которой, словно забытые, сверкали кое-где золотистые волосы. Я обнаружил его
в реакторном отделении одной из ракет. Он стоял в полной темноте над
кварцевыми ваннами, в которых некогда бурлил жидкий металл. Теперь здесь
царил запах пыли и ржавчины. Казалось, что во всем огромном сооружении,
кроме меня, нет никого. Я вздрогнул, увидев его, и спросил, что он тут
делает.
столь длительного молчания, что я начал сомневаться, ответит ли он вообще.
молча спустился по трапу.
между нами никак не могли наладиться: я пытался сблизиться со стариком, но
он, казалось, избегал меня, скрываясь в лабиринте кораблей. Потом он стал
отвечать на мои вопросы, вначале лаконично, с примесью сарказма, которого я
не понимал, но, по мере того как мы знакомились ближе, стал все более
разговорчивым. Постепенно я изучил биографии судов, находившихся в зале, и
многих других звездных кораблей, потому что он - я непоколебимо верил в это
- знал историю всех судов, какие когда-либо курсировали в пределах солнечной
системы за последние шесть веков.
больше углублялся в недра своей, как мне казалось, неистощимой памяти, для
меня оставался загадкой лишь он сам: о себе он не рассказывал никогда. Я
предполагал, что он был капитаном межпланетного корабля или руководителем
крупных экспедиций, но не спрашивал об этом: мне нужен был именно такой
окруженный ореолом тайны человек.
построенные на судостроительных верфях тысячу лет назад, - длинные тупоносые
веретена, хвостовое оперение которых напоминало стрелу. Первые две ракеты
лежали на покатой бетонной площадке, третья стояла, откинувшись назад. Ее
правый костыль касался края фундамента, левый, выпущенный лишь наполовину,
торчал в воздухе, подогнутый, как лапа мертвой птицы. Этот старейший
межпланетный корабль высоко задирал клюв, словно готовый к старту, который
почему-то откладывался, хотя его время уже наступило. Дальше лежали похожие
на трехгранных рыб ракеты, изготовленные в XXII и XXIII веках. Я вначале
думал, что все они выкрашены в черный цвет, но оказалось, что их заботливо
окутывал мрак, как бы стремясь из жалости скрыть ржавые пятна и вмятины на
боках.
было бы неправдой. Мы вместе поднимались по крутым лестницам на узкую
металлическую галерею, откуда были видны ряды темных хребтов с зияющими
колодцами люков. Корабли освещались изнутри искусственным светом. Перед нами
открывались створки проходов, круглые люки, каюты, багажные отсеки и
межпалубные трапы. По ним мы спускались до самого дна трюмов, в которых,
по-старинному сверкая рубиновой смазкой, находились похожие на ножницы
подъемники шасси. По темным суживающимся туннелям, разделенным свинцовыми
предохранительными перегородками, мы добирались до атомных камер. У
почерневших стен, шероховатых от высокой температуры, развивавшейся в этих
камерах, стояли согнутые скелеты магнитов. Между ними когда-то проносились
осколки атомов, рождая силу и движение, теперь же все было покрыто пылью.
Иногда он переставал замечать меня.
центральные помещения, роли наши менялись.
поверхностное, крикливое любопытство, пожелал узнать вопросы более важные,
чем особенности древних атомных конструкций. Когда я познакомился со всеми
кораблями и побывал в их самых укромных уголках, настало время моего
учителя.
обширный ангар, миновали неподвижные корпуса судов, возвышавшиеся на
несколько этажей с раскрытыми настежь люками, из которых веяло холодом, и
поднимались по гулким металлическим ступеням внутрь длинноклювого
серебристого гиганта, великого Астронавта, на поверхности которого время не
оставило следов. Подходя к центральной штурманской кабине, где на возвышении
между посеревшими экранами теле визоров и распределительными щитами
находилась рулевая аппаратура, старик как бы случайно останавливался и
начинал говорить - отрывисто роняя фразу за фразой, вначале с невыносимо
долгими паузами, затем все белее быстро и плавно. Потом он открывал двери
кабины управления, на потолке автоматически вспыхивали лампы, и тогда
начиналась одна из тех невероятных историй, которые на всю жизнь западали в
мое юношеское сознание.
