Чтение 44–й страницы книги ~Сторож брату моему~

- Это зачем? - спросил Питек.

- В мое время были города, где граждане собирались на площадь, чтобы
решать, что надо делать.

- Наше племя тоже собиралось, - сказал Питек. - Только не на площади. У
нас не было городов.

- А у нас был царь, - сказал Георгий.

- У нас был вождь. И старики. Они говорили. Мы слушали.

- Мы тоже слушали, - сказал Георгий. - Нет, сюда никак не собрать всех
граждан.

- Ты собираешься...

- Не знаю... Я думаю. Так поступали в Афинах, но мы не афиняне. И все
же... Понимаешь, если со здешними вождями можно будете договориться, все
хорошо. А если не удастся?

Питек подумал.

- У нас в таком случае бывало так, что выбирали нового вождя.

- А старый соглашался?

Питек ухмыльнулся и пояснил:

- Ему в тот момент уже было все равно.

- Ты думаешь, и здесь можно так?

- Я думаю, - сказал Питек, - что нас и прислали затем, чтобы мы
посмотрели: можно или нельзя.

- Ты прав, - согласился Георгий. - Но я думаю иначе. Если не удастся
справиться с вождями, надо созвать народ. И обратиться к нему. У нас так
не делали, так делали в Афинах. Но Афины тоже были большим городом. Можно
без стыда перенять кое-что и у них.

- Пожалуй, да, - сказал Питек. - И хорошо бы, чтобы это удалось. Потому
что иначе от всего этого ничего не останется. А будет жалко. Они хорошо
живут.

- Будет жалко детей, - сказал Георгий.

- Тебе?

- Почему ты не веришь?

- Ты сам рассказывал: вы швыряли их в море, чтобы утопить.

- Слабых. Тех, кто не был нужен. Правда, остальным тоже приходилось
нелегко. Но мы их любили. И когда они вырастали, им не было страшно уже
ничего.

- А мы не бросали слабых, - задумчиво сказал Питек. - Они умирали сами.

- Но здесь не видно слабых. И будет очень жаль, если с ними что-то
такое приключится.

- Да. Но на Земле детей куда больше.

- Это правда... Только сами дети в этом не виноваты.

- Ладно, - сказал Питек. - Давай пройдем еще раз мимо дома. Если нас не
остановят, я зайду, а ты станешь наблюдать с той стороны площади. Если я
не выйду через час, иди к катеру. Но не улетай сразу, а жди до вечера.

- Хорошо, - согласился Георгий.

Они снова пошли к дому Хранителей, и их никто не остановил. Тогда Питек
кивнул Георгию, повернулся и быстро взошел на крыльцо. Георгий пересек
площадь и остановился на противоположной ее стороне, у странного фасада,
не украшенного ни единым окном.

Мимо проходили люди. Приглядевшись, Георгий заметил, что, выходя на
площадь и поравнявшись с домом, они на миг наклоняли головы, словно
отдавая короткий поклон. Он наблюдал несколько минут, стараясь
одновременно не упускать из вида и подъезд, в котором скрылся Питек. Ни
один человек не прошел мимо, не сделав этого мимолетного движения.

Георгий прохаживался перед зданием взад и вперед, напевая про себя
мотив, который человеку другой эпохи показался бы, наверное, слишком
монотонным и унылым. Георгию так не казалось. Они, триста спартиотов, пели
эту песню вечером, зная, что персы рядом и утром зазвенят мечи.

Это воспоминание было самым счастливым в жизни Георгия. И, как он
считал, последним. В глубине души он был уверен в том, что погиб вместе со
всеми остальными, но после смерти был сопричислен к лику бессмертных и
попал поэтому не в Аид, а в какое-то другое место. Умом он понимал, что
это не так, но остаться в живых одному из всех было так позорно, что
сердцем он не допускал такой возможности.

Иногда он думал, что и еще кто-нибудь из трехсот - а может быть, и все
они - был возведен в ранг бессмертного. В таком случае, кто-нибудь из этих
людей мог бы встретиться ему - здесь или в любом другом месте: ведь за
пределами жизни, как он убедился, расстояния не играли никакой роли, да и
время тоже.

Поэтому он так внимательно всматривался в окружающее.

Питек все не выходил. Подъезжали и отъезжали экипажи. Иногда
проносились верховые.

Стук подкованных копыт был приятен. Вот один верховой остановился у
подъезда (конь взвился на дыбы), соскочил, бросил поводья и бегом поднялся
на крыльцо. Он тяжело дышал, одежда его местами была порвана и свисала
клочьями.

