такой же, как в коллекции Пашича. Известняк, очень мягкий, можно писать.
дрессировщиком. Но факты налицо. Этот десятирукий артист заслуживает того,
чтобы мы познакомились с ним поближе. Часа через два я буду вполне
подготовлен для выхода в воду, и мы вдвоем проверим твое предположение по
поводу радиоактивной защиты кальмара... Кстати, это не ты обронил?
подумал, что это - твой амулет. Наш брат любит играть во всякие там
талисманы. И у меня есть такая игрушка. Помнишь синюю бусину?
Пашича. Помню, хотел его выбросить, но машинально сунул в карман. Сам не
знаю, зачем.
остатки одежды, а для этой штуковины ячейки под душем оказались малы...
Можешь выбросить, я не суеверен. Хотя, погоди... Ты не мог бы определить,
в каких приборах или изделиях употребляется этот пластик?
употребляется в каких-то приборах, но я не могу вспомнить, в каких именно.
А то, что она идет на изготовление фонарей и окон для эйратеров, это,
пожалуй, можно сказать более уверенно... Но что с тобой, Грэг? Ты
побелел...
неожиданно прояснилось. Запросить агентство воздушных сообщении!..
Эйратер!.. Га... Вероятно, часть от названия стратосферного корабля! Не
могу поверить, но других объяснений нет!
ты знаешь, что это такое?
времени напрасно бились лбами. Это наш с тобой талисман! Вот что это
такое...
иди и готовь батиальную карту! Срочно, немедленно! Прошу тебя, Свен!..
покинул батинтас. Я поднял белый обломок, размахнулся и зашвырнул его
обратно в воду. Обломок плюхнулся у противоположной стенки бассейна,
окатив брызгами надпись, которую нам оставил кальмар. Буквы корявые,
разные по величине и наклону, да еще в зеркальном начертании. Болл так и
не понял, что здесь написано. И я сначала не понял. Потому что буквы,
вдобавок ко всему, латинские. Однако, если внимательно приглядеться, то и
без зеркала можно разобрать слово "Сапиенс". "Мыслящий"... Я прочел это,
когда Болл нырял за обломком.
ЭТОГО НЕ ПРОЩАЮТ, ДЮМОН!
направлению, будто источники его установлены в огромных качелях. Лучи
покачиваются вправо и влево, вверх и вниз. И так же покорно и плавно
меняют свою геометрию тени. Это покачиваются на шарнирах круглые "головы"
прожекторов, точно игрушки-болванчики: одни согласно кивают "да-да-да",
другие все отрицают "нет-нет". И тени, гонимые светом, не могут найти себе
места: то расправляют длинные крылья, то прижимают их к гладким телам
аквалюмов. Свет окаймляет раструбы верхнего ряда машин снежно-белой
каемкой, по контуру.
дороги наших подводных поисков, куда бы в конечном итоге они ни вели,
всякий раз неизменно проходят через площадку. Жабры - жабрами, плавники -
плавниками, но все-таки мы больше люди, чем рыбы...
Вспыхивая в лучах прожекторов, мимо плывут светлые точки - хлопья
взмешенного ила. Течение мощно и плавно несет свои бесконечные миллионы
кубометров воды. Это сырье, это дейтерий и тритий - это энергия...
Кубометры сырья без пользы проходят внутри аквалюмов, раструбы-рты
разверзнуты в равнодушном зевке, агрегаты бездействуют. Мертвая техника...
Здесь, в окружении техники (пусть даже мертвой), мы чувствуем себя
уверенней. По крайней мере вокруг не шершавые темные скалы, а гладкий,
приятный на ощупь металл. И богатырские фигуры андробатов. Они бредут к
аквалюмам вразвалку, раздвигая воду плечом - такие похожие на людей в
жестких скафандрах, - о, если бы это были люди!..
времени зачем-то трогаю его рукой. А Болл все время поправляет висящий на
груди квантабер. Должно быть, немного нервничает... Мы первый раз в воде
по-настоящему вместе, и я незаметно наблюдаю за ним. Он, конечно,
чувствует это и потихоньку наблюдает за мной. И в этом нет ничего
предосудительного, если не считать предосудительным любопытство.
