Чтение 30–й страницы книги ~Малайсийский гобелен~

никого лучше тебя...

- Ах, мой любимый, когда ты делаешь так... Если моя семья... Никакое
искусство никогда...

- Оу, сладкая моя, если только... да...

- Ох, мой возлюбленный, это так...

Невозможно передать словами наш почти беспорядочный разговор. Искусство
нашего занятия не поддается описанию. Могу лишь сказать, что я - словами
любимого поэта - "и серьезно, и шутя наслаждался дамой".

Ее губы приоткрылись, ножки дрогнули, и я стремительно ворвался в
явившийся мне райский уголок. В нескольких метрах от нас, скрывшись за
кустами, тем же прелестям любви предавались де Ламбант и Бедалар.

Сердца наши трепетали... Но довольно об этом... Что касается
метеорологических феноменов, то установившаяся погода одарила нас золотым
закатом, и в лучах заходящего светила вся окрестная натура сверкала и
полыхала, как бы тщась отогнать наступление ночного мрака. Редкие порывы
легкого зефира только подчеркивали атмосферу безмятежности, царящую в наших
душах и вокруг нас.

С наступлением вечера мы лежали в объятиях друг друга, уставшие и
выдохшиеся, как старые, не способные уже к передвижению ковры-самолеты, у
которых иссяк запас колдовства. Де Ламбант и я отдыхали, опустив головы на
колени наших любимых дам.

Мы погрузились в глубокий сон, и далекий свет ярмарки заменял нам свет
ночника, а поцелуи - молитву.

Нас разбудило холодное прикосновение предутреннего ветра. Все еще было
во власти густых сумерек. Царило спокойствие. Мы постепенно приходили в
себя. Девушки принялись приводить в порядок свои волосы. В восточной части
неба появился просвет в облаках, напоминавший раскрытую челюсть, через
которую пробивался свет, но свет был так же холоден, как и бриз,
заставлявший нас ежиться. Мы осмотрелись. Затем запрыгали, забегали, чтобы
согреть застывшую в наших телах кровь.

Потом мы взялись за руки и начали спускаться вниз по склону горы. Нам
удалось отыскать узкую тропу, поросшую бархатником и яркими кустами
ракитника, и мы пошли по ней. Туманный город не подавал никаких признаков
жизни. Лишь у серых стен Хейета показались тускло горевшие фонари: крестьяне
были уже на ногах, шли к колодцу за водой или направлялись в поле, прихватив
с собой немного хлеба на завтрак. Когда мы шли через густой будняк,
защебетали птицы, но они не нарушили горной тишины. Тут мы наткнулись на
охотника, которого видели днем раньше. Одетый в оленью кожу, он задумчиво
стоял на тропе. Он все же убил кольчужника. Туша зверя была переброшена
через плечо охотника, голова свешивалась на грудь, и мухи уже копошились в
еще влажных уголках мертвых глаз.

Мы достигли первых виноградников и направились к деревянному мосту
через ручей. Мост охранял деревянный сатир, изрядно потрепанный временем,
солнцем, ветром и дождем. На его источенной червями руке даже в такую рань
лежали свежие цветы. Ручей звонко журчал и от него веяло свежестью.

Я ощутил какую-то темную радость в душе. Обняв Армиду за талию, я
сказал:

- Ты просыпаешься рано, но кто-то встает раньше тебя. У тебя легкий
сон, но у кого-то он легче. Ты что-то хочешь сделать, но кто-то опережает
тебя.

Де Ламбант подхватил мои слова, затем наши милые девушки, импровизируя,
начали петь и говорить нараспев свои слова, когда мы проходили по скрипящим
доскам моста.

- Пусть ярким был твой сон, день все же ярче. Был жарким поцелуй, но
солнце жарче,- это был де Ламбант.

- Рассвета ночью, в темные часы, невыносимо ожиданье. Но он придет и
свежестью росы тебе отплатит за страданья,- а это уже Армида, умница моя.

Установились неписаные правила игры. Требовались рифмы.

- И все ж цветут недолговечные цветы, что год за годом мне приносишь
ты,- проговорила Бедалар, поднимая отяжелевшие от полубессонной ночи веки.

- Ручей звенит средь елей и дубов под птичьи трели и жужжание жуков,-
снова я.

- Пусть пасмурный наступит день - ночную он прогонит тень,- это де
Ламбант, несколько заумно.

- Все твои "всегда" и "да" тонут в слове "никогда",- Армида.

Мы обогнули закрытые ярмарочные павильоны и направились к Епископскому
Мосту. Там был выставлен караул, но стражники без единого слова позволили
нам пересечь Туа.

Лужи бледного света колыхались на свинцовой поверхности воды, бросая
блики на фронтоны прибрежных домов. Глаза мне кольнул солнечный луч,
отразившийся от треснутого стекла одного из окошек. Я узнал плотно
закупоренное окно жилища господина Бледлора. Должно быть, он еще дремлет в
затхлой комнате, боясь вздохнуть, чтобы не поднять пыль в своей мастерской.
Его старая жена с большим усилием сдерживает кашель. Его мухи начинают
жужжать.