Георгий равнодушно проводил его взглядом.

То, что произошло на месте первого приземления обоих катеров, иными
словами - стычка со стражей, произошло в его представлении так давно и так
близко отсюда - неполных два часа полета, - что ему не пришло в голову,
что только сейчас весть об этом событии могла и должна была достигнуть - и
достигла - столицы.

Продолжая наблюдать, Георгий, чтобы не мешать прохожим, отступил к
самой стене непонятного строения и коснулся ее ладонью.

И тут же пристально взглянул на ладонь и потом на стену.

С виду стена была каменной. Но, прикоснувшись к ней, Георгий ощутил
странную теплоту. Камень был бы на ощупь значительно холоднее.

Георгий еще раз провел рукой по стене.

Нет, это был не камень, хотя внешне материал очень походил на него.

Это, несомненно, был пластик.

Открытие заставило Георгия насторожиться. И город, который только что
казался ему мирным и простым, вдруг сделался непонятным и угрожающим.
Георгий ощутил беспокойство.

Однако внешне это никак на нем не отразилось, и он продолжал стоять,
опершись спиной о теплую стену и не спуская глаз с подъезда по ту сторону
площади.

Только отсчет времени в его мозгу стал другим. Минуты вдруг стали
растягиваться.

Но час еще не истек, и Георгий не сдвинулся с места.

Войдя в здание, Питек очутился в просторном вестибюле. Стены его были
отделаны резным деревом. Продолговатый вестибюль был параллелен фасаду, от
него отходило несколько коридоров. Заглянув в один из них, Питек убедился
в его неимоверной длине; конец коридора исчезал в полумраке. Здание,
видимо, занимало площадь целого квартала.

По вестибюлю сновали люди. Питек остановился, чтобы как-то освоиться с
обстановкой.

Через несколько секунд к нему подошел человек.

- Что привело тебя сюда? - доброжелательно спросил он.

Питек немного подумал.

- У меня дело.

- Никто не приходит сюда без дела, - тем же тоном сказал человек. - И,
конечно, ты хочешь изложить свое дело самим Хранителям Уровня.

- Да, - сказал Питек. И прибавил: - Если это можно.

Человек улыбнулся.

- Мне нравится, что ты понял: дел очень много. Хранителей же Уровня,
как ты знаешь, мало. И они могут заниматься только самыми важными делами.

- У меня как раз такое дело, - сказал Питек.

- Я верю. Для каждого человека его дело - самое важное. Но позволь и
нам убедиться, что дело твое действительно важно и не терпит
отлагательств. Скажи: не изобрел ли ты машину, которая может работать все
время, не требуя ни дров, ни водопада?

- Нет. Я не изобретаю машин.

- И делаешь правильно. Все машины уже изобретены, и ошибается тот, кто
думает, что можно придумать что-то еще. На свете есть только один Уровень,
и это - наш Уровень. Или, может быть, ты думаешь иначе?

- Нет, - сказал Питек. - Я думаю точно так же, как ты.

- Это очень хорошо. Но о чем же хочешь ты говорить с Хранителем Уровня?

Но Питек уже принял решение. В конце концов, вести переговоры он не был
уполномочен, его дело было - разведать подступы.

- Знаешь, я сказал тебе неправду.

- Вот как? Я не знаю, хорошо ли это...

- Нет, конечно. Но у меня нет никакого важного дела. Я просто хотел
увидеть живого Хранителя Уровня. Я никогда не видел ни одного Хранителя
Уровня.

- Ах, вот в чем дело! - сказал человек и улыбнулся. - Ну, это понятно.
Ты ошибаешься, если думаешь, что только у тебя возникло такое желание.
Очень многие хотят увидеть Хранителя Времени. Но согласись: если бы стали
удовлетворять все эти желания, Хранителям пришлось бы только тем и
заниматься, что показываться людям. Когда же они стали бы хранить Уровень?

- Да, ты прав, конечно, а я - глупец.

- Вовсе нет. Ты честный гражданин. И желания таких граждан мы должны
удовлетворять. Для этого здесь нахожусь я. И вот...

Он умолк. В вестибюль вбежал человек. Дыхание его было затруднено,
одежда висела клочьями, плечо левой руки было перевязано, и повязка
порозовела. Оглядевшись, человек торопливыми шагами подошел к ним.

- Что привело тебя сюда?

На этот раз чиновник спросил быстро и деловито, не так, как у Питека.

- Тревожные вести из запретного района.

Питек отвернулся. Он узнал человека: это был тот, кто возглавлял стражу