сам так решил.
ее лица.
что-то... - Он пожал плечами, ни капельки не лукавя. Урсула? Ни за что!
Эта женщина-кузнец? Она лупила по теннисному мячу сильнее, чем любой
мужчина в поселке. Мужеподобные женщины отталкивали его. - Уж скорее я
окажусь в постели с Ревуном.
громко спросила она. - Она здесь дольше любой из нас!
о чем! - Стараясь не встречаться с ним взглядом, Юфимия обращалась
исключительно к нарсианским коврам. Но он-то знал - когда она волнуется,
ее чудовищное ирландское произношение становится заметнее. Вот и сейчас
оно выдало ее. - У нее поди маны больше, чем у любого другого тут, и если
она тебя захочет - а она хочет, я знаю, - она тебя получит, и ты слова
поперек не скажешь.
Ньютон к Экзетеру - уж она-то легко справится с Эдвардом. Иуда! Он сел на
кровать рядом с Юфимией и обнял ее, чтобы успокоить. На самом-то деле это
он нуждался в ее ласке и утешении, но она отодвинулась, не поняв его.
Экзетера, ему необходимо разобраться с Юфимией. Он откашлялся.
ее о помощи. Совсем ненадолго - туда и обратно.
отвела его руку. Он заметил, что его халат больше не оттопыривается.
ничего не знаю с самого начала войны. Ни слова. Я просила Пепперов, но они
могли и забыть... им столько надавали поручений. Мне всего-то на несколько
минут к телефону, всего один звонок...
только, что им нужно выбрать кого-то для этого короткого визита на Родину.
И еще сказал, что всегда спит с открытым окном. Вот и все.
это, по обыкновению хитро жмурясь.
ждет такой возможности, но он сказал, что может устроить...
не так ли?
время. Ты что, еще не догадался об этом? Или ты считаешь, что получил меня
девственницей?
сказала об этом. Сколько? Кто? Все этим занимались, все время. Он совсем
еще ребенок. - О ком это тебе так не терпится узнать?
и пожалеешь об этом. Это Тим - Тимоти Вуд, мой сын!
может быть, однако эмоционально он доверял больше внешности и поведению.
На вид ей трудно было дать больше восемнадцати. Однако сейчас, когда она
смотрела на него глазами, полными слез, раскрасневшись, с пылающим на
скулах сердитым румянцем, она выглядела на все тридцать. А то и сорок.
говори этого!"
были белыми. Конечно, они необразованны, отсталы... Но миссис Маккей и
сама из рабочих, не так ли? Нет, все дело только в том, что Морковки -
смертны, а роман между смертным и бессмертным просто невозможен.
Непростителен. Экзетер уже узнал это на собственной шкуре.
Джоалвейле с милой Урсулой, а я пойду и буду милой со славным Пинки.
ты знаешь: я плодила ублюдков-Морковок еще до твоего рождения, мой
мальчик. Так что убирайся.
побывали здесь до него? Лицо ее в свете свечи показалось ему вдруг
зловещим...
у леди, если его не желают. Он подошел к окну, выбрался на улицу и пошел
домой, ощущая себя тысячелетним старцем.
14
прихрамывая, шла по Рыночной улице, петляя между телегами, сталкиваясь с
заспанными подмастерьями, направлявшимися на работу, и служанками,
вышедшими купить свежего хлеба на стол господам. Несколько проспавших свое
время петухов все еще горланили во дворах.
одежда, три книги, две запасных пары обуви, несколько дорогих подарков.
Ушибы болели, хотя лицо, к счастью, не пострадало. Как бы в утешение ее
переполняло странное возбуждение, уверенность в том, что жизнь ее вот-вот
сделает новый поворот. Солнце, казалось, светит особенно ярко, день был
полон свежих ароматов. Циничный внутренний голос шептал ей, что голова ее
просто идет кругом от недосыпа, ибо рассвет обыкновенно означал для нее
конец рабочего дня, а не время вставать. Ничего, все это уже позади. Она
теперь совсем другая женщина.
Вчера вечером она вышла погулять и опоздала к своему выходу - нечто, чего
она еще никогда себе не позволяла. Тигурб*л Трактирщик разозлился не на
шутку - вовсе не следовало так горячиться. Он не стал бить ее сам, но у
него и без того имелось в запасе достаточно способов наказания - послал в
ее гримерную самых грубых посетителей. После второго она собрала свои
пожитки и сбежала через окно.
свисала с крюка над окнами: "Балвон Печатник, изготовитель образовательных
книг, текстов и трактатов". Входная дверь была распахнута настежь, так что
она зашла.
Мастерская оказалась неожиданно большой, и в ней занимались какой-то
работой семь или восемь человек. Массивная медная штуковина посередине -
должно быть, пресс. В воздухе запах пыли и краски. Она озиралась по
сторонам, пытаясь понять, чем заняты все эти люди за столами и на скамьях
у стен. Два человека, судя по всему, набирали текст, выуживая буквы из
маленьких ящичков. Один подмастерье разводил краску, другой тащил только
что отпечатанные листы на просушку, третий разрезал высохшие листы на
страницы. Старик подметал пол метлой. Трое мужчин сшивали страницы, а еще