Мы вздохнули полной грудью и уловили какой-то очень древний затхлый
запах. Пахло чем-то паленым. Армида крепче сжала мою руку; Бедалар прижалась
к де Ламбанту. Мы приближались к двум магам и должны были пройти мимо них,
чтобы попасть к главному порталу Епископских Ворот.

В свете разгорающегося дня маги в своих плащах и высоких шапках
казались персонажами сна или драматического живописного полотна. На двух
каменных блоках, судя по всему, обломках древней городской стены, маги
развели костер с тлеющим пламенем и готовили свое колдовское зелье. Их лица
были угрюмы, раскосые кошачьи глаза горели огнем. Когда мы проходили мимо, я
повернул голову, чтобы лучше рассмотреть сжигаемых на жертвеннике змей. Эта
церемония, помимо всего прочего, символизировала еще и восполнение мужской
производительной силы, необходимой для нового дня.

Струйка синего дыма возносилась над алтарем и расплывалась в воздухе на
уровне сердца. Никто из нас не произнес ни слова. Ритуал был стар, как мир,
а может быть, еще старше.

Производя заклятия, маги вздымали руки, с трудом перемещая свои дряхлые
тела. За старую башню, в глубь сводчатой галереи свет нового дня еще не
проник. Но можно было различить снующих в темноте торговцев. Вчетвером мы
прошли через освещенные факелами ворота.

ЖЕНЩИНА С МАНДОЛИНОЙ В ЛУЧАХ СОЛНЕЧНОГО СВЕТА

Женщинам приходится терпеть многое, чего никогда не снесет сильный
духом мужчина. Когда Армида возвратилась домой после проведенной ночи в
горах, ее ждали неприятности. Дуэнья Армиды обнаружила ее отсутствие: отец
уже ждал Армиду в холле.

Йоларию, по всем нашим расчетам, должен был всю ночь ублажать
честолюбивый молодой садовник по имени Хотебоу. Но силы мрака сплели свою
собственную интригу.

Наши планы были расстроены дующим с востока ветром. Усердный ветер
пригнал торговое судно, принадлежащее семейству Ренардо. Карака привезла
экзотические деревья и растения для сада герцога: персиковые деревья, вишни,
спаржу и другую плодовую и ягодную флору. Так случилось, что чума унесла
жизнь ценного садовника герцога, и Гойтола, страстно желая укрепить свою
дружбу с благородной семьей, распорядился послать герцогу двух своих
садовников, чтобы они помогли рассадить эти редкие экземпляры. Один из
посланных был Хотебоу. Парень не смог прийти на условленную встречу.

И вот этот благотворный ветер вынудил дуэнью Армиды обнаружить себя
там, где ее не ждали, а Армиду ввергнул в немилость и изгнал в загородное
имение отца - до конца празднеств. Ей удалось написать и тайно отправить
записку, что ее отсылают в Джурацию. Записку передала мне Бедалар.

Я очень тепло благодарил Бедалар за принесенное известие. К моему
удивлению, она поцеловала меня на прощание и сказала:

- Я думаю, что теперь, когда ты несколько дней будешь в разлуке с
Армидой, ты ждешь других добрых дел от меня. Я нахожу тебя весьма
презентабельным молодым человеком, Периан, так что не зевай. Твой полет на
черном коне совершенно вскружил мне голову.

- В самом деле? - Рассудок покинул меня. Ее поцелуи могли бы начисто
затмить мой разум.- Не могу представить более прелестной головки, которую
стоило бы вскружить. Но должен тебя предупредить, что мой полет был
предсказан Симли Молескином. И он мне предвещал неблагополучный исход.
Поэтому я веду себя лучшим образом и забочусь о хорошем состоянии своего
амулета.

Она крепко прижалась ко мне, ее ресницы затрепетали.

- Гай говорит, у тебя ужасная репутация. Я знаю, что ты страстно
желаешь обладать мной, но этого не добился б ни один мужчина, будь у него
желания во сто крат больше, чем у тебя.

- Но, дорогая, я ничего не желаю. Но ее намек на обладание такой
очаровашкой разыграл во мне бурный прилив страсти, хотя ничего такого еще
миг назад у меня и в мыслях не было. К тому же, она стояла в дверном проеме
и собиралась уйти. Я сказал ей, что я мог бы сделать, обладая таким
сокровищем, и понял, что де Ламбант так далеко еще не заходил. В ответ она
лишь покраснела. Краска залила ей глаза, щеки. Долго еще после ухода Бедалар
мысли о ней не оставляли меня.

Я стоял, одинокий, в самой середке комнаты. Принявшись читать строки
Армиды, я понял, что они ничего не значат для меня сейчас. Такими они были
безразличными. Я уронил письмо на пол.

Мой нос уловил запахи готовящейся пищи, а до моих ушей с булыжной
мостовой доносился топот конских копыт. Подойдя к окну, я увидел отряд
тяжелой кавалерии. Зрелище было внушительным. Между крыш видны были марсы и
свернутые паруса корабля, стоявшего у Сатеумы - вероятно, то самое судно,
которое своим неожиданным приходом обнаружило отсутствие Армиды в ее
комнате.

Все имеет свое место. Но какое место занимаю я? Если благотворный ветер
с востока мог воздействовать на меня в Малайсии, как другие ветра скажутся
на нитях моей неведомой судьбы? Интимная связь с Бедалар точно вызовет бурю