разгаре, когда Ини наконец удосужился известить об этом Белойна по
телефону. Приезд обещанных сотрудников Контрпроекта отсрочили. Я был
абсолютно уверен, что армейские ядерщики, которых я учеными ни в коем
смысле не считал, лишь подтвердят наши результаты на опытах в масштабе
полигона, но бесцеремонность, с которой у нас изъяли все данные, забрали
аппаратуру, ленты, протоколы, развеяла остатки моих иллюзий, если я их
вообще питал.
этому философски и даже объяснял мне, что иначе и быть не может; в лучшем
случае были бы соблюдены внешние приличия, а это ничего не меняет - все
происходящее логически вытекает из положения дел в мире... и так далее.
Может, он был и прав; но человека, который явился ко мне поутру (я еще
лежал в постели) и потребовал все мои расчеты, я все-таки спросил, есть ли
у него ордер на обыск и намерен ли он меня арестовать. Это несколько
умерило его прыть, и я хоть смог почистить зубы, побриться и одеться, пока
он ожидал в коридоре. Мною руководило, конечно, ощущение полнейшего
бессилия. Я только твердил себе, что должен бы радоваться - а ну как
пришлось бы отдавать расчеты, предсказывающие finis terrarum? [конец Земли
(лат.)]
сыпала с неба свои, казалось, нескончаемые отряды и снаряжение. Эту
операцию наверняка не импровизировали в последний момент, а готовили
заранее, хотя бы в общих чертах, - они ведь не знали, что именно выскочит
из Проекта. Им потребовалось всего три недели, чтобы приступить к серии
микротонных взрывов; меня нисколько не удивило, что мы и о результатах
узнавали лишь от младшего технического персонала, который соприкасался с
нашими людьми. Впрочем, когда ветер дул в сторону поселка, взрывы мог
слышать практически каждый. Из-за их ничтожной с военной точки зрения
мощности радиоактивных осадков почти не было. Не приняли даже особых мер
предосторожности. К нам уже никто не обращался; нас просто не замечали,
будто нас и не было вовсе. Раппопорт объяснял это тем, что мы с Дональдом
нарушили правила игры. Возможно. Ини пропадал целыми днями, курсируя со
сверхзвуковой скоростью между Вашингтоном, поселком и полигоном.
разобрали и упаковали; четырнадцатитонные вертолеты-краны, вертолеты
пассажирские и всякие прочие в один прекрасный день поднялись в воздух, и
Армия исчезла так же внезапно и слаженно, как появилась, забрав с собой
нескольких технических сотрудников - они облучились во время последнего
испытания, когда был взорван снаряд, эквивалентный, как утверждали, одной
килотонне тротила.
принцессе, мы живо засуетились; в скором времени произошло множество
событий. Белойн подал в отставку, мы с Протеро потребовали увольнения из
Проекта, Раппопорт - очень неохотно, по-моему, и только из чувства
товарищества - сделал то же самое; один только Дилл отказался от всяких
демаршей, а нам советовал расхаживать с плакатами и выкрикивать лозунги -
наше поведение он считал несерьезным. В известной мере он был прав.
беседовали поодиночке и чохом; кроме Раша, Макмаона и нашего генерала (с
которым я только теперь познакомился), тут были советники президента по
вопросам науки; и оказалось, что наше участие в Проекте абсолютно
необходимо. Белойн, этот политик и дипломат, во время одной из таких
встреч заявил, что раз Ини пользовался полным доверием, а он лишь
четвертью, то пусть теперь Ини и вербует подходящих людей и сам руководит
Проектом. Нам все это прощали - как избалованным, капризным, но любимым
детишкам. Не знаю, как остальные, а я уже был сыт Проектом по горло.
неофициально, с глазу на глаз, встречался с Рашем; он объяснил мне
причины, крывшиеся за этими настойчивыми уговорами. Советники пришли к
выводу, что Экстран - лишь случайная осечка в начавшейся серии открытий и
даже прямое указание на перспективность дальнейших исследований, которые
становятся теперь проблемой государственной важности, вопросом жизни и
смерти. Надежды эти были, скорее всего, бессмысленны, но, пораздумав, я
пришел к выводу, что мы все-таки можем вернуться, если администрация
примет наши условия (которые мы тут же начали разрабатывать). Я понял:
если работа будет продолжена без меня, я уже не смогу со спокойной душой
вернуться к своей чистой, незапятнанной математике. Моя вера в полную
безопасность Послания была только верой, а не абсолютно надежным знанием.
Впрочем, Белойну я объяснил это короче: будем следовать афоризму Паскаля о
мыслящем тростнике. Если мы не можем противодействовать, то будем хотя бы
знать.
