Лин Картер, Лион Спрег де Камп.

Ветры Аквилонии

ГИПЕРБОРЕЙСКАЯ КОЛДУНЬЯ.
1. БЕЛЫЙ ОЛЕНЬ...
День близился к концу. Тяжелые тучи нависали над поляной измятым
грязным одеялом, покрывшим собой все небо. Облачка тумана бродили между
темными от сырости стволами деревьев подобно бесплотным призракам. Капли, то
и дело срывавшиеся с крон, тяжело падали на землю, укрытую цветастым ковром
опавшей листвы.
Раздался глухой стук копыт и поскрипывание кожи, - на окутанную
сумерками поляну выехал огромный вороной жеребец, В седле сидел широкоплечий
великан. Человек этот был уже не молод. Время украсило сединами его темную
шевелюру и пышные грозные усы. Годы наложили отпечаток и на его лицо,
изрезанное глубокими морщинами. Смуглое скуластое лицо и мускулистые руки
всадника были покрыты бесчисленными шрамами, свидетельствовавшими о том, что
жизнь его была не легкой, однако можно было с уверенностью сказать, что годы
его не сломили - он уверенно держался в седле, движения же его были точны и
легки.
Всадник остановил своего взмыленного жеребца. Он стал оглядывать
залитую туманом поляну, - его живые глаза поблескивали из-под широких полей
видавшей виды фетровой шляпы. Едва слышно он выругался.
Этого смуглолицего великана легко можно было принять за лесного
разбойника, однако на головке рукояти его огромного меча красовался такой
бриллиант, который мог принадлежать разве что знатному вельможе, рогу же,
висевшему у него за спиной, и вовсе не было цены - он был вырезан из
слоновой кости и украшен затейливой золотой филигранью. Всадником этим был
сам король Аквилонии, - державы, равной которой не было на всем Западе.
Звали его - Конан.
Он пристально разглядывал следы конских копыт, что шли к центру поляны.
Свет быстро мерк и читать их становилось все труднее.
Конан потянул за перевязь и, взяв в руки рог, хотел уже было затрубить
в него, но тут вдруг услышал стук копыт. Из-за кустов, росших по опушке
леса, выехала серая кобыла. Ее седоком был темноглазый человек средних лет с
черными как смоль волосами. Судя по тому, как всадник поприветствовал
короля, можно было понять, что они хорошо знакомы.
Что же касается Конана, то он, едва заслышав стук копыт, тут же
схватился за меч, - хотя он и понимал, что в этом огромном мрачном лесу,
лежавшем к северо-востоку от Танасула, ему бояться нечего, бдительности он
не терял. Увидев перед собой одного из старейших своих товарищей, Конан
позволил себе слегка расслабиться. Подъехавший к нему человек заговорил:
- Сэр, я осмотрел всю тропу - похоже, принц назад не возвращался. Но
разве возможно, чтобы этот парень так и шел по следу белого оленя?
- Боюсь, что так оно и есть, - проворчал Конан. - Чего-чего, а
упрямства этому мальчишке не занимать, - у него характер в отца. Ох и не
сладко ему ночью придется, - того и гляди снова этот проклятый Дождь пойдет!
Просперо, пуантенский генерал армии Конана, изобразил на лице некое
подобие улыбки. Этот огромный киммериец то ли случайно, то ли благодаря воле
судьбы или прихоти своего северного бога смог взойти на престол Аквилонии,
величайшего королевства Запада однако оставался он все тем же варваром -
примитивным и своенравным. Сын его, - пропавший принц Коня, - рос таким же,
как и отец. Мальчик походил на него не только внешне, - как и у отца
единственной его страстью были приключения.
- Может быть, созвать людей, сэр? - спросил
Просперо. - Негоже оставлять наследника трона в лесу. Мы
рассредоточимся и затрубим в рога.
Конан стая покусывать ус. Пред ними расстилались темные леса восточного
Гандерланда. Мрачная эта чащоба мало кому была ведома. Король посмотрел на
небо, - судя до всему, дождь вот-вот должен был войти "новь.
- Этого делать как раз не стоит. Будем считать, что это будет для него
хорошим уроком. Подумаешь, - раз он не поспит! В его возрасте я не одну ночь
провел под открытым небом на киммерийских пустошах. Возвращаемся в лагерь!
Олень от нас ушел, но, думаю, нам хватит и медведя. Ну а жаркое мы запьем
добрым старым пуантенским. Ух, - как я проголодался!
Насытившись и изрядно захмелев, Конан решил прилечь у костра. Рядом
храпел верзила Гийом, барон Имира, закутавшийся в шкуры. Загонщики и
придворные, утомившись за день, спали мертвецким сном. У костра сидело лишь
несколько человек.
Облака стали расходиться, на небе показался холодный лунный диск. Тут
же подул пронизывающий ветер, срывавший с деревьев последние листья.
Вино развязало королю язык, - весь вечер он сыпал невероятными
историями и анекдотами из своей богатой приключеньями жизни. И все же
Просперо заметил, что время от времени Конан замолкает, всматриваясь во
мглистую даль и напряженно прислушиваясь. Несмотря на кажущуюся его
веселость, король был чрезвычайно встревожен. Говорить киммериец мог что
угодно, но не волноваться он конечно не мог, - еще бы, - ведь его сыну
принцу Конну исполнилось всего двенадцать лет.
