где-нибудь? - Она чуть не добавила: "ради того, что было".
квартиру.
уехать и не искушать себя больше.
так тихо, что не была уверена, что он слышит ее.
ничего подобного. Голос его звучал ровно. - У нас никогда его
по-настоящему не было.
любопытством посмотрел на них, узнал Келли, смущенно поздоровался и пошел
дальше.
по-настоящему захотели. - Затаив дыхание, она ждала ответа и вдруг поняла,
что боится услышать "да".
в промежутке между полетами. Что-то вроде мальчика по вызову.
смотрю в небо и знаю, что ты где-то там. Как ты, к черту, можешь осесть в
Принстоне и торчать там всю жизнь? Воспитывать детей? Ходить на
родительские собрания?
состоянии остановиться.
взгляд был суровым, и ей там не было места. - Когда ты летишь?
Куракуа.
говорить о тех местах, Хатч. Я знаю, какой ты становишься, собираясь
лететь. Знаешь, ты ведь обычно не можешь дождаться начала полета. Ты
никогда не смогла бы остаться ради меня. - Голос его задрожал. - Хатч, я
люблю тебя. Всегда любил. И всегда буду любить, только никогда больше об
этом не скажу. Я все отдал бы ради тебя. Но ты недосягаема. Ты
возненавидела бы меня, если бы осталась.
давай начнем все сначала, ты позвонишь этому как-его-там и скажешь, что не
летишь на Куракуа, черт его знает, где оно находится, и сразу же пожалеешь
о том, что сделала. В тот же миг. И еще я скажу тебе кое-что: когда я
выйду из машины, ты помашешь мне на прощание и уедешь с облегчением. - Он
посмотрел на нее и улыбнулся. - Хатч, Пеп хорошая женщина. Она тебе
понравилась бы. Будь счастлива за меня.
направляясь на север, она решила, что он был не прав. По крайней мере,
сейчас она испытывала только сожаление.
стаканом кьянти, слушать завывание ветра над центральным куполом,
смотреть, как гнутся деревья. Она любила ураганы, и пусть с каждым годом
они становились все свирепее и страшнее и носились по острову, затопляя
его.
заставляющего уровень моря подниматься, а леса и пустыни отступать, и это
вынудило медлительных политиканов после трехсот лет ничего-не-делания
начать делать хоть что-то. Возможно, и слишком поздно. Но она слышала в
реве шторма голос планеты.
те времена, когда археология была еще связана с Землей. Они тогда сидели
за столом друг против друга на семинаре по вопросам скульптуры. Потом он
потерял интерес к скульптуре, зато увлекся Эмили и устремился вслед за ней
по трем континентам и некоторым самым завалящим ресторанчикам Ближнего
Востока.
себя после потери и не потому, что не смог найти себе еще кого-то. Но те
чувства, которые он испытывал к ней, никогда не повторялись. Не было и
близко ничего похожего. Любовь к Эмили отодвинула на второй план даже его
страстное увлечение старинными знаниями. Он не думал, что когда-нибудь еще
встретит такую женщину.
или округа Колумбия. Он написал там "Вавилонское лето" - книгу, которая
сделала ему имя. Они провели там День Благодарения и наблюдали такую же
бурю, когда пришло сообщение о том, что был преодолен барьер
гиперпространства. (В то время ни Ричард, ни Эмили не понимали, что такого
особенного в этом барьере и уж совсем не догадывались, насколько он
изменит их профессию.) Это произошло всего за две недели до ее смерти. Она
погибла, когда ехала навестить родителей перед праздником.
другой стороне улицы у дома Джексонов. Больше не было сезона ураганов.
Ураганы бушевали теперь во все времена года. Начиная с первого января этот
был седьмым по счету. Его назвали Гвен.
приступить к статье для Археологического Обозрения. Статья касалась
всеобщего разочарования - ведь несмотря на двадцатилетние усилия, так и не
удалось обнаружить Создателей Монументов. Он пытался доказать, что,
несмотря на неудачу, эти исследования все-таки дали некоторые
положительные результаты. "Несмотря на отсутствие прямого контакта они
(Создатели Монументов), как и другие мифы, стали заметной духовной силой.
Мы теперь знаем, что возможно создать развитую культуру, которая делает
жизнь стоящей и даже благородной. Как еще объяснить мотивы создания
Монументов столь всепокоряющей красоты?"
искусства. Художник всегда хуже созданного им шедевра. Что значат Пеоний,
Сезанн и Маримото в сравнении с Никой, "Vai d'Arc" или "Красной луной"?
Сведения, полученные из первых рук, вряд ли приведут к чему-либо, кроме
разочарования. И все же - и все же, чего бы он ни отдал бы за то, чтобы
сидеть здесь в такую ночь, когда ураган колотит в дверь и звучит пятая
симфония Бетховена, и разговаривать с одним из этих существ? О чем ты
думала на вершине того горного хребта? Хатч полагает, что знает. Но что
действительно было у тебя в мыслях? Почему ты пришла туда? Знала ли ты о
нас? Или ты просто путешествовала по галактике в поисках чудес?
дождь хлестал по газону и тряс дом. Плотные серые облака, иногда
разорванные бледными полосами, проплывали над крышами домов. Над аптекой
Стаффорда ритмично хлопала и гремела металлическая вывеска. Она бы снова
оторвалась, если бы не висела с подветренной стороны улицы, и по другую
сторону не было ничего, кроме песчаных ям и воды.
бургундским у закрытого окна, выходящего на залив. Ветер подгонял его
мысли. В плохую погоду можно быть более одиноким, чем на поверхности
Япета, а он любил одиночество. Он не понимал причин этой любви, но она
была сродни той страсти, которая наполняла его, когда он шагал по
лабиринтам давно умерших цивилизаций. Или слушал рокот океана на берегах
времени...
степени: Пенобскот-авеню вся блестела, уличные огни ярко сияли в сумерках,
по улицам с грациозностью смерти плыли сломанные ветки.
Амити Айлэнд. Когда океан успокаивался, можно было проехать четверть мили
и нырнуть в воду в том месте, где была когда-то дорога номер один.
у себя из-за бури. Но он не остался. Планкеты - интересные люди и умеют
играть в бридж (еще одна страсть Ричарда). Но ему хотелось урагана,
хотелось побыть наедине со стихией. Поблагодарив, он сказал, что работает
над важным проектом.
Диккенсом. Он уже прочитал больше половины "Холодного дома". Ему нравилась
теплая человечность книг Диккенса, и он находил в них (что очень забавляло
его коллег) некоторые параллели с Монументами. И тем, и другим, как ему
казалось, были присущи сострадание и интеллект, которых так не хватало во
враждебной Вселенной. И те, и другие, несомненно, оптимистичны. Как те,
так и другие - продукты потерянного мира и пользуются отраженным светом
для получения наиболее сильных эффектов.