большие глаза, обведенные светящимися кругами. Это какая-то рыба. Внезапно
рядом с любопытной образиной появляется зверь пострашнее: рыба-труба. Не
рыба, а плавающий мегафон с большим ярким голубым фонарем. Вот она, эта
"фара", которая так меня обманула... Карнавальная маска откусывает хвост
непрошеной гостье, величаво приближается к тайре. И гибнет, пораженная
щупальцем, точно высоковольтным проводом. А я не хочу! Слышите вы, глупые
твари, - я не хочу!!!
Клинок уходит в упругую мякоть толстого щупальца. По рукоять. Кракен,
кажется, вздрогнул. Я тоже вздрогнул, ожидая конца... Он медлит с
расправой, удивленный, должно быть, неслыханной дерзостью. Что значит, эта
колючая игрушка против тонны чудовищных мускулов!
что это конец, до обидного глупый, нелепый, мне страшно и жалко себя,
однако выхода нет. А каждый удар лишь способен ускорить реакцию демона
смерти, но продолжаю рубить и колоть, без цели, без милосердия и без
надежды. И вдруг - о чудо! - кольца разжимают объятия, щупальца оставляют
меня и разбегаются в стороны. И вот мы друг перед другом, глаза в глаза. Я
- маленькая разъяренная оса, готовая жалить, он - могучий многорукий дух
из царства умопомрачительных кошмаров, ни на что другое, лишь на самого
себя похожий, и с никому не известными замыслами в темном зверином мозгу.
Рожденный сушей, замахнувшись ножом, с ужасом смотрит в черное око
рожденного глубиной и видит - как это ни странно - выражение боли, упрека,
испуга, и только... Иногда нечаянно подмеченный контраст ошеломляет так,
как это бывает в минуту внезапного шока: зеркально чистый, острый блеск
стального клинка - и темный, таинственный глаз, в котором однако не видно
ни злобы, ни даже ответной угрозы. Беги, ненормальный, ведь это последний
твой шанс! Включаю плавник, ловлю замирающим сердцем момент избавления.
Бегу со всей доступной мне скоростью, гонимый взглядом подводной химеры...
- широкие крылья машины, створки кабины открыты, - надежно, как броневая
плита. А руки дрожат. Сердце наполняет жестокая буйная радость. И гнев.
Э-ей, десятирукая чернильница, теперь ты отведаешь луч!..
какого-то странного дерева - шевелятся. Были грязно-зеленого цвета,
становятся красными. Точно раскаленный металл. В центре - ощеренный клюв.
И глаз. Немигающий, темный, живой. Смотрит... Опускаю квантабер. Я не могу
в это стрелять...
темно-зеленый. Значит, мой враг успокоился. Враг ли?.. Какого черта,
стреляй!
кажется, знаешь, что такое квантабер? А ну-ка; проверим еще...
Забавно, как в цирке! Кто-то всерьез занимался с тобой дрессировкой. И я,
кажется, догадываюсь кто...
может, ты его слопал? Нет, не похоже: с таким же успехом ты слопал бы и
меня.
скомандовал Манте плыть на маяк.
ГЛИЭР И БЕНТАРКИ
горсть цветных огоньков на пульте бункерной коммутации.
люка и ощупью направляюсь в глубь салона. Будто в лес ночной. Неожиданно
спотыкаюсь о какое-то препятствие и, не удержав равновесия, падаю в
темноту. Искросыпительный удар виском - об угол стола. Поминая чертову
родню по шестое колено включительно, изучаю пальцами место ушиба. Потом
ощупываю препятствие. Ноги!.. Безвольно вытянутые неподвижные ноги... Все
внутри напрягается от предчувствия страшной беды.
свет мгновенно возвращает утраченное было чувство реальности.
перевернутого кресла. Губы сомкнуты, на горле выпирает кадык. Разрываю
свитер, чтобы выслушать сердце. Болл приподнимает голову и мычит что-то
нечленораздельное. В нос ударяет тошнотворный ненавистный мне запах. Так,
коллега тяжело, что называется, мертвецки пьян...
отвращение и бешенство, перевернул Болла спиной вверх. Вот уж никогда не
думал, что здесь пригодится лекарство, нейтрализующее алкоголь! Быстро же
мы обрастаем шерстью, господа...
