разглядеть отдельные ворсинки на черных пальцах моей руки.
резко накренилась. Я поймал рукоятку разрядника и завертел головой,
пытаясь выяснить, что происходит. Прямо на скутер из темноты наплывала
огромная серо-зеленая масса. Скутер мелко дрожал, силясь восстановить
потерянное равновесие. Ну-ну, вырваться из щупалец кракена не так-то
легко...
выпрямилась: ошеломленный спрут отпрянул, вскинув кверху грозные дуги
бородавчатых рук. Умница, понял, что эта странная добыча не по зубам.
судорога. Я оглянулся. От скутера Болла улепетывали два здоровенных
спрута. Каждый превосходил машину размерами раза в четыре. Здесь нашего
кальмара нет, подумал я и рванул Манту вперед. Следом круто разворачивал
машину Болл.
местом кальмарьего сборища. Внизу - багровые тела спрутов, разбросанные
щупальца, жуткие взоры ослепленных глаз. И вдруг (это было так неожиданно,
что мы с Боллом, но сговариваясь, резко снизили скорость) весь видимый
участок дна заклубился темно-коричневым дымом. Многотонные живые торпеды
одна за другой взмывали вверх с легкостью фейерверочных ракет и,
развернувшись, верным строем улетали во тьму. Десять, двадцать, может
быть, тридцать. Великолепный но своей стремительности старт!.. И я ощутил
в себе странную смесь восхищения, горечи и чего-то еще, похожего на жгучее
чувство стыда, неловкости и обиды. Вот так - подальше от людей, от синих
судорожных молний, от непривычно яркого света этих непобедимых и
смертельно опасных пришельцев.
этом новом для нас удивительном мире граница зла и добра, жестокости и
великодушия, необходимости и бессердечия? Какими мерами какой морали
оценивать в кромешной тьме неизмеримых бездн свои желания, поступки,
совесть, намерения? Свое отчаяние? Обиду? Стыд? И кто мы здесь? Пришельцы?
Завоеватели? Хозяева? Или просто чернорабочие нашей сухопутной
цивилизации? Сотни болезненно острых вопросов... Не лезь в воду, не
поискав броду. А может быть, так: забравшись в воду, не ищи броду? Нет,
где-то несомненно кроется один исток, начало всех занимающих меня теперь
противоречий...
все-таки нашел ответ на сто своих вопросов: мы недостаточно знаем тебя,
Океан. Отсюда все наши подводные беды, тревоги, поиски критериев морали,
внутренний разлад. Но постепенно мы сами себя совершенствуем и усложняем.
С учетом, разумеется, влияния среды - твоего влияния, Океан. Дай нам
время, мы накопим знания и станем для себя хорошими хозяевами и друзьями.
Дай время... У нас еще к тому же много собственных, сугубо личных,
человеческих забот. Нам - мне и моему коллеге - предстоит проникнуть в
тайну одной весьма запутанной, загадочной истории, в которой ты, очевидно,
играешь далеко не последнюю роль. Да, я знаю: во всем виноваты мы, люди.
Но поклянись утробами своих глубин, что тебе на этот счет ничего
неизвестно?..
кабины и плыл на трапеции, едва не задевая ластами за выступы обросшего
губками дна. После феерического бегства кальмаров неприятное ощущение
опасности забылось. Поэтому я сильно вздрогнул, когда почувствовал, что
кто-то дернул меня за плечо. Фу, пропасть... Я спрятал выхваченный было
нож. Болл показал квантабером куда-то в сторону. Я поднял голову и увидел
кальмара...
же странное предрасположение плавать рядом с людьми... Я взял радиометр и
направился прямо к животному. Не оборачиваясь, знал: Болл держит спрута на
прицеле.
вспышками красных огней. Ну, разумеется, подумал я. Радиоактивную ампулу
легче всего "вмонтировать" в чашку присоски.
потоком омывающая жабры спрута, колеблет края мантийного воротника.
Подплываю к голове гиганта. Он вздрагивает, когда я осторожно беру его за
щупальце. Спокойнее, мое сокровище, я собираюсь почесать тебе за ушками, и
только... Вглядываюсь. Ну, так и есть! Вынимаю нож и кончиком лезвия
выковыриваю из присоски комок голубой мастики и чашечку свинцового экрана.
Шар радиометра загорается устойчивым алым огнем. Искать другие
"запечатанные" присоски нет смысла.
комок на две половинки. В середине комка поблескивает металлический пенал.
Моя догадка подтвердилась, коллега: несколько щупалец кракена помечено
радиацией. Болл энергично кивает.
