Чтение 30–й страницы книги ~Сторож брату моему~

- Вы уже говорили об этом, доктор. Но надо ли напоминать вам ваши же
выкладки? Даже если они договорятся - мы не успеем, понимаете - не успеем.
Не успеем спасти их, и очень вероятно - не успеем спасти вообще никого.

Это было так; и все же...

- Обождите, Рыцарь. Мы с вами судим, исходя из того, что известно нам.
Но вовсе не исключено, что наши, возвратившись, привезут какую-то
информацию, которая заставит нас в корне пересмотреть...

- Если-они вернутся.

- А если они не вернутся, - вдруг, неожиданно для самого себя, крикнул
Аверов, - то надо их найти! Или, может быть, вы, пилот, хотите бросить
друзей на произвол судьбы? Но этого, этого уж я не позволю!

Уве-Йорген после паузы промолвил:

- Иными словами, вы получили новые данные о поведении звезды? Она
раздумала взрываться?

- Нет! Но...

- Что же изменилось, доктор?

- Ну, неужели вы... Какое жуткое хладнокровие, Уве-Йорген! И вы можете
быть так спокойны?

Пилот невесело усмехнулся.

- Я привык терять товарищей, доктор. К сожалению...

- О, эти ваши безжалостные времена! Но я не желаю привыкать к таким
вещам!

- Мы тоже не желали - нас не спрашивали. Но не станем спорить об
отвлеченных материях. У вас есть план, как их найти?

- Лететь к планете на большом катере.

- И кто же полетит?

- То есть как - кто?

- Доктор, вы вынуждаете меня снова напомнить... Если бы речь шла только
о наших товарищах, я и не подумал бы возражать вам. Но если мы начнем
такие поиски - сколько они продлятся? Где гарантия, что мы не потеряем и
других? И кто же тогда погасит звезду и спасет Землю? Кто спасет ваше
человечество?

- Почему "мое"?

- Моя Земля давно кончилась. Мы - как те кистеперые рыбы, что нечаянно
дожили до поздних времен, хотя все родичи их давно превратились в лучшем
случае в окаменелости... Это ваш мир, доктор, и у вас должна болеть за
него душа. И вы должны понять, что важнее: миллиарды людей там - или двое
наших товарищей здесь. Что говорят вам ваши представления о гуманности?

- А как будет выглядеть с позиций гуманности то, что мы оставим людей
здесь на верную гибель?

- С моей точки зрения, доктор, гуманность - это умение не приносить
больших жертв там, где можно обойтись малыми.

- Я с ума сойду...

- Не советую. Легче от этого не станет никому, а вам - только хуже. И
думайте не только о себе. Когда мы погасим звезду и вернемся на Землю,
чтобы доложить о случившемся, только вы один сможете объяснить там - не
только словами, но и цифрами - с чем мы здесь столкнулись. Это нужно не
мне, а человечеству. Вы согласны?

- Да, видимо, так...

- Простите меня за бестактность, доктор, но как жаль, что вы не прошли
военной службы. Тогда вы научились бы обходиться без "видимо" и, оценив
обстановку, кратко ответили бы: так.

- Где же я мог бы?..

- Знаю, знаю. А жаль. И как только воспитало вас ваше прекрасное время?
Я с удовольствием говорю с вами, но воевать согласился бы скорее против
вас. Это была бы веселая война...

- Ну перестаньте же...

- Кроме того, вот вам мои соображения о возможности поисков наших
товарищей. Кто стал бы этим заниматься? Я необходим на корабле как лицо,
способное заменить капитана, и как квалифицированный пилот. Мой товарищ
Питек хороший пилот, прекрасный, может быть, но им нужно руководить - он
порой чересчур эмоционален, и ему одному нельзя доверить машину. К тому
же, я в одиночку не доведу корабль до Земли. Но не буду отнимать ваше
время: мне нужен каждый член экипажа. Следовательно, я больше не выпущу на
планету ни одного человека. Не говоря уже о том, что мы не можем потерять
и большой катер - последнее наше средство сообщения с чем бы то ни было.

- Да. Я понимаю. Все это мне ясно. И то, что звезду придется гасить. И
то, что наши шансы спасти здешнее население ничтожны...

- Их просто нет.

- Пусть даже так. Но мы обязаны дождаться наших.

- Как долго должны мы их ждать?

- Ну, взрыв ведь произойдет не завтра...

