таким, как Аугусто. Тогда я отказываюсь быть человеком!"
18
снятых восторженными или, наоборот, разгневанными файлистами, то считайте,
что вы пробора никогда и не видели. Ни той жути, которую вам показывали,
ни той невыразимой прелести - ничего этого в проборах обычно нет. То есть
иногда случается, конечно, что-то особенное, о чем потом куаферы между
собою долго талдычат и сами тут же легенды слагают, которыми потом вас
потчуют, но чаще всего все выглядит обычно, порой прямо до зевоты обычно.
пахнущий гнилью; как если бы вы оказались на ледяном берегу очень мрачного
моря; а чаще всего просто - как если бы вы оказались среди некой скучной
донельзя однородности, которую принято называть пустыней, где дует
противный, подавляющий любое чувство ветер, где запахи гнусны, где
опасности редки, глубоко запрятаны и потому особенно угрожающи - и,
кстати, обычно до зубной боли стандартны. То есть, как правило, ничего
особенного, ничего потрясающего воображение.
пейзажах, прошедших проборную процедуру. Пейзаж обычно бывает двух типов -
один, характерный для курортных планет, "экзоэротический", как сказал
кто-то из древних, и другой, для поселенцев с нужными деревьями, с нужной
почвой, с нужными животными, рыбами, у одних вызывающий спокойный восторг,
у других - равнодушие и скуку. Такие планеты - места проживания или места
посещения, удобные, специально рассчитанные, мало чем друг от друга
отличаются, потому как они - оптимальные.
человеческая вечно тоскует, паломничество куда не иссякает. Они уникальны,
они безумно прекрасны или в той же степени безумия отвратительны. Таковы
Уалауала, Париж-100, Зындра, Уйкен-Нова и еще десятка полтора. Они
необычны, о них постоянно снимают стекла, тяга к ним бывает просто
сомнамбулической. И ни одна из этих планет не подвергалась процедуре
пробора. Пробор всегда искусствен, он - насилие. И единственное ему
оправдание в том, что, как правило, такое насилие оказывается необходимым.
не верите, любого куафера спросите, он вам с большим жаром все объяснит.
мизерное поселение - все они свою особенность, свою, если хотите,
собственную прелесть имеют. Там - чуть зеленоватое или оранжеватое небо,
там - десятилетиями, а то и веками сложившаяся архитектура, там - свои
обычаи, там, наконец (и это самое впечатляющее), - свои, со своим
характером, со своими привычками люди. Они освоили свои планеты,
обустроили их, сделали уютными. Уют же иногда обладает просто
наркотическим действием. Умные люди, кстати, его боятся.
небольшого, в полторы сотни квадратных километров "затравочного" участка
суши, ограниченного естественными, легко преодолеваемыми границами типа
ручьев и средней высоты горных кряжей, никакого человеческого
вмешательства не происходило.
"затравочным" участком, а вокруг него выставляются рубежи - либо
искусственные, непроницаемые, применяемые только тогда, когда буферная
зона между нетронутой природой планеты и "причесанной", подготовленной к
жизни для человеческих существ, не очень надежна, а то и вообще опасна;
либо, что чаще, граница "причесанного" участка естественна и малозаметна.
Не сразу и обнаружишь, что попал в буферную зону, а затем и в дикую
природу. На каждой из этих границ обязательно играют невидимые людям
страсти, экологические ниши сменяют одна другую, идет кем-то точно
просчитанный эволюционный отбор - первые годы он идет очень быстро, за
счет короткоживущих организмов, затем замедляется, появляются более
устойчивые формы жизни. Самоуправляемая эволюция - так это называется. Как
только незапланированный организм, будь то микроб, растение, животное,
проникает в зону самоуправляемой эволюции, все живое восстает против него:
он либо уничтожается, либо сам со всех ног пытается удрать от
неприветливых условий жизни. Его пугают запахи, звуки приводят его в ужас,
знакомая пища оказывается ядовитой, а уж если ко всему этому он сумеет
приспособиться, то все равно размножаться не сможет. Те же из
представителей биосферы, которым суждено жить в подобной зоне, тоже не
стремятся ничего изменять - численность каждого вида строго регулируется.
Такие проборы редки и, как правило, относятся к запрещенным. История
легального куаферства знает только один тотальный пробор. Произошел он лет
за сто до описываемых событий на планете Астакоу, что в регионе Второго
Ночного Облака. Пробор там вышел на редкость удачным, хорошо просчитанным
и, судя по эффекту, недурно выполненным, и люди там живут, по слухам,
довольно неплохо, только куч-куются очень локально, в местах "затравочных"
зон. Эволюция там пока не закончилась, и неизвестно, сколько ждать до
конца, но все вроде идет почти по первоначальному плану, хотя и медленно.
