надежнее всего. И в один прекрасный момент, когда половина куаферов
валялась на койках, уперши в потолок отсутствующие взгляды, а вторая
половина вяло переговаривалась, что-то жевала, что-то чинила, словом,
изобретательно убивала быстро уходящее время, замки с обеих сторон вивария
громко лязгнули, после чего ненадолго установилась полная, настороженная
тишина.
слыл в команде самым задиристым и самым безоглядным бойцом. Еще он
считался феноменально везучим, потому что только феноменально везучему
природа может простить на проборе излишнюю задиристость и хотя бы
минимальную безоглядность. Про Андрона Чу давно уже рассказывали легенды.
По одной из них на Кривой Миранде он сумел стравить между собой двух
напавших на него зю-ящеров и тем самым избежать неминуемой гибели.
Непонятно, как ему удалось воздействовать на этих чудовищных исполинов,
но, похоже, это сделал именно он. Чу, когда его спрашивали, отмалчивался,
не подтверждая и не опровергая легенду, однако многие настоящие и мнимые
свидетели в один голос уверяли остальных, что в этой истории все абсолютно
соответствует истине, по крайней мере состав ее участников: Чу и два
зю-ящера (шкуры последних позже были проданы провинциальным музеям), а сам
инцидент, по их словам, был даже зафиксирован сразу четырьмя случайно
оказавшимися там "стрекозами". Поэтому никого не удивило, что первым на
неожиданное замковое лязгание откликнулся именно Андрон Кун Чу.
свой балахон и, оставшись голым, для выпендрежа препоясался двумя длинными
сверкающими мечами - фамильными реликвиями Бог знает какого тысячелетия,
выхватил из тайника хорошо припрятанный скварк и, натужно взвыв, помчался
что было мочи к ближайшей торцовой двери.
в серое, как всегда, моросящее сияние среднеямайского пейзажа, в
сладковатый воздух, от которого сразу же рефлекторно заныли виски, намекая
на будущую головную боль, и очутился в метре перед двумя амазонками,
несколько более одетыми, чем он, во что-то черно-блестящее. Легонько
взвизгнув, напружинившись и тут же расслабившись, они с нескрываемым
интересом уставились на куафера.
тут же над ним расхохотаться (вдобавок к комизму самой ситуации он и сам
был на первый взгляд смешон - квадратный, низкий и кривоногий), он
попытался юмор ситуации превратить в его противоположность. Для чего сунул
свой скварк за пояс, единственное его одеяние, выхватил оба меча,
закричал, на этот раз уже не только натужно, но и по-настоящему жутко,
легендарным куаферским криком, и с невероятной скоростью завращал своими
мечами, являя собой уже полное воплощение бездумной машины для
множественных убийств.
приходилось убивать женщин, а то, что он начал крутить мечи, было
несомненной прелюдией к убийству. Животных он, как корректор, переубивал
массу, вдобавок убил двух мужчин - оба раза, правда, в порядке самозащиты.
На женщин же Андрон Кун Чу с детства смотрел как на что-то неприкасаемое и
даже где-то прекрасное. Единственное насилие, да и то с согласия жертвы,
которое он мог применить в отношении женщины, носило в его понимании чисто
сексуальный характер. Но мужчина, даже голый, крайне редко готовится
заняться любовью, вращая со страшной скоростью старинные мечи. Таким
образом, начав это физическое упражнение, он не мог не убить и не попасть
при этом в положение совсем уже идиотское, но и убить также не мог, потому
что, несмотря на весь свой киллерский опыт, Андрон Кун Чу не был убийцей.
Может быть, к своему собственному изумлению, не был.
кокетливо, после чего одна из них, зазывно почесав грудь, произнесла
следующее:
вгляделся в пупки амазонок, плюнул с чувством, развернулся и побежал
обратно в виварий. Те наконец расхохотались - впрочем, не слишком обидным
хохотом. Представление им явно понравилось.
был смущен, задумчив и громко в задумчивости сопел, а потом вернул себе
репутацию, сорвавшись с места на поиски тех амазонок и пропав в результате
на десять часов.
вивария, были далеко не такими комическими.
