Заблудившийся во сне
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОПЕРАЦИЯ
них вел в операционную; я свернул налево. Как положено, я был в салатном
комбинезоне, незакрепленная еще маска болталась ниже подбородка,
непривычная для меня обувь то и дело заставляла замедлять шаги, чтобы не
остаться босиком, но, в общем, все пока шло нормально: никто не обращал на
меня внимания, занятый скорее всего своими мыслями о предстоящей нелегкой
работе, - да здесь и не принято интересоваться друг другом, это не нужно и
не по правилам - в этом пространстве. Я имею в виду не пространство
клиники, а нечто совсем другое.
установили, и лица пациента я не видел, но мне глядеть и не требовалось, я
и так знал, кому выпало лежать тут, в ярком бестеневом свете. Хотя,
конечно, он мог выглядеть совершенно иначе, чем на приевшихся портретах.
Но это - дело привычное. Все, что от меня сейчас требовалось - это
держаться рядом с тем, кто будет оперировать, кому на помощь
отмобилизована вся не очень многочисленная команда. Держаться, не
вмешиваясь - до того самого мгновения, когда придет мой черед и я скажу
хирургу несколько слов и сделаю одно-единственное движение рукой - и он
все поймет, вовремя изменит план, распорядится подключить еще один аппарат
- и все, дальше дела пойдут как по маслу, операция завершится успешно, а
наутро тот, кто провел ее, проснется...
операции: может быть, кому-нибудь сей предмет и показался бы интересным.
Но подобный рассказ мне не по силам: в медицине я ни черта не смыслю,
никогда не учился и не работал по врачебной линии, и из всей этой
премудрости твердо знаю лишь одно: что у здорового человека есть своя
нормальная температура, и составляет она тридцать шесть и шесть десятых
градуса по Цельсию. Такой эрудиции мне хватает. А то, что я оказался в
операционной рядом с ведущим хирургом, и не только оказался, но еще и
нужный совет подал вовремя - это уже, я бы сказал, совсем из другой оперы.
Перед тем как отправиться в клинику и участвовать в операции, я получил,
как говорят у нас в конторе, скромно и со вкусом называемой "Институт",
полную накачку и совершенно четко и точно знал - нет, не знал, скорее -
ощущал, в какой миг и что именно надо будет сказать, и что - сделать. Как
только я это выполнил, все, что касалось операции, вылетело у меня из
головы, и хорошо, что вылетело: если бы все такие разовые вливания со
всякими подробностями оставались в мозгах, то и мне, и любому из моих
коллег приходилось бы, из-за несовершенной конструкции человеческой
памяти, таскать на плечах голову величиной с Луну, а с таким украшением
трудно проходить в узкие двери.
знаю, буду рассказывать сам, не дожидаясь команды.
кофе с удовольствием будет вспоминать, как ему приснился сон, что
называется, в руку: будто бы он прооперировал самого имярека, то есть
сделал во сне то, что наяву ему придется совершить лишь через три часа, и
не просто прооперировал, но вовремя заметил неожиданную опасность, то, что
проспали и рентгенологи, не снимавшие пациента под таким (необычным,
правда) углом, и терапевты не услышали, и УЗИ не нашарило - а он вдруг
совершенно четко почувствовал грозящую беду уже в ходе операции и
молниеносно сообразил - что именно надо сделать. Н-да, бывают же такие
сны... Сон, конечно - ерунда, неконтролируемые психические явления, или
как их там, - но все-таки вот эта мысль, насчет нежелательного осложнения,
пришла хоть и во сне, но по делу, и надо будет сегодня, оперируя, обратить
на это особое внимание...
всяческих успехов.
дело - гуляй смело.
мою пользу. Я отработал быстро и мог теперь, возвращаясь, сделать
небольшой и неспешный крюк по мини- и микроконтинуумам ПС; просто так,
чтобы доставить себе удовольствие.