Уже автоэволюцией причесано около половины суши на Астакоу, и проверки
показывают полное соответствие запрограммированным параметрам. То есть все
говорит за то, что люди там жить вполне могут - только почему-то вот очень
не хотят.
учебной командировки туда пару раз пытался съездить на эту планету уже
сам, разобраться, в чем дело, да так и не собрался. Понял он только одно -
тотальный пробор с агрессивными буферными зонами делать можно, но нужно
это делать в самом крайнем случае, если уж очень ситуация к тому будет
принуждать.
классификации был не пойми какой. Точно так же, как и все теоретически
разработанные индептовые проборы, ямайский предусматривал четыре буферные
зоны умеренно агрессивного типа. Если такую зону сравнить с вечно жрущим
животным, то можно сказать, что оно медленно перемалывает природу планеты,
в качестве экскрементов извергает из себя обработанные, "причесанные"
территории, на которых могут селиться люди, и, побуждаемое; голодом;
медленно передвигается туда, где могут жить пока только аборигенные
биосистемы.
начать перерождение и в конце концов "высохнуть", то есть переродиться в
тот же самый собственный экскремент - зону, пригодную для человеческого
жилья. Но чем больше времени занимает весь процесс пробора, тем выше
фактор неопределенности. Медленная поступь агрессивной буферной зоны с
этой точки зрения еще хуже, чем высокоагрессивные зоны - такое развитие
событий не может просчитать даже самый мощный интеллектор на свете, даже
если бы расчет не осложнялся двойственностью, множественностью пробора. И
Федер прекрасно отдавал себе отчет в том, что за получившейся новой
Ямайкой надо будет потом не одну сотню лет следить в оба глаза.
слишком. Его, если честно, не интересовал даже будущий год - все его
любопытство было сконцентрировано на ближайших нескольких месяцах, которые
к тому же проходили чрезвычайно, по его мнению, сумбурно и быстро.
стратегию типа "Акробат". Обычно надежная, хорошо просчитываемая и простая
в исполнении, эта стратегия отличалась одной действующей на нервы
особенностью - большим количеством сменяющих друг друга промежуточных
биосред. Сначала, сразу после первичной "прочистки" затравочной зоны, в
ход вступали, как и всегда, фаги, съедающие все не включенное в первичный
реестр, составленный интеллектором. Потом шли в ход антифаги, съедающие
фагов. Потом, еще четыре раза подряд, мир затравочной зоны наводняли
полчища микробов, мелких насекомых и низших растений-хищников, в задачу
которых входило поедать своих предшественников. Только затем включались
эволюционные периоды, во время которых оставшиеся после фаговых операций и
внесенные куаферами в зону организмы довольно быстро мутировали, пожирая и
одновременно поддерживая друг друга. Еще несколько фаговых операций
очищали зону от ненужных мутантов, после чего включалась очередная
эволюционная фаза. В этой чертовой пляске фаз куаферы чувствовали себя
весьма неуютно - они часто не знали, покинув зону вечером, что встретят
там во время утренней экспедиции, это повышало риск, заставляло их
осторожничать больше нужного и очень выматывало. И, конечно, двухслойность
ямайского пробора тоже бодрости им не прибавляла.
отношений с Федором открылось что-то вроде второго дыхания. Выжить самим и
выжечь эту сволочь с Ямайки - все это было возможно только при самом
безукоризненном проборе. Раньше куаферы при встречах с мамутами
обменивались с ними мрачными, многообещающими взглядами - только бандиты
при этом открыто ухмылялись, совершенно уверенные в том, что скоро
доберутся до них, а куаферы довольствовались лишь взглядами исподлобья.
Теперь же исподлобье кончилось; кончились, впрочем, и многообещающие
взгляды. Странное дело, как только куаферы узнали, что пробор - двойной,
что мамуты такие же объекты их внимания, как корни-ловушки, зубастые
черви, кулачники или саблекрылы, - сразу же их задиристость сменилась
профессиональным отношением к животным, которых следует либо спасать, либо
уничтожить.
емкое понятие и включает в себя, если есть время, возможности и, главное,
приказ командира, буквальное понимание этих слов. Конечно, к растениям и
микроорганизмам на памяти Федера это не относилось никогда, но с животными
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Вронский Константин
Мурич Виктор