Обтекаемое тело кальмара, продолженное узким пучком плотно сомкнутых и как
бы пристегнутых друг к другу щупалец, скользило в воде с какой-то
нематериальной, призрачной легкостью.
придерживаясь полутени на границе света и наползающего сзади мрака. Я то и
дело оборачивался, словно боясь, что он исчезнет, и сразу успокаивался,
как только в ответ на огонь моей фары кроваво-красным рубином вспыхивал
огромный глаз. Но чаще оборачивался Болл. И я следил за ним едва ли не
внимательней, чем за кальмаром. Болл держал наготове квантабер.
жалкие остатки лепились вдоль стены, затем - наклонный обрыв и лестница
уходящих в глубину уступов. Привычно вертикальная стена накренилась и
неожиданно свернула вправо. Перед нами - темная пропасть, украшенная
лазурно-голубыми куполами крупных медуз. Мрачная глубина, угрюмые скалы
и... дивной красоты изделия из мягкого живого хрусталя. Ну что ж, подобная
контрастность в этом ошеломляющем мире - явление обыденное. Мы тоже
повернули вправо.
Далее, в километре отсюда, начиналось ущелье, а здесь, охватывая подводную
лагуну полукольцом, должна тянуться сплошная стена - во всяком случае,
такой она выглядела на экранах дешифратора "Мурены". Поэтому я удивился,
увидев темный вход в ущелье раньше времени.
слишком мелкомасштабная деталь для батиальной карты. И не будь с нами
кальмара, мы, пожалуй, проплыли бы мимо: насколько я помню, сегодня мы не
собирались совать нос в каждую трещину. Но если кракен и был чем-нибудь
озабочен, то меньше всего стабильностью наших сегодняшних планов. Резко
увеличив скорость, он метнулся к разлому. Помедлил у входа, словно что-то
выжидая, развернулся головой вперед, поиграл кольцами щупалец, выпрямил их
и юркнул в темноту.
иначе сзади уже набегали бы отсветы прожекторов. Ладно, как бы там ни
было, он меня одного не оставит.
неясную перспективу. На стенах однообразный горельеф изломов, дно усеяно
скальными глыбами, которые с трудом угадывались под куполами илистых
шапок.
облака потревоженного ила, но самого животного не видел. Меня заносило,
иногда я задевал ногами о выступы скал, но мной овладело возбуждение, и в
пылу этой сумасшедшей гонки я не сразу заметил, что каменный коридор
расширяется кверху. Поднявшись чуть выше, я мог бы гораздо свободнее
"резать углы". Но это было уже некстати, потому что навстречу выплывала из
тьмы большая белая надпись... Дальше, на более гладком участке стены
возникла другая - всего из трех букв. Потом еще одна и еще...
уже не вызывали трепетного изумления, граничащего с чувством ужаса перед
явлением загадочным, необъяснимым. Ошеломляло другое - то, что им здесь,
вероятно, нет числа. Буквы - уроды, буквы - чудовища, монстры... Внезапно
они исчезали, и я с тревогой глядел на унылые стены. Затем появлялись
опять, заставляя меня еще и еще раз читать их, справа налево. Не покидала
надежда все же выявить причину их сотворения. Надписей много, но слов -
всего только три: SOS, ЛОТТА, СЕНСОЛИНГ. Сигнал бедствия, женское имя и
что-то смутно знакомое, словесный футляр какого-то далекого и в то же
время приятного мне своей хотя бы и второстепенной близостью понятия,
сущности которого я, как ни старался, вспомнить не мог. Три зеркально
перевернутых слова повторялись много раз, в разных вариациях, вместе и
порознь: SOS, ЛОТТА, СЕНСОЛИНГ...
прямее. Подчиняясь какой-то странной закономерности, изменялись и надписи,
но, так сказать, в обратной пропорции. Чем шире коридор - тем мельче и
правильней буквы... Сверху тихо упали призрачные колонны света. Это Болл,
успел подумать я и выпустил из рук трапецию.
обшивки, иллюминаторы... Мертво и тускло мерцает отраженным светом
серебристая плоскость. Отдельно валяются многобаллонное шасси, обгорелый
киль с правым форсаж-мотором, пластмассовый панцирь носового локатора.
Там, где должна находиться кабина пилотов, зияла темная дыра, через
которую свисали наружу вырванные внутренности пульта... Сверхзвуковой
стратолет, или, как его еще называют - эйратер.
Будто стая ворон, над обломками кружат траурно-черные лентовидные рыбы. И
еще какие-то сиреневые рыбы с огромными пастями и развевающимися фалдами