Александр Петрович КАЗАНЦЕВ

КЛОКОЧУЩАЯ ПУСТОТА

(ГИГАНТЫ)

Три научно-фантастических романа-гипотезы

(для среднего и старшего школьного возраста)

Художник Ю. Г. Макаров

Книга третья

ИНОЖИТЕЛЬ

Научно-фантастический роман-гипотеза

в 3-х частях с прологом и эпилогом

о невероятном превращении лихого дуэлянта

в философа и писателя,

обладающего загадочными знаниями грядущего

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

ПРОЛОГ

Часть первая. МИССИЯ УМА И СЕРДЦА

Глава первая. ИЩУЩИЙ

Глава вторая. ДЕМОНИЙ СОКРАТА

Глава третья. ПОГОНЯ

Глава четвертая. АУТОДАФЕ В ГОРАХ

Глава пятая. "ЧЕРНАЯ ДЫРА"

Глава шестая. МИР МУДРОСТИ

Глава седьмая. ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть вторая. ПОЖАР СТРАСТЕЙ

Глава первая. "ДЕНЬ БАРРИКАД"

Глава вторая. ШКОЛА ВЛАСТИ

Глава третья. ДАМЫ ФРОНДЫ

Глава четвертая. КИНЖАЛ ЛЮБВИ

Глава пятая. СЕРДЦА ЖАР

Глава шестая. ХУЖЕ СМЕРТИ

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

Часть третья. ФИЛОСОФ

Глава первая. ВОЛЯ СКЕЛЕТА

Глава вторая. ПОДМОСТКИ

Глава третья. ИНОЙ СВЕТ

Глава четвертая. СТРАНА МУДРЕЦОВ

Глава пятая. ТАЙНА СТЕПЕНЕЙ

Глава шестая. НЕСКАЗАННОЕ СЛОВО

Глава седьмая. ПОСЛЕДНИЙ СОНЕТ

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

ЭПИЛОГ

________________________________________________________________

Природа не знает мифов, но мифы

воспевают природу.

Сїоїкїрїаїт

______________________________________________________

ПРОЛОГ

Воображение - вот крылья, поднимающие

человека над обыденностью.

Сїиїрїаїнїої дїеї Бїеїрїжїеїрїаїк

Когда мой роман о юном Сирано де Бержераке был уже завершен и я
готовился перейти к следующему роману о нем, мне позвонили по телефону из
Союза писателей, а потом из Общества "Франция - СССР" по поводу того, что
со мной хочет встретиться французский журналист, сотрудник журнала, органа
общества.

Свидание наше должно было состояться в Доме дружбы, причудливый фасад
которого виден с Арбатской площади.

Я люблю старую Москву и, направляясь к Арбату, намеренно шел по
староарбатским переулкам с еще сохранившимися домишками "о трех окнах",
всегда так привлекающих внимание наших зарубежных гостей. Ведь
великолепные многоэтажные "здания под облака" они видят и у себя на
Западе, а домики, сделанные целиком из дерева, поражают их, как видения из
старой сказки.

Старой сказкой показался мне в свое время и Париж, когда четверть
века назад я бродил по нему, как бы прикасаясь к его древней истории, и
когда мои французские друзья подсказали мне мысль написать о Сирано де
Бержераке.

И сейчас я шел на свидание с французом уже в Москве в предвкушении
новых подробностей из жизни удивительного человека, который словно побывал
в нашем времени, а потом снова вернулся в эпоху жестоких
кардиналов-правителей, бездумных королей, дворцовой роскоши и крестьянской
нищеты.

Имя Сирано де Бержерака взял для своей героической комедии Эдмон
Ростан, а в дни гитлеровской оккупации Франции оно появилось в заголовке
подпольной газеты бойцов Сопротивления.

Такова притягательная сила неистового современника д'Артаньяна,
который прославился не только шпагой, как тот, но и остротой своих
поэтических произведений и философских мыслей.

Наш французский гость сразу расположил меня к себе, склонный к юмору,
невысокого роста, подвижный, черноволосый, с темными горящими глазами, с
веселой белозубой улыбкой и быстро меняющимся выражением продолговатого
лица.

Полушутливо он сообщил, что его зовут почти как Жюля Верна - Жюль де
Вернон и это непременно должно расположить меня, фантаста, к нему, как
расположен он сам ко мне из-за своей жены, русской француженки, правнучки
бывшего князя Шаховского Елены Шаховской, имя которой (как он знает!) я
использовал в своем романе "Льды возвращаются".

- К сожалению, льды вернулись в международные отношения, - заметил
он. - Суть вашей фантазии в том, что льды эти действительно должны
вернуться, но уже на свои прежние места, как во времена потепления. Я хочу
верить в это, ибо "безумию разума" невозможно восторжествовать.
Человечество не должно следовать примеру несчастных китов, которые порой
все вместе выбрасываются неведомо отчего на сушу, чтобы затем сообща
погибнуть.

С присущей ему манерой перескакивать в разговоре с одной темы на
другую он вспомнил, что первая русская летчица тоже была Шаховская, а
потом спросил:

- Но как вы угадали ее, мсье Алекс?

- Кого? Летчицу?

- Нет! Мою жену! Неужели повидались с нею в Париже?

Он сносно говорил по-русски, с милым мягким акцентом, объяснив, что
изучил этот язык, влюбленный в свою будущую супругу.

- Нет, мне не привелось столкнуться с вашей супругой. Я лишь
встретился там с такими людьми, как Жак Бержье, Эме Мишель, узнав от них о
Сирано де Бержераке. Они натолкнули меня на мысль написать о нем и помогли
впоследствии собрать о нем еще больше важных сведений.

- Ба! - воскликнул француз. - Как вы могли о нем узнать, когда никто
о нем ничего толком не знает! А, догадываюсь, мсье Алекс! Вам способствует
свойство моего великого "почти тезки", кажется, так правильно сказать
по-русски?

- Если вы имеете в виду воображение, которое отличало вашего великого
французского фантаста, то без этого дара действительно не написать романа,
как и нельзя представить себе то, чего нет, или создать нечто новое.

Ведь воображение и отличает человека от всего остального животного
мира.

Жюль предложил мне пройтись по вечерней Москве, признавшись с
улыбкой, что он страстный пешеход и дома не может успокоиться, если не
пройдется по парижским бульварам и не посидит вечером за вынесенным из
кафе столиком.