улегся, откинув одеяло. В постели тоже бывает неплохо. Можно думать,
читать, мечтать. Сутки-то мы вытерпим запросто, и кормить нас будут здесь,
на месте; в высшей степени трогательно. Можно болеть спокойно: никто не
вторгнется, не помнет траву, не оборвет яблоки. Никто. А завтра...
Подпрограмма: средний пояс.
здоровенькими. Выйдем в парк. И с веток нас будут хором приветствовать
разные чижики. И будет это очень-очень приятно. Известно ведь: как бы ни
было хорошо сегодня (а ведь было хорошо, а что руку повредил - сам
виноват), нужно, чтобы завтра стало еще хоть самую малость, хоть чуть-чуть
лучше. Иначе жить скучно. Завтра встанем с птицами...
еще не успев как следует проснуться, на ходу протирая глаза, выскочил из
комнаты, сбежал с невысокого крыльца - и, сделав несколько быстрых шагов,
кинулся в воду; его словно ударило несильным разрядом тока, и сразу
отшелушились, будто их течением унесло, и сонливость, и все в душе, что
могло помешать Юниору стать хоть на какое-то время совершенно счастливым,
и каждое движение стало вдруг источником радости, когда телесное, низкое
неотделимо от духовного, высокого. Неожиданно утро получилось тогда таким,
какие остаются в памяти надолго, если не на всю жизнь. Еще и потому, может
быть, что из воды, издалека, он увидел, как женщина в белом костюме
поднималась на крыльцо, и хотя он не мог разглядеть лица, но уверен был,
что она прекрасна: не могла быть иной в такое утро. Когда он узнал, что
женщина эта была Зоя, приехавшая к мужу, заночевавшему там же, на
предстартовой базе, чтобы проводить Юниора - это не смазало впечатления,
хотя Зое он и не симпатизировал. Узнал он, что то была она, позже, когда
впечатление от прекрасного утра уже выкристаллизовалось и прочно заняло
место в душе.
не решая заранее, сделал так же: метнулся к люку, заблаговременно
открытому (Умник умел при случае быть предупредительным), быстро
спустился, пробежался босиком по траве, размахивая полотенцем, все еще
ошалело моргая, к озерцу и - не позволяя себе задержаться, подумать -
бросился в воду. Брызнуло в стороны. Вода оказалась теплой. Но главное -
была она настоящей, ее бояться не следовало, ее пить можно было, если бы
вдруг захотелось; Юниор невольно проглотил толику, не вынырнув вовремя, и
убедился: вода нормальная, только безвкусная, как дождевая - каких-то
солей в ней не хватало, мельчайших примесей. Но плавать можно было
прекрасно, и он насладился этим древним, простым, но далеко не всегда
доступным ему благом в полной мере; еще и еще раз нырял и, вынырнув, с
некоторым удивлением видел нерушимо возвышающуюся рядом полукилометровую
стрелу корабля: никогда еще ему не случалось купаться в нескольких метрах
от одного из этих мощных, разлапистых амортизаторов. Да, это утро тоже
обещало запомниться надолго.
то на спине, то подставляя бока светилу, хотя и искусственному,
крохотному, находившемуся на внутренней поверхности незримого купола, но
по спектру своему неотличимому от Солнца. Вдруг что-то кольнуло в ногу -
больно и, наверное, еще больнее потому, что - неожиданно. Юниор не успел
обдумать действие; рука среагировала сама, звучно хлопнув распахнутой
ладонью. Красное пятнышко было на ноге, и в нем расплющенный комар
разбросал ножки.
агрессия да будет наказана! - И лишь потом спохватился и подумал о другом:
- Комар, это как же? Выходит - и комары здесь возникли?
что задавать его излишне. Потому что сейчас не до слуха его, а до сознания
долетел не сильный, но явственный птичий гам. Сразу ведь и не обратил на
него внимания, ибо забыл, что вчера такого не было; а теперь вспомнил и
стал всматриваться и вслушиваться. И увидел многое. Вспорхнула бабочка
воспарившим венчиком цветка; прошелестела стрекоза - большая, элегантная;
комары звенели неподалеку, а поодаль - почудилось: кто-то, относившийся
уже явно к четвероногим, прошмыгнул от куста к кусту. Тут только и
вспомнил о своей команде на вторую степень обитания, но вспомнил как-то
мельком, словно команда была несущественным обстоятельством и все
движущееся и звучащее, что наполняло сегодня маленький мирок, возникло
само по себе, как подарок неизвестно от кого. Он блаженно улыбнулся. Нет,
хорошо все-таки, ах, как хорошо. Глаза закрылись от наслаждения.
Юниор приоткрыл глаза: точно, комар сидел. Решительно хлопнул. Два
агрессора, стало быть, и оба в одном месте. Он поглядел - один. Того,
первого. Юниор, видимо, смахнул повторным ударом. Наверное, так... Он
сидел, не двигаясь, глядя на жертву врожденной кровожадности. Сокрушенный
комар еще двигал одной длинной ножкой, потом и она замерла. И крохотное
тельце стало таять - быстро-быстро, как крошка сухого льда на горячей
плите. Раз, два - и исчезло совсем; еще через миг - на этот раз явственно
услышал - едва уловимо щелкнуло, и комар откуда-то взялся снова, на том же
месте. Вот собаки, - удивился Юниор и на этот раз не стал комара казнить,
а лишь помахал ладонью, и тот сорвался и улетел. Ладно, живи, раз так...