Просперо показалось, что короля мучают угрызения совести, - такое с
этим диким, по-варварски примитивным киммерийцем случалось не часто. Идея
путешествия в северный Гандерланд принадлежала Конану. Его супруга королева
Зенобия тяжело болела, - рождение третьего ребенка далось ей с трудом. Вот
уже несколько месяцев Конан ухаживал за вей, боясь покинуть больную хотя бы
на минуту. Сын же его, чувствуя себя покинутым всеми, становился все угрюмее
и замкнутее. Теперь, когда к Зенобии стали возвращаться прежние ее силы, а
Смерть отступилась от дворца, Конан решил провести пару недель вместе с
сыном, надеясь восстановить так прежние отношения.
Сейчас этот упрямый мальчишка, для которого эта охота была первой,
скачет по мрачной дикой чащобе, преследуя неуловимого белоснежного оленя...
Небо совершенно очистилось. Ветер, завывая, раскачивал темные ветви
деревьев и шелестел листвою. Конан вновь прервал свой рассказ о колдунах и
пиратах и стал прислушиваться. Грозный Гандерланд даже в ту беспокойную
эпоху считался местом далеко не безопасным. Бизоны и зубры, кабаны, медведи
и волки бродили по его тропам. Были здесь и иные враги, - враги куда более
коварные и опасные, - люди. В лесных чащах скрывались от закона разбойники,
воры и изменники.
Выбранившись, король поднялся на ноги и швырнул черную мантию,
наброшенную ему на плечи, на свое ложе.
- Можете считать меня кем угодно, - проревел Конан, - но больше так
сидеть я не могу. Зовите меня стигийцем, если я собьюсь со следа! Фулк!
Седлай гнедого Имира, - вороного я загнал. Теперь вы, - хлебните вина
напоследок и седлайте своих коней. Сэр Валенс! В третьем фургоне лежат
факела. Возьмите по факелу и отправляйтесь за мною вслед! Пока я не
удостоверюсь в том, что мой сын в безопасности, спать я не лягу!
Покачиваясь в седле, Конан ворчал: "Этот глупый мальчишка погнался за
таким оленем, за которым никакой скакун не угонится! Ну ничего, - я еще
научу его уму-разуму!"
На мгновенье лик луны затмился, - по небу беззвучно проплыла огромная
белоснежная сова. Конан вздрогнул и зло выругался. Его душа терзалась
мрачными предчувствиями. Люди, ехавшие вслед за ним, рассказывали друг другу
странные истории о белоснежном олене-оборотне, что был стремителен словно
ветер с севера. Конан молил Крома о том, чтобы это животное было обычным
оленем, а не каким-то таинственным существом, явившимся сюда из других
пространств и времен...
2. ЛЮДИ БЕЗ ЛИЦ...
Юный Конн промок насквозь и продрог. На внутренней стороне бедер, там,
где они касались жесткого седла, появились кровавые волдыри. Принц
чувствовал, как им овладевает голод и усталость. Самым же ужасным было то,
что он совершенно сбился с пути.
Белый олень парил перед ним призрачной птицей. Уже не раз животное
подпускало его к себе на расстояние полета стрелы. Порой Конном овладевала
рассудительность, и тогда он был готов повернуть обратно, однако тут же ему
начинало казаться, что олень уже выбился из сил, что еще немного, и он,
Конн, нагонит его.
Мальчик потянул за поводья, и взмыленный пони послушно остановился
посередь густых зарослей кустарника. Над головой его поскрипывали ветви и
шепталась все еще густая листва, совершенно скрывавшая от него и луну, и
звезды. Теперь он не понимал ни того, где он находится, ни того, в каком
направлении ведет его белый олень. Мальчик поежился. Он хорошо знал характер
своего отца и понимал, что его ждет порка. Смягчить гнев Конана можно было
лишь бросив к его ногам шкуру оленя.
Забыв об усталости и голоде, Конн вновь исполнился решимостью. В эту
минуту он удивительно походил на своего отца, - тот же пронзительный взгляд
голубых глаз, та же копна черных волос, те же мощь и отвага. Конну было
всего двенадцать, но он был уже выше многих взрослых аквилонцев.
- Вперед, Мардук! - воскликнул он, ударив пятками в бока своему черному
пони. С трудом продравшись сквозь густые заросли, конь и всадник оказались
на длинной поляне, поросшей высокими травами. Стоило им выехать на открытое
место, как Конн вновь увидел вдали светлое пятно. Огромный белый олень
грациозно, словно паря, пересекал прогалину. Сердце мальчика забилось чаще,
им вновь овладел охотничий азарт. Кованые копыта забарабанили по земле,
покрытой шуршащими травами. Олень, легко перемахивая через стволы поваленных
деревьев, понесся к краю поляны.
Пригнувшись в седле, Конн сжал в руке легкое копье. Деревья стояли за
поляной сплошной стеной, - олень должен был либо замедлить шаг, либо
запутаться в густых зарослях.
В следующее мгновенье, когда мальчик уже был готов метнуть копье, это и
произошло. Олень замер и обратился в туманное облако, тут же превратившееся
в высокую человеческую фигуру, закутанную в белые одеяния. Это была женщина