ОХОТА
уха, а левой медленно вел лук с наложенной стрелой, ожидая, пока ус-ту
остановится хоть на мгновение. Гладкий каменный наконечник упорно смотрел
в ее худой бок с клочьями свалявшейся шерсти; весна только начиналась, и
мяса на животном было не очень много, но на мне и моих женщинах - пожалуй,
еще меньше, а за три последних дня это была первая дичь, к которой я
ухитрился подойти. Отщепенцу в голодные дни приходится несладко. Хотя вряд
ли и в племени, которое покинули я и мои женщины, дела шли намного лучше:
охотников там, понятно, немало, но ртов, готовых вцепиться и жрать - куда
больше. Нет, я не жалел о том, что мы ушли, хотя впервые эта мысль пришла
в голову не мне, а Ну Ши, у которой возникло странное желание не лежать ни
с кем другим, кроме меня. Мне это вначале показалось странным, но она
быстро доказала, что права, потому что и у зубастых Раш, и у ковыляющих
вперевалку Уро, поедающих, как мы, и мясо, и рыбу, и коренья, и мед, когда
удается найти его, - да и у всех прочих: и у тех, кто ест только мясо, и у
других, кому по вкусу лишь трава и молодые веточки - словом, у всех весной
начинается такой порядок, что Охотник не терпит рядом с собой других
мужчин и борется за своих женщин до последнего, не подпуская к ним никого.
Я долго думал и решил, что она лучше, чем я, понимает устройство жизни.
После этого мы ушли. Ну Ши говорила, что уйти нужно вдвоем, но с этим я не
согласился и велел идти со мною еще двум женщинам, быть с которыми
нравилось мне больше, чем с другими. Нас не хотели отпускать, потому что я
один из лучших охотников, и не хотели отпускать женщин, потому что были и
другие мужчины, кому нравилось отходить в сторонку с ними, так что
пришлось подраться, и трое из моих противников ушли в те места счастливой
охоты, куда попадает каждый, когда здесь его постигает Большая Неудача.
Потом племя еще два раза пыталось напасть и причинить Большую Неудачу уже
мне, но получилось наоборот. И нас оставили в покое, тем более что недавно
еще много - больше трех - девочек посвятили в женщины, и охотникам стало
просторнее.
где всегда росла вкусная трава Ир; по соседству с нею я порой находил
длинный кусачий корень Ах, которым мне нравилось заедать мясо. Такое место
было одно во всем моем лесу. Я тоже застыл. Ус-ту внимательно огляделась,
но не увидела меня, потому что на мне была накинута травяная плетенка,
очень хорошо сделанная И Та, второй женщиной, умевшей лучше всех плести и
такие накидки, и сетки, которыми мы ловим рыбу, а также делать предметы из
глины. Правда, на этой земле глины не было, но я знал место в двух днях
пути, и каждый раз, когда солнце сворачивало к холодным дням, мы ходили
туда, чтобы запастись ею. Успокоенная ус-ту склонила голову на длинной шее
к траве и отщипнула. В следующий миг насторожилась: ветер вдруг
переменился и подул от меня; на поляне так бывает нередко, ветер блуждает
между деревьями и выбегает на поляну то с одной, то с другой стороны. Я
видел, как напряглось ее тело. Но стрела уже летела, бескрылая чайка с
каменным клювом. На всякий случай я сразу же наложил вторую: так учат нас
старые охотники. Но стрелять еще раз не понадобилось. Ус-ту не успела даже
оттолкнуться всеми своими ногами; бескрылая чайка вонзила клюв, козочка
упала, не начав прыжка, и я длинными скачками понесся к ней, держа
наготове короткий нож из очень гладкого и блестящего камня (он достался
мне после схватки с незнакомым племенем, проходившим через наши места),
чтобы прикончить, перерезав горло.
мне стало очень хорошо. Я испустил свой клич, приложив ладони по сторонам
рта; сделал это два раза, потом еще два раза, поворачиваясь во все
стороны. Чтобы все знали, что я хороший охотник и не вернусь к огню с
пустыми руками.
на том берегу, недалеко от опушки. Подойдя к воде, я вдруг заметил
неподалеку, совсем рядом, что-то странное. На влажном песке виднелся след.
Не мой. Но человеческий. Здесь проходил чужой. Но это было не главным:
рядом со следом лежало нечто...
Прозоров Александр
Верещагин Олег
Орловский Гай Юлий
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Сертаков Виталий