комары появились, изменилась и география его мира, Земли Блаженства, как
Юниор только что окрестил этот уголок. Вчера здесь не было ручья; но
машины трюма-три постарались, - видно, зачем-то это потребовалось
Комбинатору, - и теперь ручеек был, неглубокое русло его красиво
извивалось, исток скрывался за деревьями, но там, конечно, стоял все тот
же механизм номер тринадцать, единственный источник воды на планете.
Усмехнувшись, - еще сюрприз! - Юниор медленно, от каждого шага получая
удовольствие, побрел вдоль ручья. Птицы ничуть не смутились от его
появления и продолжали свой весенний галдеж, ежик просеменил, словно
борода с проседью, сбежавшая от хозяина; от ручья стремглав кинулся прочь
кто-то не выше собаки, но иных статей, тонконогий, большеглазый, в веселых
солнышках пятен - никем не рожденный, он обладал все же инстинктом,
повелевавшим ему бежать, а потом уж разбираться. Юниор усмехнулся, покачал
головой, то ли удивляясь, то ли осуждая - нет, вряд ли осуждая, не за что
было. Еще кто-то пробегал, проползал; оттуда, где деревья стояли гуще,
доносились настоящие лесные звуки; не должен был в этом мире агнец ужиться
с волком, напротив, тут все отличалось первозданной естественностью,
такой, какой, верно, и не встретишь больше в настоящем мире Земли. Все
казалось извечным, раньше нас возникшим, и не хотелось думать, что
накануне всего этого не было, а были одни лишь зашифрованные в кристаллах
программы, песок на планете да еще малость чистых элементов в автономных
хранилищах Комбинатора. Как бедно выглядят порой причины по сравнению с их
следствиями, как не соответствуют друг другу, но лавина начинается с
камушка, и пресловутая соломинка ломает спину верблюда. Однако же к чему
думать об этом, портить себе настроение?
сел на траву под деревом. На Земле он стал бы глядеть в небо, но здесь
неба настоящего не было, и он стал разглядывать то деревья, то травинки,
то всякого, кто вдруг появлялся в поле зрения, а когда тот исчезал -
старался угадать, кто покажется следующим, и ни разу не угадал. Прекрасно
было это: открывать открытое, узнавать известное - и в то же время
таинственное, никем никогда не виданное, новое.
подольше? Такого уж никогда нигде не переживешь. Неужели я столько не
выслужил у матери Земли? Бог с ним, с Курьером, не доросли мы до них -
значит, и без них проживем, все равно, не мы их найдем, а они нас -
придут, когда сочтут нужным: не индейцы ведь открыли Старый Свет, и не
гавайцы приплыли к берегам Альбиона, все должно совершаться по логике.
Остаться здесь. Не на всю жизнь, конечно: надоест, но если не надоест, то
и на всю. Одному? Ну и что же, что одному; от женщин - вся неустроенность
и неуравновешенность жизни, вся дисгармония. Даже от лучших. Другими
словами, даже от Леды произошла в жизни разлаженность и сомнения родились.
А ведь лучше Леды никого, наверное, нет. Для меня - нет, думал Юниор
здесь, в сверхмыслимом удалении от Леды и от всего, что он знал и мог
когда-либо узнать. Здесь-и сейчас можно было сказать себе нет, все равно
не шарахнешься к ней, нет ее, во всем этом пространстве нет, а оно
бесконечно, как и любое другое пространство. Но и при всем том, что она -
лучшая, я не смог... Каждый раз все начиналось сначала, и было не просто
хорошо, но даже немыслимо хорошо, но потом, в самый момент, в самый...
Слезы, слезы... Нет, нельзя было жить с этим. Не хочу и не буду.
бы остаться здесь - даже навсегда. Умом он понимал, что не сможет, но
душой - хотел и верил, что это ему нужно, и сейчас, и всегда будет нужно.
И мысли такие были приятны определенностью и покоем.
энергия. Микротронные схемы - они переживут Юниора наверняка. Как и вся
прочая аппаратура. На Земле, после долгого перерыва, снова научились
делать надежные вещи. Все, что сейчас окружает его, обладает
гарантированной долговечностью. Это, правда, не может ни обеспечить, ни
поддержать существование самого Юниора: здесь он не охотник и не рыбак, не
пахарь и даже не собиратель. Но припасов на корабле хватит на долгие годы
дюжине таких, как он, едоков, а с годами что-нибудь придумается. Вода -
вот она. Нет, здесь можно жить. Полная безопасность. Планета небывало
спокойна - кажется, здесь даже за пределами ненарушимого защитного купола
никогда ничего не происходит. Нехватка общения? Господи, в трюме-два
хранится - записана на кристаллах - в словах и изображениях едва ли не вся
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Эриксон Стивен
Акунин Борис