сцену?
Могу я просто волноваться за вас, как полагаете?
ответственность за такое вздорное и безрассудное существо, как вы. Слава
богу, что хоть в эту ночь не произошло ничего страшного...
Может быть, я как раз так и выгляжу, проведя ночь в случайной постели.
забыл, какой нашел вас на кладбище...
покойницей, которую воскресил не кто иной, как вы.
И не морочьте мне голову...
голову - мне хочется бить вас кулаками, понимаете?
даже очень нравится, что вы больше не собираетесь встретиться с нею, и на
вашей глупой физиономии написано, что вы счастливы, сбросив с себя столь
тяжкое бремя, - и после этого вы даже не находите нужным позвонить перед
сном и справиться, как же эта женщина чувствует себя в чужом доме,
расставшись с вами, единственным здесь человеком, к которому она хоть как-то
привыкла... За то, что вы просто трус - испугались каких-то осложнений и
удрали. Испугались, что я повисну на вас - или наоборот, что еще немного - и
вы не сможете отойти от меня ...
и даже очень, как вы говорите, понравились, и что я испугался, что не смогу
отойти от вас ...
тоже, хотя даже сейчас делаете вид, что это для вас новость. В общем, вы
повели себя не как мужчина. И поэтому вас стоит поколотить. Вообще, я вас
презираю. И теперь, когда я вам все сказала, оставьте, пожалуйста, меня в
покое.
на всякий случай, чтобы она вдруг не исчезла где-нибудь так же неожиданно,
как и возникла. - Оставлю. Только сначала скажите, как улаживаются ваши дела
и куда вы направляетесь.
долга. И поэтому я вас никуда не пущу.
поведете, насколько я вас уже знаю. Что же еще?
как видите, есть о чем поговорить...
предположениях вы не совсем неправы. И я не хочу, чтобы вы исчезали так,
растворялись в пространстве. Сейчас мы поедем в одно место, где нам будет
удобно, и мы сможем поговорить без помех.
исчезнуть вдруг, без доброго слова, без ничего, - вот тогда вы уж точно меня
никогда больше не увидите.
V
обидного мало, и мы остались на площадке, около заднего окна. Нас
основательно зажали; дачный сезон, видимо, еще не кончился, и люди
мигрировали за город, хотя вечернее прибалтийское небо стало и совсем
мрачным. Автобус полз по улице Ленина, и с каждой остановкой дышать
становилось все труднее. Я сопротивлялся как мог, и все же в конце концов
меня прижали к Ольге. Хоть бы она повернулась боком, подумал я; но сейчас
это было уже невозможно, следовало думать раньше. Всем телом я ощущал ее
дыхание. Наверное, и она - мое. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, касаясь
лицом ее волос.
буду отвечать.
Может быть, из-за отца? Вообще причины бывают самые разные. Я знал одного
офицера, который пошел служить потому, что ему нравилась форма. Бывает и
так. Другого направил в училище военкомат, у него самого никаких других
определенных целей не было, и он пошел. Третий мечтает стать полководцем.
Четвертый - потому что уговорили товарищи. Но ребята из военных семей часто
идут потому, что к этому образу жизни привыкли с раннего детства, он
нравится им, другого они не представляют, а отцы помогают им выбрать этот
путь. Правда, мой отец мне не помогал. Он погиб, когда мне было еще слишком
мало лет, чтобы планировать будущее. Не знаю, где он похоронен, и вряд ли
кто-нибудь на свете сможет указать мне это место. Он погиб не на фронте.
Раньше. И как раз это, кажется, и заставило меня выбрать его путь: мне
казалось, что я должен заменить его - хотя бы в какой-то степени. Понял я
это не сразу. В армии больше, чем в любом другом месте, любят ясность, а со
мной с самого начала этой ясности быть не могло. Вроде бы ко мне никаких
претензий не было, и все же. Это меня обижало. Пришел я в армию не из
училища, а через срочную службу. В то время ввели такой порядок: имевшие
среднее образование могли на третьем году службы подать рапорт, уйти на
краткосрочные курсы, шестимесячные, и, пройдя их, получить офицерское
звание, пусть и самое младшее - одну заклепку, как говорилось на армейском
сленге. Я подал рапорт. Мне разрешили ехать. Настал день убытия. Я снялся с
довольствия, получил аттестаты. Не хватало лишь характеристики. Секретарь
партбюро полка был в отпуске, его замещал майор Грачев, начальник штаба. Я
ходил к нему три раза. Майор не принимал. Наконец я к нему прорвался. Он
посмотрел на меня, морщась, как от головной боли, и сказал: "Не подпишу!" Я
рассердился: "Кто же я по-вашему? Шпион?" Он, все так же морщась, страдая и
пряча глаза, крикнул: "А откуда я знаю, кто ты?" Я повернулся, пошел в роту,
бросил вещмешок на койку и вернул аттестаты старшине.
остаться, говорили о назначении, о присвоении звания; к тому времени кое-что
успело измениться, и на партийных собраниях полка стали появляться офицеры,
которых там раньше не встречали, хотя все их знали; раньше у них была своя
организация. Мы с ними дружески здоровались, я понимал, что и без этой
профессии в армии нельзя, но обида все же не проходила. На гражданке я
окончил институт и стал работать во Взрывпроме. И только после пятьдесят
шестого, когда узнал об отце, то, в чем и раньше был всегда уверен, я начал
понимать, что мое место все же в строю. Специалисты моего профиля в армии
никогда не будут лишними. В Вооруженные силы я вернулся уже в офицерском
звании, и судьба столкнула меня с Лидумсом, с которым - вернее, под командой
Русанов Владислав
Каргалов Вадим
Куликов Роман
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Максимов Альберт