Вернулся, поднялся к трюму. Люк теперь был распахнут. Юниор вошел. В
обширном шестиэтажном трюме тонко пахло гарью, стояла тишина. Юниор
осмотрелся, не испытывая ни малейшего любопытства. В другое время его
наверняка заинтересовала бы многокрасочная мозаика пластин, кожухов,
кабелей, из-за которых не было видно переборок; сейчас он равнодушно
прошел мимо. Юниор не сразу понял, куда идет, лишь на полдороге сообразил.
Георг в свое время попросил - вот тут, стоя в этом самом трюме, - попросил
конструктора "Анакола" оставить ему парочку кабин, смонтированных тут
раньше для перевозки людей, выведенных из активного состояния. Где
остались кабины? Если человек проснулся только в доме, то от кабины до
дома кто-то должен был его доставить. Какой-то механизм. Юниор пожал
плечами: механизм, вынувший человека из кабины, можно было и не искать: он
наверняка был создан тут же на месте Комбинатором в числе других
вспомогательных устройств по реализации программы, а на следующем этапе
той же программы - свернут, уничтожен. Но сами кабины существовали
независимо от Комбинатора... Юниор поэтому не удивился, наткнувшись на
них: две кабинки стояли рядом, те самые, раньше их было здесь великое
множество. Крыша одной из них была распахнута, внутри было ложе с
подушкой, на крышке - множество каких-то патрубков, спиралей, микроантенн.
Светилась слабая лампочка. Юниор нагнулся, увидев на подушке что-то: то
была заколка для волос. Он взял ее, спрятал в карман. Закрыл глаза. Втянул
воздух. Пахло духами, теми самыми, запах гари тут отступал. Ну вот, больше
искать было вроде нечего. Что и как - было понятно. Почему? Этого Юниор не
знал. Да и важно ли было - почему? Зои больше не существовало - вот что
было важно. А ведь она с самого начала была уверена в своей подлинности.
Это Юниор не верил. Он знал; что Зоя должна появиться из рукава фокусника.
Поверил во всемогущество великой технической эпохи с ее великими
конструкторами.
не знал, адресовалось ли проклятие Георгу, или себе самому, или всему
миру, всей великой цивилизации, которая позволяет и даже заставляет думать
о живом человеке как о произведении техники - и не более того, и не только
думать, но и заставить самого человека поверить в то, что он - не более
чем продукт техники, продукт идеи, как говорил Георг, а не результат
любви.
спустился, подошел к Зое и не сразу, но все-таки смог поднять ее на руки.
Сейчас это было трудней, чем раньше: она не помогала, не обхватывала его
за шею. Хрипло дыша. Юниор донес ее до платформы подъемника. Поднялся с
нею наверх. Внес в тамбур. Переведя дыхание, сказал:
хотел помочь, но автомату помощь не требовалась и он попросил Умника:
долго... Но все же... Ты же у нас все умеешь!
спустился. Снизу посмотрел на повисшие беспомощно антенны Комбинатора. Но
они не были жизнью. Всего лишь орудиями фокусника. Юниор сплюнул,
отвернулся. Все было как и полчаса, и час назад. Лежал черный песок,
стояли машины. Из раструба водолея вытекала тонкая струйка воды. От другой
тянуло легким, едва уловимым ветерком: обновлялся воздух. Сияли
корабельные прожекторы. По сторонам их световых конусов сгущалась мгла.
славно придуманного мира. Не было мира. Потому что мир - это жизнь. А
здесь не было жизни. Имитация ее, не более. Привет тебе, цивилизация
имитаций! - кричала его душа. - И когда в тебе появляется настоящая жизнь
- ты позволяешь даже не заметить этого. А в результате здесь осталось
единственное живое существо. Пока.
Маленькое, хрупкое, на что он едва не наступил башмаком.
упор.
быть, лишь потому, что цветом эта мелочь резко отличалась от песка. Мелочь
была светло-зеленой.
на конце его - только-только раскрывшиеся два листочка.
не повредить его.
том мире исчезло. Все, что осталось, было настоящим. Корабль. Механизмы.
Юниор. Тело Зои в реаниматоре.
испытывались. Или с Анторы, где эти машины крушили и перемалывали сотни
тысяч растений. Не таких, а мощных, царственных. Семечко застряло где-то.