распахиваю дверь. Дверца шкафа открыта. На полке поблескивают три бутылки
спиртного. В целлофановом кульке мелко наколотый сахар.
проклятый запах.
жалобу, замирают у ног, влажно поблескивая. Все... Владелец бара проснется
начисто разоренным.
Это портрет. Превосходный фотопортрет молодой женщины, выполненный в
технике гайки: темное, очевидно, загорелое лицо обрамлено волнами светлых,
почти невидимых на снимке волос. Глаза глубокие, строгие.
положил под голову спящему. Не для него - плевать я на него хотел. Для
той, которая на снимке.
Царевной-Лебедем. Глаза большие, глубокие, и нет в них строгости. Скорее -
печаль и детское любопытство. Я взял со стола нож, оставленный Пашичем,
хотел обрезать провода переговорного устройства. Но не обрезал - вспомнил
Дюмона.
Лежу, стараюсь. На столе - таблетки снотворного. Нельзя... Нужно уметь
засыпать, естественным образом. Даже в этой наглухо закупоренной
консервной банке, называемой бункером. Консервированная тишина...
что в безоблачной вышине, над безмятежно-голубой поверхностью океана,
жарко горело полуденное солнце... С тех пор как люди познали трехмерность
планеты, проникли в недра ее и глубины, поверхность стала для них чем-то
вроде Эдема. Там, наверху, всегда обязательно день, свежий ветер и солнце.
Это просто необходимо, чтоб всегда обязательно солнце.
глаза и воззрился на холодно сияющий диск настольной лампы. Вот твое
солнце, приятель. А на поверхности сейчас, наверное, ночь, завывающий
ветер, шторм... Повернул голову и взглянул на часы. Да, ровно двадцать
четыре. Полночь. Полночь твоих желаний... Хм, надо же было придумать!
Какой механизм сработал в мозгу, порождая этот немыслимый образ?! Из каких
глубин подсознания вышла в область сознания невероятная фантасмагория
чувственных ощущений, казалось бы совершенно не связанных ни с горечью
невосполнимой потери, ни с надеждой унять душевную боль.
событий. Напряглись усталые мышцы, лоб покрылся холодной испариной,
участились дыхание, пульс. Мозг раскручивал карусель на повышенных
оборотах. Словно мотор, в обмотки которого подано больше, чем надо,
энергии. На таких оборотах запросто могут выйти из строя подшипники. Быть
может, именно так и спятил Дюмон?..
Видишь, все хорошо - удалось. Теперь попробуй уснуть. Ты должен уснуть,
обязан. Не прибегая к снотворному.
домыслишь. Чего-то я не домыслил, не уловил, в водовороте недавних событий
проглядел что-то важное... Важное ли? Появилась надежда: если решить, что
неважное - сразу уснешь. Только прямо и честно. Прямо и честно... Кретин!
дрессированный кракен, пьяный Болл, фотопортрет, Царевна-Лебедь -
множество мозаичных кусков одной грандиозной картины, которую я напрасно
стараюсь втиснуть в какую-то рамку. Каждый кусок имеет свой звук, цвет,
протяженность и запах. И если все обобщить, получается что-то большое, без
рамок. И центр всего этого - я. А центр меня самого - мои неуемные мысли.
Беспокойный пульс бытия... Я и не знал, что понятие мысль имеет массу
синонимов.
прошлом, жить настоящим, грезить о будущем, можно порознь, а можно вместе,
одновременно. Этим мозг человека отличен от мозга животного. Мозговая
работа животных однозначна по времени - куцый мир, картина в рамках
конкретной реальности данных мгновений. Человеку просторней: он живет тем,
что было, что есть и что будет. Жить с этим порознь легко, но сразу в трех
временах - дьявольски трудно. Я живу по крайней мере сразу в двух: в
настоящем и прошлом. Увязать настоящее с прошлым, осмыслить результаты
этой увязки - значит проведать о будущем.
потери рассудка. Это прошлое. Однако я жив - настоящее. Своим спасением
обязан кальмару - резюме, так сказать. Итак, в будущее проектируется