полет на ближайшую планету был экспедицией в неизвестное, полной недомолвок
драмой с запутанным сюжетом, которая разыгрывалась в бесконечных
пространствах Космоса, между двумя мирами: Землей, оставленной, быть может,
навсегда, и таинственным, загадочным миром другой планеты. Это была легенда
о кораблях, которых сила притяжения заставила обращаться вокруг неизвестных,
не отмеченных на небесных картах астероидов, об отчаянной борьбе с мощным
притяжением планеты-гиганта Юпитера, о пределах выносливости экипажей и
прочности кораблей, сага о борьбе, о полетах в глубины Космоса и возвращении
оттуда.
осколок распавшейся кометы, и корабль потерял управление. Двигаясь вслепую,
он уходил в бесконечное пространство, посылая по радио отчаянные сигналы о
помощи. На Землю эти сигналы поступали, отражаясь от Луны или какого-то
другого космического тела. Они были искажены и не давали возможности точно
запеленговать корабль. Шла неделя за неделей, сигналы становились все
слабее, пока, наконец, не умолкли навсегда.
линии Марс - Земля, возвращаясь в свой порт, не смогла миновать встреченное
на пути скопление космической пыли и по выходе из него была окружена
обращающимся вокруг нее пылевым облаком. Во время полета этот своеобразный
ореол не причинял ракете вреда, но стоило ей войти в пределы земной
атмосферы, как туча окружавшей ее пыли вспыхнула, и в несколько мгновений
ракета сгорела со всеми пассажирами и грузом.
кресла, приближался к рычагам рулевого управления, протягивал руки, словно
намереваясь положить их на черные рукоятки. Иногда он умолкал и мрачнел, его
глаза рассеянно блуждали по каюте, как бы в бесплодных поисках того, что
должно было появиться именно в этом месте рассказа; и я вместе с ним начинал
видеть предметы, еще теплые от прикосновения рук астронавтов, пломбы
гравитационных предохранителей, торопливо сорванные в минуту опасности рукой
рулевого, слышал шаги вахтенного и, как и он, испытывал одиночество среди
звезд, мерцающих на черных дисках экранов. Раза два мной овладевало
беспокойство: мне показалось, что старик, излагая историю некоторых
экспедиций, отступает от установленной историей хронологии, но это скоро
прошло. Я поддавался его влиянию, закрывал глаза на неточности и
невероятность событий, о которых он рассказывал. Я верил ему, потому что
хотел верить. Я неясно ощущал, хотя и не умел этого выразить, что он
изменяет некоторые подробности только для того, чтобы более яркой стала
правда о тех, кто первым отправился в область вечной ночи.
сих пор не замечал всей прелести этой чудесной, профессии. Я думаю, что
причина этого лежала главным образом в том, что один из разделов
межпланетных сообщений изучал мой брат, а наши отношения, выражаясь его
языком, языком инженера-электрика, были всегда "несколько перенапряженными".
на это внимания. Его молчание больно задело меня. Однако через некоторое
время он сухо сказал, что таким астронавтом, какими были герои прошлых эпох,
я уже не смогу стать. Теперь нет доблестных экипажей, которым приходилось бы
бороться против метеоритных туч - этих лавин межпланетного пространства; нет
штурманов, прочерчивающих каждую ночь отрезок пройденного пути на картах
неба. Нет уже капитанов, без устали шагающих по металлическим палубам в тот
час, когда измученная команда забывается сном; нет вахтенных и рулевых,
устремляющих поверх звездных компасов свой .взгляд к звездам. Десятки тысяч
автоматически управляемых ракет кружат без людей по орбитам нашей солнечной
системы. Эти длинные поезда межпланетного пространства перевозят с планеты
на планету сырье, минералы, руду, машины. Если же на них и находятся люди,
то это пассажиры, привыкшие к чудесам путешествий и пользующиеся услугами
машин, которые следят за безопасностью полета.
пилоты-автоматы. Это все равно, что назвать композитором человека, который
делает трубы для оркестра.
сомнениями. В моем представлении он был на короткой ноге со звездами.
астронавтом, рулевым или капитаном космического корабля.
печально покачал головой. - Читал ли ты книгу Руфуса "Атмосферы планет и
звездоплавание"?
неясностей, как туманный вечер. Огромная свобода для фантазии, для
воображения! Да, да, астронавтика когда-то была очень трудным делом. Сколько
в этой книге великолепных страниц, описывающих героизм победы человека над
самим собой! Как красиво сказал Руфус: "Наш мир очень хорош для астронавтов:
Буджолд Лоис
Махров Алексей
Белов Вольф
Адамов Григорий
Афанасьев Роман