отдан Армии. Для своих целей военные воспитали - под столом - особую
породу ученых. Эти дрессированные специалисты решают элементарные задачи и
способны к ограниченной самостоятельности; свое дело они делали
превосходно - но только от сих до сих. А космические цивилизации, мотивы
их действий, жизнетворность сигнала, связь между тем и другим - все это
было для них черной магией. "Как и для нас, положим", - с обычным
ехидством заметил Раппопорт. В конце концов мы согласились; доктор
юриспруденции Вильгельм Ини исчез из Проекта (это было одно из наших
условий), но на смену ему тотчас явилась другая личность в штатском,
мистер Хью Фэнтон. Иными словами, мы поменяли шило на мыло. Бюджет
увеличили, сотрудников Контрпроекта (мы с грозным негодованием напомнили о
нем нашим несколько смутившимся попечителям) включили в наши коллективы, а
сам Контрпроект как будто перестал существовать, - хотя по официальной
версии он вроде никогда и не существовал. Накричавшись, насовещавшись,
поставив условия, подлежащие скрупулезному соблюдению, мы вернулись "к
себе", в пустыню - и началась, уже в новом году, очередная, последняя
глава "Гласа Господа".
16
лицо, Хью Фэнтон; мы прозвали его человек-невидимка, до того он был
неприметен. Не то чтобы он был очень мал, но как-то умел держаться в тени.
выпадали крайне редко. Мы без труда включились в прежний ритм работы -
или, пожалуй, привычного существования; я снова заходил к Раппопорту
поговорить; снова встречал у него Дилла. Мне стало казаться, что Проект -
это, собственно говоря, и есть жизнь, что одно кончится вместе с другим.
неофициальные по тону; на них обсуждались всякие темы - скажем,
перспективы автоэволюции (то есть управляемой эволюции) разумных существ.
физиологии, а отсюда и цивилизации Отправителей. Но в любом обществе,
достигшем сходного с нами уровня развития, появляются две противоположные
тенденции, отдаленные последствия которых предвидеть нельзя. С одной
стороны, достаточно развитая технология оказывает давление на
унаследованную от прошлого культуру, заставляя людей приспособляться к
потребностям их технического окружения. Машина вступает в интеллектуальное
соперничество с человеком, а затем - и в симбиоз с ним, а инженерная
психология и физиоанатомия выявляют "слабые звенья", неудачные параметры
человеческого организма; отсюда - прямой путь к "улучшению" этих
параметров. Начинают подумывать о киборгах (людях, у которых какие-то
органы заменены искусственными) - для исследований в космосе и освоения
планет; а потом - и о прямом подключении мозга к машинной памяти, о
сращивании человека с машиной - механическом и интеллектуальном.
только единая, общечеловеческая культура, но и единый, универсальный
телесный облик человека может стать реликтом мертвого прошлого. Общество
превращается в мыслящую разновидность муравейника.
культуры (вернее - обычаев и нравов эпохи). Скажем, мода расширит свои
владения благодаря биотехническим методам. До сих пор вмешательство
косметологов не шло глубже человеческой кожи, а если порою и кажется,
будто влияние моды заходило гораздо дальше, это всего лишь иллюзия: просто
у каждой эпохи свой идеал красоты. Сравним хотя бы рубенсовских красавиц с
нынешними. Тот, кто наблюдал бы земные обычаи со стороны, мог бы решить,
что у женщин (которые охотнее подчиняются требованиям моды) со сменой
сезонов расширяются бедра и плечи, увеличивается или уменьшается грудь,
ноги полнеют или вытягиваются и так далее. Но сезонные "приливы" и
"отливы" телесных форм иллюзорны; из всего многообразия физических типов
отбираются именно те, которые в моде сегодня. Биотехнические методы
позволят изменить положение. Благодаря генетическому контролю
спектр-видового разнообразия можно смещать произвольно.
для культуры, в остальном же - весьма привлекательным; почему бы не
сделать нормой физическую красоту? Но это лишь начало пути, снабженного
указателем с надписью: "Разум на службе влечений". Уже и сейчас
материализованные творения разума в своем большинстве потворствуют
бездумному сибаритству. Мудро устроенный телевизор тиражирует всякую чушь;
чудесные средства передвижения позволяют недоумкам под видом туризма
наклюкаться не в своей родной забегаловке, а рядом с собором святого
Петра. И вторжение техники в человеческие тела наверняка свелось бы к
тому, чтобы до предела расширить гамму чувственных наслаждений и кроме
секса, наркотиков, кулинарных изысков испробовать новые, еще неизведанные
разновидности чувственных возбудителей и переживаний.