по лагерю, вглядываясь в лица вновь прибывших (те мучились от вынужденного
безделья и очень надеялись на конфликт) и, просто чудом ни во что не
ввязавшись, тихо, под нос, почертыхались по поводу произведенных в лагере
разрушений и так же кучно отправились в свой жилой блок. И вот здесь-то их
ожидал сюрприз - правда, сюрприз вполне ожидаемый. Их блок - шикарный
четырехмодульный гексхузе, зародыш которого можно было приобрести только
на очень немногих и очень черных рынках Центрального Ареала, за который
Федер, по его словам, пошел "на три убийства и одно скотоложство", - был
занят вновь прибывшими бандитами.
виду факт, навсегда останется для мировой истории неразрешимой загадкой -
мировая история ими, впрочем, пестрит. Извинения ему здесь нет, есть
только намек на возможное объяснение. Оно до неправдоподобия элементарно:
капитан куаферов просто замотался. Просто увяз в попытках склонить команду
на свою сторону, наладить отношения с Верой, продумать с матшефом все
новые детали будущего пробора и, главное, как можно более грамотно
построить свои отношения с Аугусто. В промежутках он либо впадал в тупую
прострацию - в положении лежа, с полузакрытыми глазами и полуоткрытым
ртом, - либо с крайним напряжением думал, не имея возможности записать для
памяти ничего из того, что им было надумано.
открывания дверей второго вивария - виной, которая на самом деле была не
более чем ошибкой, но ошибкой того рода, которая хуже всякой вины. Здесь
его подловил Аугусто.
(он изображал истерика уже больше по инерции, чем из необходимости, чтобы
поддержать случайно сложившуюся маску) то об одном, то о другом, причем
далеко не всегда безуспешно, так вот, Аугусто просто из вредности сделал
так, чтобы заселение гексхузе произошло по возможности незаметно для
капитана куаферов. Собственно, Аугусто давно уже раскусил, что Федер лишь
притворяется истериком, и теперь хотел не только подпортить в своих
интересах отношения куаферов с Федером, но и посмотреть, как тот поведет
себя в ситуации, действительно требующей удара кулаком по столу.
Аугусто.
гексхузе занят чужими, куаферы остервенели до чрезвычайности. Они
переглянулись, замолчали и пошли дальше.
молодчика бультерьерской наружности, очень распространенной среди мамутов
Центрального Ареала. Глянув на них, а заодно и на окна фасада, куаферы как
бы немножечко возмутились - мол, кто это такой из моей чашки хлебал?
Дальше все произошло удивительно слаженно, словно репетировалось многие
дни.
лицами они приблизились к мамутам. Те, высоко и невинно подняв над
подслеповатыми глазками аккуратные круглые брови, в это время длиннющими
ножами чистили себе ногти. Актеры из них были более чем посредственные,
однако на нормального человека такие сцены действовали убедительно.
Вдобавок и арсенал, которым они были увешаны наподобие рождественских
елок, явно рассчитывался не столько на немедленное употребление, сколько
на устрашение. Аугусто много времени потратил, убеждая своих мамутов без
нужды куаферов не уничтожать, потому что нужны были ему куаферы. Не учтено
здесь было только то, что куафера, привычного ко всяким жутким
физиономиям, да еще знающего по опыту, что, чем жутче физиономия, тем
травоядное ее обладатель, таким спектаклем запугать чрезвычайно трудно.
конфликт. Мамуты, уверенные в собственной страхолюдности, подпустили
куаферов слишком близко - почти на три метра. Они явно не страдали
повышенным интересом к приключенческим стеклам, иначе знали бы, что
куафера в наплечниках подпускать к себе ближе чем на пять метров ни в коем
случае не рекомендуется, будучи с ним в конфликте. Вдобавок ко всему,
мамуты не поняли, что подпускают к себе не кого-нибудь, а
коррект-куаферов.
не бультерьерами, а злобными, необученными щенками, умеющими разве что
только стрелять и попутно строить страшные рожи. Это были бойцы, особенно
эффективные в истреблении слабых; а именно слабых - неуверенных в себе,
недоумевающих, горько обиженных и каждой черточкой лица, каждой позой
выражающих мольбу бессильного перед сильным о восстановлении
справедливости - они сейчас перед собой видели. Мамутов переполняла
радость от предвкушения хорошей и абсолютно для здоровья безопасной трепки
с любым, каким угодно исходом, что бы там ни говорил им их босс, этот
самый Благородный Аугусто.
Шилова Юлия
Ларссон Стиг
Роллинс Джеймс
Куликов Роман
Самойлова Елена
Шилова Юлия