить ошибку; так что, когда мы вставали из-за стола, он было
рванулся ко мне, но Макмаон дружески обнял меня за талию и повел в свои
апартаменты.
ресторане нашей гостиницы я такого что-то не приметил. Передал мне приветы
от общих знакомых, с усмешкой пожаловался, что не способен даже прочесть
работы, которые принесли мне славу, и вдруг, как бы между прочим, спросил,
расшифрован сигнал или все же не расшифрован. Тут-то я за него и взялся.
лабораториям, которые мы называли "выставочными".
двухлетним ребенком? Конечно, смогли бы, если б преднамеренно обращались к
нему, - но что поймет ребенок из вашей бюджетной речи в сенате?
и нет"?
объект, правильно? А Лягушачья Икра - частица этого объекта, разве не так?
скажу, прозвучит недостаточно ясно. Тут ничего не поделаешь. Для
неспециалиста самое непонятное в нашей работе - вернее, в наших неудачах -
это то, что мы частично расшифровали сигнал и на этом застряли. Хотя
специалисты по кодам утверждают, что, если код удалось расшифровать
частично, дальше все пойдет как по маслу. Верно?
пользуются люди, и языки, не созданные человеком. На таком языке беседуют
друг с другом организмы: я имею в виду генетический код. Он не только
содержит информацию о строении организма, но сам способен превратить ее в
живой организм. Это код внекультурный. Чтобы понять естественный язык
людей, надо хоть что-то знать об их культуре. А чтобы понять код
наследственный, нужны только сведения из области физики, химии и так
далее.
языке?
Увы - действительность, как всегда, гораздо сложнее. Различие между
"культурным" и "внекультурным" языком не абсолютно. Вера в абсолютный
характер такого различия - одна из многих иллюзий, от которых мы
избавляемся с величайшим трудом. Математическое доказательство, о котором
вы упомянули, свидетельствует лишь об одном: Письмо написано на языке
иного рода, чем наш с вами. Нам известны лишь два типа языков -
наследственный код и естественный язык, но отсюда еще не следует, будто
никаких иных языков нет. Я допускаю, что они существуют и Письмо написано
на одном из них.
организмы "общаются" между собой в процессе эволюции при помощи "фраз",
которым соответствуют генотипы, и "слов", которым соответствуют хромосомы.
Но если ученый представит вам структурную формулу генотипа, такая формула
не может считаться внекультурным кодом, ведь наследственная информация
изложена будет на языке символов - скажем, химических. Перехожу к самой
сути: мы догадываемся уже, что "внекультурный" язык подобен кантовской
"вещи в себе". И то и другое непознаваемо. Любое высказывание есть
двухкомпонентная связь "культурного" и "природного" (то есть диктуемого
"самой действительностью"). В языке древних франков, в политических
лозунгах республиканской партии удельный вес "культуры" громаден, а все
"внекультурное" - то, что идет "прямо из жизни", - сведено к минимуму. В
языке, которым пользуется физика, все обстоит наоборот - в нем много
"естественного", того, что диктуется "самой природой", и мало того, что
идет от культуры. Но полная "внекультуриая" чистота языка невозможна. Было
бы иллюзией полагать, будто, посылая другой цивилизации формулу атома, мы
изгнали из такого "письма" все культурные примеси. Как ни избавляйся от
них, никто и никогда, во всей Вселенной, не сведет их к нулю.
культуры Отправителей? Да? В этом и состоит трудность?
культурой, но и познаниями - природоведческими, скажем так. Поэтому перед
нами трудность по меньшей мере двойного порядка. Догадаться, какова их
культура, мы не сможем - ни сейчас, ни, я полагаю, через тысячу лет. Это
они должны отлично понимать, а значит, почти наверняка выслали такую
информацию, для расшифровки которой не нужно знать их культуру.
мешает. Мы оценили Письмо в целом с точки зрения его сложности. Она
сопоставима с уровнем сложности социальных и биологических систем. Никакой
теории социальных систем у нас нет; поэтому в качестве моделей,
подставляемых к Письму, пришлось использовать генотипы - точнее, их
математическое описание. Объектом, наиболее адекватным сигналу, оказалась
живая клетка, а может быть, и целый живой организм. Из этого вовсе не
следует, что Письмо и впрямь содержит какой-то генотип; просто из всех
объектов, которые мы для сравнения "подставляем" к Письму, генотип
Никитин Юрий
Каменистый Артем
Корнев Павел
Распопов Дмитрий
Акунин Борис
Андреев Николай