Чтение 46–й страницы книги ~Заблудившиеся во сне~

пространства, находясь в которых, я оказался бы вне наблюдения. К
сожалению, стена с окном обозревалась, надо полагать, очень хорошо. А во
мне все более усиливалось желание попытаться выглянуть из этого окна; даже
один взгляд на внешний мир порой дает множество необходимых сведений.

А почему бы мне и не сделать этого совершенно демонстративно, у них на
глазах? Такое движение является естественным для каждого человека,
оказавшегося в незнакомом месте. И если он не подозревает хозяев дома в
неблаговидных намерениях, у него не возникает ни малейшего желания скрыть
свои действия. Наоборот, если не сделать этого, у того же капитана может
возникнуть уже не подозрение, а твердая уверенность в том, что я ему не
поверил. Однако к такому выводу, к полному недоверию я ведь еще не пришел?

Еще нет, но, похоже, находился на пути к нему.

Что меня смущало?

Так, кое-что.

Ну, хотя бы "Тайгер". У нас в Институте никто никогда не переводил
кличку шефа на английский или какой-либо другой язык. Мы вообще не
переводили ни кличек, ни паролей, ничего - потому что в идентифицирующих
системах у нас все было вложено на русском языке. Поэтому услышать такой
вариант имени даже в частной болтовне у нас в Институте он не мог.
Следовательно, если информация поступала к капитану Халдею от кого-то из
наших, то слово "Тайгер" в ней никак бы не фигурировало. И тем более оно
не могло бы возникнуть, если бы капитан получил информацию, проникнув в
наши компьютеры, где все было до предела русифицировано.

Это была маленькая, но накладка.

Второе: к вопросу о похищении тела.

Он сказал, что при современных возможностях похитить тело из палаты
второго или третьего этажа не представило бы никакой сложности. Однако в
Институте наши тела лежали в нижних, подземных этажах, где никаких окон,
естественно, не было. Что, Халдей не знал об этом? Если уж СБ давно
приглядывала за нами, если какая-то информация утекает из Института, то
такая деталь - где именно помещаются тела ушедших в Пространство Сна - им
наверняка известна. И поскольку капитан является, видимо, непосредственным
куратором взаимоотношений СБ с Институтом, то такую деталь он должен бы
знать. А если не знает...

Что же - если не знает, то он - не он? Не капитан Халдей?

В это не верилось. Чем больше я вспоминал, тем более убеждался в том,
что это был все-таки он. Он - и не он. Чушь какая-то.

Далее: я совершенно точно помнил теперь, что стартовал я из Института,
из третьей палаты. Из своего дома я был насильно вытащен в ПС, мне сделали
предупреждения, возможно, хотели предпринять еще какие-то меры - но не
смогли. Не по их вине.

Что же получалось? Я даже поморщился: таким беспомощно-глупым
представлялся я себе в эти минуты.

Ну, хорошо. А если он - это он? Капитан Халдей, прекрасно знающий, где
в Институте что лежит - и тем не менее демонстративно, именно -
демонстративно пытающийся повесить мне лапшу на уши?

Вывод может быть только один. Капитан передает мне в слегка
зашифрованном виде вот какую информацию: "Я тебе вру, я вынужден тебе
врать, у меня нет другого выхода. Имей это в виду и будь осторожен".

Не очень-то вероятно. Однако другого объяснения я никак не мог
придумать.

А если я прав, то капитан, несомненно, находится под сильным давлением.
Вынужден поступать так, как не хочет.

Кто может на него давить?

Разумеется, прежде всего - его начальство. Руководство СБ.

А зачем? Если оно заинтересовано в неудаче операции по розыску Груздя,
то им куда проще сделать все на уровне всего Института, а не одного
дримера-исполнителя, от которого, если судить непредвзято, не так уж много
и зависит. Я - хороший дример, приятно сознавать это; но не станет меня -
убьют или сломают, - и пойдут другие, мало в чем мне уступающие. Они
сейчас наверняка уже готовы к переходу в СП, ждут только команды.

Если же не руководство - то кто?

Тогда - только противник. Те, кто затеял все это похищение. И вероятнее
всего - именно те, чье участие в этом деле капитан только что столь
театрально отрицал. Слишком возмущенно. Чересчур картинно. Теперь, когда
оппонент стал проявляться столь явно, я окончательно поверил в то, что
состоялось именно похищение, а не просто какая-то причуда Груздя. Хотя у
людей в элите или близких к ней подобные причуды возникают не так уж
редко.

Итак - некто надавил на Халдея с такой силой, что тому не оставалось
ничего другого, как петь по тем нотам, которые этот "некто" положил перед
ним на пюпитр.

Но петь - местами фальшивя; уповая скорее всего на то, что заказавший
музыку сам в ней не очень-то разбирается. Впрочем, всегда можно сослаться
и на свой несовершенный слух.