видится там что-то чуждое техническому пейзажу. Толком разглядеть это
"что-то" не удается: оно выползает, когда сгущаются тени, и исчезает, едва
успевает к нему приблизиться луч. Странная закономерность... Выхватываю
нож, отпускаю трапецию и, включив плавник, устремляюсь к машине.
раструба. Я с опаской заглядываю внутрь. Тронутый лучом, вспыхивает кончик
бивня струйного рассекателя. Затем вижу: из глубины темного кратера
поднимается грозное щупальце. Изумленный, смотрю, как оно, напряженно
покачиваясь, тянется ближе и ближе... и вдруг, коснувшись луча моей фары,
ускользает во тьму.
под водой резервуары. Квартирный кризис, так сказать. Но чтобы спрут
поселился в машине, которая во время работы гудит и вибрирует!.. Есть вещи
трудно вообразимые, и это, кажется, одна из них.
полость огромной полированной чаши озаряется яркими полукружьями
отблесков.
- добрых полметра в диаметре - глядит по-звериному дико, испуганно. Не
глаз, а большой рубиново-красный фонарь - так странно преломляется луч
где-то на дне кальмарьего глазного яблока. Толстое и бугристое, как старая
лиана, щупальце обвито вокруг блестящего бивня. Остальные скручены в
кольца, присосками наружу. Вид грозный, ничего не скажешь, - попробуй-ка
тронь! Трогать тебя, дорогой, я, конечно, не стану. Но и тебе советую
вести себя благоразумно и не делать лишних движений. Так будет лучше для
моей нервной системы. Для твоей, разумеется, тоже...
имеет смысла. Кракен другой, это ясно: он превосходит размерами нашего
знакомца. Я спрятал в ножны свое смехотворное оружие, убрал локти и,
лавируя в быстром потоке, направился к Боллу.
наблюдал за действиями андробатов. Четыре металлических гиганта работали
четко, размеренно, хотя стороннему наблюдателю могло, пожалуй, показаться,
что он присутствует на рыцарском турнире: романтичный блеск доспехов,
мельканье длинных теней, таинственно блуждающий голубоватый свет и странно
замедленная эскапада хорошо отработанных приемов рукопашного боя.
Глубоководные роботы прямыми сверкающими мечами полосовали друг друга и
все, что ни попадалось вокруг. И пусть это просто лучи обыкновенных фар,
скрещивались они гораздо эффектней настоящих средневековых мечей.
Неподалеку от места "схватки" вертелась парочка каких-то угреподобных рыб.
нет, скорее ползет еще один андробат. За ним волочится кабель. Раненый
рыцарь (я узнал однорукого) торопится на поле брани. Трубите славу,
герольды!
клавиш рояля. Ослепительно брызнула вспышка электрозамыкания. Вернитесь в
конец двадцатого века, милорды: кабель перебит лучом, прекратился доступ
энергии, и однорукий робот падает в песок. Болл опускает квантабер.
Вернулся он, держа в клешнях какой-то длинный стержень, похожий на
коленчатый вал. Вероятно, это и есть ланжекторный замок. Через минуту
стержень исчез в специальном отверстии под брюхом аквалюма. Аквалюм
загудел. Болл поднял над головой квантабер и, повернувшись ко мне,
энергично потряс им. Все в порядке, ол райт, агрегат заработал! Я
просемафорил Боллу вспышками фары: с-т-р-е-л-я-т-ь в к-р-а-й-н-е-м
с-л-у-ч-а-е. И показал рукой в сторону раструба. Закраина раструба обросла
шевелящимися щупальцами. Но спрут не думал сдаваться без боя.
который ближе к раструбу, чем остальные, хватает гиганта клешнями за
щупальце. Спрут в замешательстве. Сначала он просто пытается вырвать у
робота свою конечность и спрятать подальше ее от беды. Не тут-то было. В
плен попадают еще две кальмарьих руки. Спрут отчаянно упирается, но роботы
тянут его, стараясь вытащить наружу. Щупальца бешено молотят воду,