высоким горбом - какие-то чудные, сверхмодные у того куафера были
наплечники. Сильно Лемою этот взгляд не понравился.
известный, но очень талантливый. Рекомендую, проборный работник по имени
Аугусто. Это... Аугусто Иваноус.
Скорее он походил на маменькиного сынка, очень ухоженного и обожающего
вешать или перепиливать кошек.
- Соберитесь тут быстро, и поехали. Все вы у меня арестованы.
Мне-очень-жаль-но.
Аугусто Иваноуса. Тот утратил наконец безразличный вид и состроил мину
типа "за кого ты меня принимаешь?".
4
святому. Наблюдая за ними, рядом с Лемоем стоял Федер.
Сейчас же на всех нас надень наручники! Мало ли что!
тоном: - Прошу тебя, Федер, не надо терять лицо.
совершает ошибку, - он в возмущении отвернулся и наглухо замолчал. Он
просто не мог ничего с собой в тот момент поделать. Он был горд и очень
высоко о себе думал.
и в то же время очень стандартным способом, каким многие себе все что
хочешь прощают. Он покается. Самым искренним образом, между прочим. Он
покается и скажет себе, искренне каясь: "Я был идиотом и гордецом, я
непростительно упустил шанс. Снять этот груз с моей души невозможно, да и
при чем тут моя душа - это всегда будет на моей совести".
о своей вине - не важно, перед всем миром или только перед собой (в
глубоко философском смысле вы и есть весь мир, но только в очень глубоко
философском), - она, эта ваша вина, как-то скукоживается и перестает быть
виной, превращаясь в один из не очень веселых фактов вашей недолгой жизни.
И потом - счастье-то какое! - вы, вспоминая тот факт, говорите себе, что
вот, мол, я был вон в том-то непростительно виноват, но при этом вы уже не
воете по-звериному, с крепко сжатыми от стыда губами - вина ваша чудным
образом переплавилась всего лишь в один из фактов вашей, как уже было
сказано, недолгой жизни. А факт - он и есть факт. Ему не надо ни
оправданий, ни восхвалений. Он в прошлом. Он умер. И вы иной. И
давным-давно все иначе.
одолжении, попросил Федера максимально ускорить сборы. Федер расстарался,
зыркнул как следует на парней, и очень скоро вегиклы снялись с Ямайки.
Федер оставался по-прежнему мрачным и против обыкновения нелюдимым.
бывали случаи, когда вылетали по пять человек в вегикле, но такое, правда,
случалось редко), арестованных - около полутора сотен. Что-то в этих
арестованных, в общем тихих, безгласных людях, по-прежнему продолжало не
нравиться Лемою, и он велел полицейским усилить бдительность. "Это как?" -
спросили его. "Не знаю, - честно сказал Лемой. - Просто усильте
бдительность".
излишнего вытаращивания глаз.
куаферами притворялся. Были вытаращенные глаза половцев, и руки на
скварках, и видимость настороженности, и прощальные взгляды куаферов на
пейзаж (куафер на проборе всегда прикипает к планете), и необычная
встревоженность Федера, и отчужденность его возлюбленной Веры Додекс, и
тени над головой.
креслам, сказали, чтоб сидели тихо. Потом все надолго замолчало (куаферы
неловко переглядывались), а потом, как и следовало от половцев ждать,
взорвалось ревом и свистом и несколькими хорошими ускорениями. Федер
никогда не мог понять две вещи - почему полицейские вегиклы так
некомфортны и почему там всегда пахнет мочой.
тогда Федер пришел в себя. На самом деле никуда Федер не приходил, да и
неоткуда было ему в себя приходить, вполне в себе он находился все это
время, но все-таки как бы вроде пришел откуда-то. Он поднялся с кресла,
отхлебнул "Old space" из круглого казарменного бокала прозрачной стали,
сказал: "Я сейчас" - и вышел в закрытую на замок дверь.
наплечник. Эти беспечные идиоты не только наручники куаферам не надели, но
даже и наплечники им оставили, что сделало замечательную меру
предосторожности в виде запирания всех дверей совершенно излишней.
Почему-то никто, кроме куаферов, даже полицейские, никак не может понять,
что наплечники - это нечто большее, чем украшение куаферского мундира.
Авиационная и космическая промышленность в своих моделях почему-то жутко
консервативна. Он сразу нашел комнату командира. Для этого надо было
осторожно подняться на вторую палубу (шаги скрадывал ковер, устилавший
жуткие корабельные лестницы - половцы любили ковры), незаметно пробраться
мимо пары усталых общих чинов, лениво обсуждавших результаты последних
гонок в Эльдорадо. Здесь опять помог правый наплечник, они не учуяли
Федера даже тогда, когда он по неосторожности задел одного из них плечом,
после чего легко просочился через дверь.
понять, чего от него хотят, хотя со всей старательностью изображал полное
осознание вины. Андрей не любил, когда его распекали, тем более он этого
не любил, когда распекание происходило при посторонних. Он просто взвился,
увидев Федера.
черт подери?! Ты, может, не слышал, но ты арестован и находишься на
полицейском вегикле, который доставит тебя к месту отбывания наказания. Ты
как, не знал это, что ли?
серьезно?
уволю, с позором и клеймом. Убирайся, собери всех в центральной!
ответил Федер. - Мы действительно делали пробор. Для парочки анонимных
планет.
демографией полный провал, им действительно надо, и бумаги мы подписывали,
в смысле контракты, вполне официальные. Но только посредником был у них
Аугусто. Тот, кого я тебе представил, - Аугусто Джонс.
меры принял на тот случай, если бы действительно напоролся на банду, но
никак не мог ожидать, что вы нас прищучите. Я поэтому не готов. Проверить
можно будет потом, а сейчас, пока не поздно...
успели они обернуться, заработали скварки.
звуком превратилась в солнце, услышал чей-то приказ: "Федера не трогать!"
- и тут же почувствовал жуткую боль в пояснице и невыносимую тяжесть,
моментально разлившуюся по всему телу, и проблеск отчаяния перед
наступлением тьмы.
пришла, словно кто-то отсоединил доставлявший ее шланг. Вегикл грозным
тоном объявлял пожарную тревогу, резко пахло паленым. Федер легко вскочил
на ноги, бросил мимолетный взгляд на безголовое, почерневшее от огня тело
Лемоя, бросился к распахнутой двери, в коридоре на сожженном ковре увидел
еще один труп - наверное, труп Андрея, которого, судя по всему, сожгли
сразу же после того, как он вышел из командирской комнаты. Федер побежал к
лестнице.
жуткая тишина. У лестницы, полусогнувшись, стоял Эрик Монкер Четвертый,
флорист из настильной команды. Держась за живот обеими руками, он
Семенова Мария
Пехов Алексей
Верещагин Олег
Лондон Джек
Шилова Юлия
Нортон Андрэ