которая после обморока наконец пришла в себя.
изящный.
закладную записку, как он того пожелал накануне.
пятнами камзоле.
и выглядит легендой. Но ознакомление с подлинными документами и
утверждениями как современников Сирано, так и более поздних
исследователей, казалось бы, снимало сомнения.
Париже, и к ней следует отнестись не как к вымыслу, а как к подлинному
событию.
Лебре, современника и друга Сирано, лишь в названном числе убитых и
раненых в этой небывалой битве. Ростан допускал, что убитых было восемь, а
раненых семнадцать. Николай же Лебре говорил лишь об одном убитом, не
называя числа раненых.
вооруженного столкновения с отрядом в сто человек - видите ли, Сирано
хотел заступиться за своего пьянчужку-приятеля.
целых сто человек.
бы понять. Кстати, трудно представить себе и механизм подобного сражения -
один против ста!
сопоставлении различных совпадений и неясностей, позволяет предложить
нарисованную в романе картину, дающую ответ на все недоуменные вопросы.
Очевидно, действительность была близка к самому фантастическому вымыслу.
походкой пересекавшим весь город, его видели и близ кардинальского дворца,
откуда он, видимо, вышел, и на улице Сан-Оноре, и на набережной Железного
Лома, и на улице Могильщиков, бледного от потери крови, в изодранном
камзоле, покрытом темными пятнами, слегка покачивающимся от усталости (или
от непомерного с утра возлияния, что было неверно!). Сопровождаемый
любопытными взглядами, он привлек к себе внимание и городских стражников,
заподозривших в нем одного из тех неудачников, которые, потеряв веру во
все на свете, начали промышлять разбоем, однако какая-то бумага,
показанная стражам порядка, вызвала у них к прохожему столько же уважения,
сколько и удивления.
Бержерак, получивший от кардинала Ришелье подтвержденное им поручение,
суть которого была изложена в закладной записке, в дополнение к которой он
получил для доставки в Рим и личное послание кардинала Ришелье к папе
Урбану VIII. Ради этого Сирано и пошел на свой невероятный,
неправдоподобный, но вошедший в историю как действительно совершенный
(правда, якобы по другому, нелепому и незначительному, поводу!) подвиг,
ставший легендой, вызывая спустя столетия улыбку.
кардинала и его письмо в Ватикан, Сирано сознавал, что обязан вступить в
роту гасконских гвардейцев капитана де Карбон-де-Кастель-Жалу, а для этого
ему надлежало явиться в полк на лошади, в полном обмундировании и
надлежащим образом вооруженным (по традиции тех времен!), а стоило все это
по меньшей мере восемьсот, а то и тысячу ливров. В то же время в кармане у
Сирано была та самая пустота, которой он посвятил свою "Оду о пустоте".
уклончиво, у него не сложились, будучи взаимно неприязненными. Скупой отец
уже давно отказал ему в деньгах, ссылаясь на то, что в коллеже Савиньон
имеет стипендию, а после коллежа должен сам зарабатывать себе на жизнь,
поскольку не избрал, по совету отца, подобно старшему брату, духовной
карьеры. Савиньон не подчинился и не посвятил себя церкви, как не пошел и
в услужение к кому бы то ни было, надеясь, что первая его комедия
"Проученный педант", принятая к постановке в одном из парижских театров,
принесет ему и славу, и деньги. На деле получилось совсем иначе. И он был
не менее беден, чем крестьянин, которого вышвырнул с земли землевладелец,
отказав в аренде.
он знает". О Сирано можно было бы заметить, что чем меньше у него было
оснований для хорошего настроения, тем больше владела им веселость,
непомерная гордыня и готовность к поединкам. Все это скорее всего скрывало
внутренний мир неудачника, ибо даже легендарная шпага не провела его к
обильному милостями двору, и если он и был принят в некоторых парижских
гостиных, то, пожалуй, как забавный персонаж "с накладным носом",
способный острым словом или скандалом развлечь скучающее общество. И
все-таки Савиньон продолжал надевать на себя одолженную у друга Шапелля
одежду и снова окунаться в осмеянную им пустоту парижского общества.
предложение Ришелье остаться при нем дворцовым поэтом. Пожалуй, во всех
этих несоответствиях и была необычная сущность Савиньона. И теперь ему не
оставалось ничего другого, как явиться к отцу с повинной, ни перед кем не
склонявшейся головой. И сделать это он должен был уже не для себя (что он
с презрением отверг бы!), а ради освобождения томящегося в темнице
любимого философа.
капитала, вырученного от продажи имения Мовьер, поскольку его деятельность
нотариуса, имеющего звание королевского писца, на новом месте не принесла
ему желанного дохода. Обыватели не приняли пришлого чужака, предпочитая
своих старых нотариусов. Так что ни землевладение, ни нотариальное дело
королевского писца, ни переезд в Париж не принесли господину Абелю успеха
и не приблизили его к королевскому двору, что осталось его болезненной
мечтой.
вели показавшиеся Савиньону особенно грязными и обветшалыми ступени (ведь
он только что сошел с мраморной лестницы кардинальского дворца!).
Жозефа. Тот молился.
поднялся с колен и воскликнул:
не убеждай его в том, что окончательно опустился и погиб, дабы гореть в
геенне огненной, отрицая божественную благость нашей святой католической
церкви!
пришел за благословением, да ты еще и не стал аббатом, хотя по низости и
лживости своей уже готов к этому званию.