- Такая вероятность совершенно исключена?..

- Нет, не совершенно. Но она невелика... хотя будет возрастать с каждым
днем.

- В таком случае... Хорошо... Будем ждать. Двое суток. Согласны?

- Почему именно двое суток? Вы решили наугад или у вас есть
какие-нибудь соображения?

- В мое время, - Уве-Йорген усмехнулся, приподняв уголок рта, как
обычно, - если рыцарь через двое суток не возвращался на свою базу, мы
считали его погибшим. И редко ошибались.

- И вы так спокойно...

- Да перестаньте! Не думаете же вы, что гибель людей доставляет мне
удовольствие! Были, конечно, и такие, но всех оболванить он не успел...

- Кто? - машинально спросил Аверов.

- Король Джон Безземельный, если это вас устраивает. Ну, что же, будем
считать, что мы договорились. И, откровенно говоря, на вашем месте я бы
гордился...

- Гордились бы - чем?

Но пилот не ответил. Он напряженно всматривался в экран. Шагнул в
сторону, переключил локатор. Поднял глаза. Медленно улыбнулся.

- Поздравляю, доктор. Кажется, мы жгли порох впустую.

- Что это значит? - дрогнувшим голосом спросил Аверов.

- Если у туземцев нет своих космических устройств, то это может быть
только наш катер. И не пройдет и четверти часа, как вы сможете поплакать
на плече у своего руководителя.

Аверов был так рад, что и не подумал обижаться.

10

- Рад приветствовать вас на борту, капитан, - сказал мне Уве-Йорген и
щелкнул каблуками. Мне показалось, что он сказал это искренне. Я вылез из
катера; Рыцарь ждал, потом его брови прыгнули вверх; однако он на
удивление быстро справился с изумлением и кинулся вперед - помочь, но я
опередил его.

- Здравствуйте, юная дама, - поклонился он. - Какая приятная
неожиданность... Я очень, очень рад - если это не сон, разумеется.

Анна стояла рядом со мной и глядела на Рыцаря, а он снова перевел
взгляд на катер, но никто больше не вышел, и он взглянул на меня, и улыбка
его погасла.

- Вас только двое?

- Да, - сказал я невесело и, чтобы поскорее завершить неизбежный
церемониал, продолжил: - Знакомьтесь.

- Уве-Йорген Риттер фон Экк. Имею честь... Что же случилось, Ульдемир?

- Объясню подробно, но не сию минуту. Анна...

Она с любопытством осматривалась; теперь Анна повернулась ко мне.

- Сейчас я провожу тебя в мою каюту. Примешь ванну, пообедаешь. А мы
тем временем поговорим с товарищами.

- Нас будут ждать в лесу, ты не забыл?

Я мысленно сказал ей "браво!": на лице Анны не было ни тени смущения,
ничего на тему "как это выглядит", "что могут подумать" и так далее. И
незнакомая обстановка, видимо, не тяготила ее, и чужой человек тоже.

- Как ты могла подумать! Ну, пойдем. Через четверть часа в центральном
посту, Уве. И пригласите, пожалуйста, доктора Аверова.

- Непременно.

Голос пилота был деловитым, и в нем более не чувствовалось удивления.

- Очень странный человек.

У меня были по этому поводу свои соображения, но я все же спросил:

- Кто, Анна? Уве-Йорген?

- От него так и тянет холодом.

- Он очень сдержанный человек. Так он воспитан. Подробнее я расскажу
тебе как-нибудь потом. Как ты себя чувствуешь здесь?

- Тут уютно. Хотя... сразу чувствуется, что живет мужчина. - Она обошла
каюту, всматриваясь в детали обстановки. - Очень много незнакомых вещей, я
не знаю, для чего они...

- Договоримся: я покажу тебе, что можно трогать и к чему лучше не
прикасаться. Иди сюда. Вот ванна. Вот вода... Да где ты?

- Сейчас... - отозвалась она изменившимся голосом. - Уль... Подойди на
минуту. Кто это?

В каюте на столе стоял портрет в рамке. Не фотография, но рисунок по
памяти с той фотографии, что была у меня когда-то: Наника в черном
вечернем платье сидела на стуле, уронив руки на колени, и глядела в
объектив, чуть склонив голову. Сам снимок остался там, в двадцатом.

- Кто это? - повторила она полушепотом.

- Разве ты не понимаешь?

- Это... Это ведь почти я? Нет... Это совсем я!