достоин - одной или двух, - и в конце концов сошлись на двух: одной в знак
того, что его приняли в отряд, и второй за отвагу со щитом. Несколько
разгоряченные пивными парами, но уже не такие опасные, они всей компанией
отправились провожать Д'варда Копьеметателя в молельню Ольфаан Астины. В
этой своей ипостаси Дева была богиней воинов, а также покровительницей
всего Нагленда; ее главный храм находился в самом Наге.
узла, однако молельня, похоже, располагалась на самом его краю. Теперь он
уже твердо знал, что в молельнях в отличие от храмов не может постоянно
проживать божество. Эта молельня представляла собой ветхий - и довольно
вонючий - кожаный шатер, внутри которого находились алтарь и резное
изображение молодой женщины в доспехах. Изваяние достигало половины
человеческого роста и было выполнено неожиданно искусно; он даже подумал,
уж не похитили ли его где-то. Впрочем, если на этом узле не проживало
своего божества, ему ничто не угрожало ни от Астины, ни от ее вассалов.
Вот он-то явно опасен. Сожжение Калмака Плотника организовали жрецы Мужа,
и время для этого было выбрано слишком точно, чтобы считать это простым
совпадением. Или Карзон, или Зэц предположили, что Освободитель будет
искать Службу, и подозревали, что он находится в Нагвейле. Эдвард
остерегался, что на своем узле пришелец запросто распознает присутствие
другого пришельца.
которое уготовили ему его новые одноклассники. Отметины мужества были
наградой, источником гордости, знаком признания со стороны товарищей. Его
новоявленные братья, ухмыляясь, нарисовали ему на ребрах полосы для
надрезов. Они достали каменный нож и поставили перед ним миску соли,
которую он должен был втереть в рану, чтобы остановить кровотечение и
обеспечить заметный шрам. Затем они приготовились смотреть, как он со всем
этим справится. Разумеется, это было жертвоприношение богине. Это было
демонстрацией мужества. Это было чертовски рискованно, ведь он пришелец.
Мана, которую получит Ольфаан, могла вернуться к нему, а это мог заметить
Кробидиркин Карзон, или он потеряет то, что собрал только что, или... да
что угодно еще.
навернувшиеся от боли, прежде чем они размыли краску на его лице. Он не
чувствовал ничего, кроме злости и жуткой боли. Первое прикосновение соли
было, пожалуй, самым болезненным ощущением за всю его жизнь. Во второй раз
рука его дрожала так сильно, что он порезался слишком глубоко, и боль от
соли оказалась еще сильнее. Но ничего чудесного не произошло. Возможно, он
просто слишком устал и перебрал этого поганого пива, чтобы заметить ману.
объявили, что его очередь готовить обед.
голодная смерть или казнь. Несколько недель языковой практики, и он сможет
отправиться дальше на поиски Службы.
быстро.
13
может напиться.
дураком; все хлопотали вокруг него и только обостряли это чувство. Порез
на ноге выглядел не слишком-то серьезным. Он вряд ли потерял слишком много
крови, просто он потерял ее слишком быстро. Ногу наскоро перевязали
обрывками одеяла, зато теперь он пришел в себя, вытянув ее на подушках. Он
был в порядке, просто ему хотелось пить.
На поилку выходили какие-то окна. Джонс выключил мотор - наступила тишина,
нарушаемая только раздражающим потрескиванием остывающего металла.
пустяка.
следом.
Собственно, все, что он чувствовал сейчас, - это легкое головокружение.
Наклонившись к трубе, он пил, пил и пил. Это заметно помогло. Небо
покрылось серебристыми облаками, луна играла в прятки. В ее свете он
увидел, что вся одежда его в крови. Кутаясь в шинель, подошел Экзетер.
Черт, кровь была даже на шинели. Когда они вернулись к машине, Джонс, взяв
в руки керосиновую лампу, осматривал ее обшивку. Салон напоминал бойню.
дорогу.
свернуть на А-два.
улепетывать со всех ног.
неправильных французских глаголах, чем в стратегии. Да, а куда нам ехать в
Лондоне? Может быть, к вам, мисс Прескотт?
вернуть машину?
рукоятку - мотор сразу же завелся. Некоторое время он работал ровно, без
этого угрожающего чихания. Машина плавно съехала с обочины, и они
продолжили свое путешествие.
немного приободрился. Правда, они в любой момент могли напороться на
полицейский патруль. Иногда копы умеют очень даже быстро реагировать, но
что будет на этот раз - неизвестно. Официально Экзетер оставался пока
контуженным солдатом, страдающим амнезией. Переквалифицировать его в
беглого немецкого шпиона потребует некоторых объяснений. Должно быть,
весть о его исчезновении уже дошла до Уайтхолла, но кто и кого будет
будить в такой час, чтобы найти соответствующую папку?
почему-то вовсю старалась, чтобы они не узнали этого.
Я-то считала, что это сам дьявол утащил тебя в ад, а ты все это время
просто-напросто бегал, размахивая копьем, и крал скот?
деле это было почти забавно. По-своему неплохие ребята. В некотором роде
колледж.
реке - всех, за исключением дежурного повара, который готовил завтрак.
После этого мы, как правило, занимались работой.
семье Экзетеров, доведись ему услышать это признание. Похоже, парень там
совсем одичал - шрамы и боевая раскраска, и все такое. Этот рассказ про
Нагленд ничуть не напоминал те отрывочные сведения, что он узнал про
Олимп, где люди держат слуг и переодеваются к обеду.
серебру?
- Собственно, особо никто и не переутруждался, просто по утрам полагалось
потрудиться для разминки. После обеда мы обычно переключались на рыбную
ловлю или метание копий. Спорт, физические упражнения... Мы учили младших,
старшие учили нас. Вечерами мы мастерили оружие, играли или просто
трепались о девушках. Разумеется, мы почти ничего о них не знали.
неодобрения.
Калмака Плотника убили за то, что он спутался с новой сектой, Церковью
Неделимого. Я догадывался, что за ней стоит Служба, - единственным
способом свергнуть тиранию Пентатеона было бы появление совершенно новой
религии, так что все представлялось вполне логичным. Однако эти гонения не
ограничились одним Соналби, это произошло по всему Нагленду. Приказ
исходил от Карзона, но за этим, несомненно, стоял Зэц, так что вполне
возможно, настоящей причиной этого послужил я. Не могу сказать, чтобы мне
было очень весело, когда я думал обо всех невинных людях, погибших из-за
меня.
ее просто выжгли, так что никто, похоже, ничего о ней не знал - не хотел
даже говорить об этом. И если бы о моем нездоровом интересе к ней стало
известно не тому, кому нужно, то в одно прекрасное утро я проснулся бы