Перенеслось через сверхпостижимые пространства. Здесь выпало. Оказалось в
среде, где есть воздух, вода, свет. И вот проросло...
стебелек мог понять его. - И тут уж тебе-то я погибнуть не дам!
уничтожили грубо, жестоко, безжалостно, глупо вот таких, да не только
таких - всяких жизней! Воображая, что мы вправе вынести им приговор и
привести его в исполнение, раз они мешают достижению какой-то нашей
сиюминутной и часто никому не нужной цели. Наши цели - так ли нужны они
миру?
не зазеленеют леса. Потом мы снимем купол. И вы начнете переделывать
атмосферу. Оживлять планету. Потому что всякая жизнь - жизнь, и мы ставим
себя выше вас только потому, что мы умеем убивать вас куда успешнее, чем
вы - нас. Но ведь без вас мы околеем сами, мы без вас не можем и порой
лишь забываем об этом. Забываем, что жизнь - это то, что не предает, не
исчезает внезапно, если вдруг разладятся какие-то контуры...
Умник, который, наверное, знает не только, как истреблять леса, но и как
растить их. Если захвораешь - вылечим. Неужели такая масса металла и
кристаллов да еще толика нормального рассудка не в состоянии сохранить
жизнь одному стебельку? Ведь мы умеем - если захотим. Нам только трудно
бывает понять. Слишком уж мы настроились за целые столетия - заменять
естественное искусственным...
Комбинатора. Кто-то сказал хорошие слова о слезинке одного-единственного
ребенка. Что такой ценой нам не нужно счастье. Раньше я думал, что это -
слюнтяйство, ерунда. Теперь я думаю: если для чего-то надо всего лишь
наступить каблуком на такой вот, как ты, совсем незаметный стебелек с
двумя листками - я не сделаю этого. Сперва постараюсь понять: а может
быть, вреда, пусть и отдаленного, от такого действия произойдет больше,
чем пользы - пусть даже немедленной? Мы привыкли думать, стебелек, что
если сейчас и вредим, то потом, в этом благословенном "потом" у нас
останется достаточно времени, чтобы все исправить, возместить и воздать.
Но у нас не будет этого времени, потому что не настанет блаженное "потом",
когда останется только исправлять ошибки: они ведь тоже живут своею
жизнью, наши ошибки и жестокости, они сходятся и размножаются, плодятся и
прорастают вдруг там, где мы их вовсе и не ждем, нередко - в наших
собственных костях, в нашей плоти и крови, а еще прежде - в нашем разуме.
Вот как обстоят дела, стебелек...
жизни: держаться друг за друга, мы с тобой - одно и то же, мы - жизнь, и
не наше дело, не наше право - проводить в жизни линии и границы, делить на
угодную и неугодную, нужную и ненужную. Будем беречь друг друга!..
которой разведчик решил, как ему казалось, накрепко обосноваться: пустота
занимала, наверное, девятьсот девяносто девять тысячных, но на последней
тысячной, словно купол на планете, существовало еще нечто: хилый зеленый
стебелек с двумя листочками. Ни в чем нельзя было сравнить его с погибшей
Зоей, кроме разве того, что росток, как и она, шел от жизни, от естества,
а не от человеческого хитроумия; все вокруг напоминало о женщине, было
как-то связано с нею: пруд, затонувшая в нем лодка, палатка под кораблем,
и сам корабль, который так и не спас ее, потому что Юниор не смог понять,
кто она. Юниор знал, что эта боль дана ему на всю жизнь, и ничто не сможет
больше быть в его жизни таким, как было до сих пор; а какой будет впредь
его жизнь - об этом он не задумывался: какой будет, такую он и примет.
безоговорочно. И постепенно Юниор стал просыпаться каждый день с мыслями о
нем и засыпал не прежде, чем продумывал все, что растеньица касалось, что
происходило с ним сегодня и что следовало сделать для него завтра.
непривычном деле помочь Умник. Гриб принял новое дело близко если не к
сердцу, которого у него не было, то к сведению. Но никакой информации
Каменистый Артем
Сертаков Виталий
Лукьяненко Сергей
Смит Кордвейнер
Белогорский Евгений
Каргалов Вадим