Ну а зачем противнику та информация, которую капитан столь настойчиво
требовал от меня?

Противник, видимо, достаточно ограничен в своих действиях. Ему нужны
эти люди, но сам он не может их выявить. В Институте капитан не мог бы
получить список, даже попытайся он это сделать: наше сотрудничество с СБ
предполагало, как я помнил, что они в наши дела, в нашу оперативную кухню
не лезут, поскольку наши данные представляют собой интеллектуальную
собственность Института, и никто не имеет права проникнуть в нее. Если
действительно такая попытка была, то могу поручиться: наши файлы были
стерты нашим собственным руководством, а где хранятся диски с копиями -
никто, кроме него, не знает.

Если капитан действительно попал в переплет, хорошо было бы ему помочь.
Только как?

Можно, конечно, без труда сочинить для него список - такой, какой ему
наверняка очень понравится. Весьма правдоподобный - с точки зрения
человека, никогда не работавшего над окружением Груздя.

Можно, да. Но если этот парень действительно из СБ, то как-то не
хочется увешивать его уши лапшой. Неэтично по отношению к людям, чью жизнь
и службу никак не назовешь медом.

Вот так вот. Очень интересно.

Но это были еще не все зарубки.

Еще одна касалась других Бюро. Та же накладка, что и с Тайгером. Мы в
своем обиходе никогда не употребляем этого слова. Для нас наша база -
Институт, и о том, что формально она носит название Московского Бюро, мы
вспоминаем лишь при составлении официальных документов, направляемых
коллегам в другие страны.

Что это: случайная оговорка - или еще один скрытый намек? В данном
случае - на то, что в дело замешан кто-то из-за рубежа? И не по этой ли
причине Халдей так демонстративно-яростно уверял, что в деле участвуют в
качестве противников только наши сограждане? Вовсе не исключено.

Еще одна зарубка: говоря о возвращении Груздя, капитан произнес слова
"бренная плоть". Употребить слово "бренный" применительно к телу
находящегося в Пространстве Сна человека, пусть даже не дримера, а снивца,
- величайшая бестактность. Можете считать это суеверием, чем угодно, но,
говоря о находящихся на операции или попавших в ПС в беду, мы никогда не
позволим себе употребить любое слово, хотя бы отдаленно связанное со
смертью. А тут напрямую в сознании возникают бренные останки, похороны и
все прочие прелести. Опять-таки - такое слово мог употребить только
человек, находящийся не в курсе дела. И никогда в жизни не разговаривавший
по душам ни с одним из нас.

Да, весьма сомнительно, весьма...

Дальше. Случайно ли обмолвился капитан, когда сказал, упоминая о людях,
контактировавших с Груздем: "В Производном Мире" вместо правильного
"здесь"? Мы ведь уже и так находимся в ПМ, не так ли? Может быть оговорка,
конечно. Но может быть и намек: имей в виду - мы с тобой вовсе не там, где
предполагается...

Есть, о чем подумать.

И еще одно обстоятельство, на которое нельзя не обратить внимания. На
мне надета моя пижама, нет сомнений. Но - не та, в которой я засыпал. А
вторая - та, что должна была лежать у меня дома в шкафу.

Должна была - и, может быть, сейчас там и лежала?

Ну что же: самое время подойти к окну. Не спеша, как бы из чистого
любопытства, без определенного намерения...

Я встал. С удовольствием потянулся. И медленно направился в намеченном
направлении. Внутренне я был собран и готов к любой неожиданности: мне
могли и помешать выглянуть.

Не помешали, однако. И я беспрепятственно добрался до окна.

Вернее - до того, что принимал за окно. На самом же деле это было лишь
его изображение: рама, неплохо нарисованная на гладкой стене. Места, где
следовало быть стеклам, были покрыты слоем отблескивавшего лака - только и
всего.

Вот, значит, как. И вот почему меня не остановили, не помешали увидеть
хоть что-то: считали, что я не смогу увидеть ничего.

Но, как говорится, в науке отрицательный результат не менее важен, чем
положительный.

И то, что я увидел, и то, чего не увидел, принесло мне информацию, хотя
и несколько неожиданную, тем не менее весьма ценную. На ее основании можно
было уже действовать.

Я вернулся к койке. Сел. Сейчас мне предстояло проделать некий
эксперимент. Я лег. Натянул на себя одеяло - ту его часть, что была
побольше. Закрыл глаза. И мерно, медленно задышал, словно засыпая.

Эксперимент дал результат уже через минуту. Грянула музыка.
Оглушительно громкая. Даже не музыка: какофония. Впрочем, может быть, то
был самый модерн. Заснуть под такой аккомпанемент просто невозможно.
Музыка накатывала на меня со всех сторон, сверху, снизу. Мне казалось, что