это бессмысленное разрушение, месть пролетариев... Да, конечно, я знаю, я
должен был бы радоваться победе демократии, но что осталось после этой
победы? Мой возлюбленный Изорддеррекс в руинах. Я посмотрел на все это и
сказал себе: Это конец целой эпохи, Оскар. После этого все будет иначе.
Гораздо мрачнее. - Он оторвал взгляд от чашки с чаем, в которую он
глубокомысленно смотрел во время своего монолога. - Кстати, Греховоднику
удалось остаться в живых, ты не знаешь?
порядке. Он даже успел очистить весь свой подвал.
хозяйственных мелочей, там стоял ряд миниатюрных статуэток. Скорее всего,
талисманы из запасов подвала Греховодника. Некоторые из них смотрели в
комнату, некоторые - во двор. Каждая из них представляла собой воплощенную
ненависть и агрессию; на их ярко раскрашенных лицах застыло совершенно
бешеное выражение.
начинаю надеяться, что у нас есть кое-какой шанс пережить все это. - Он
накрыл ее руку своей. - Когда я получил твою записку и понял, что ты
осталась в живых, во мне затеплилась надежда. Потом я долго не мог с тобой
связаться и начал воображать самое худшее.
сходство, которое раньше никогда не бросалась ей в глаза. В нем было эхо
Чарли, Чарли в Хэмстедской лечебнице, сидевшего у окна и говорившего о
трупах, которые выкапывали под дождем.
того, что ждет меня там.
было подумал предупредить одного или двух из них - анонимно, конечно. Ни
Шейлса, ни Макганна, ни этого болвана Блоксхэма. Эти пусть себе жарятся в
Аду. Но Лайонел всегда по-дружески ко мне относился. Даже когда был трезв. И
женщины. Мне не хотелось бы, чтобы их смерть оказалась на моей совести.
в Чаше, но не смог их до конца истолковать.
по всему, теперь Оскар поставил свою жизнь в зависимость от малейшего их
постукивания.
абсолютно уверен. Я видел, как оно приходит за тобой. Пытается тебя
задушить...
его, слегка похлопав по руке, словно он был капризным, выжившим из ума
старичком.
пережила за последние несколько дней и, как видишь, уцелела.
Впрочем, как и весь Пятый Доминион.
дорогая, но ни одна из них не стоит и ломанного гроша.
руки.
она.
преувеличенным вниманием. - И кто же это?
предшествующее умасливание.
никогда не болтал с тобой о добрых старых временах?
ты знал это? Вплоть до чокнутого Джошуа. Собственно говоря, он был его
правой рукой.
что я обречена служить Годольфинам. Конечно, я могла куда-то исчезнуть на
время и завести несколько романов на стороне, но рано или поздно я должна
была вернуться в семью.
смущенное непонимание, что отразилось на его лице. - Поверь мне, ни один из
нас не понимал подоплеку этого дела. Мы даже и не задумывались об этом.
этой жизни.
жертвами которых она стала, но был ли в этом смысл? Перед ней был человек,
страдающий от ран и ссадин, который заперся у себя дома из страха перед тем,
что новый день может привести к нему на порог. Обстоятельства и так уже
потрудились над ним. Дальнейшие действия с ее стороны стали бы проявлением
неоправданной злобы, и хотя было еще немало причин, по которым он заслуживал
ненависти и презрения - его болтовня о мести пролетариев была особенно
отвратительна, - в недавнем прошлом она была настолько близка с ним и
испытала такое облегчение от этой близости, что не могла быть с ним
жестокой. Кроме того, ей предстояло сообщить ему весть, которая, без
сомнения, будет для него куда более тяжелым ударом, чем любое обвинение.
чтобы запереться в четырех стенах.
это над Чашей. Хочешь посмотреть сама? - Он поднялся со стула. - Ты сразу же
передумаешь.
разговаривать.
самостоятельной жизнью. Уже не нужно, чтобы кто-то на нее смотрел - над ней
и так постоянно возникают одни и те же картины. Она охвачена паникой,
понимаешь? Она знает, что надвигается на всех нас, и это ввергает ее в
панику!
барабанили по сухой земле.
начинает гипнотизировать тебя.
окружении кольца ритуальных свечей, жирное пламя которых трепетало в
беспокойных волнах воздуха, исходивших от зрелища, которое они освещали.
Пророческие камешки метались, словно рой разъяренных пчел, и в Чаше, и над
Чашей, основание которой Оскару пришлось засыпать землей, чтобы она не могла
перевернуться. В воздухе пахло тем, что Оскар назвал паникой Чаши: это был
горький аромат с резким металлическим привкусом, который бывает в воздухе
перед грозой. Хотя движение камней совершалось в определенных границах, она
все-таки подалась назад, опасаясь, что какому-нибудь легкомысленному гуляке
наскучит этот танец, и он изберет ее своей мишенью. При той скорости, с
которой они двигались, даже самый маленький из них запросто мог вышибить
глаз. Но даже издали, в окружении полок и их сокровищ, которые могли бы
отвлечь ее внимание, она не видела ничего, кроме этого завораживающего
движения. Вся остальная комната, включая и Оскара, просто-напросто
растворилась, и она осталась наедине с этой неистовой пляской.
деревьями. Но оно тут же исчезло, и в следующее мгновение его место заняла
Башня Tabula Rasa, в свою очередь уступившая место третьему зданию,
совершенно отличному от предыдущих двух, разве что за исключением того, что
оно тоже частично было скрыто листвой: на тротуаре перед ним росло
единственное дерево.
этом абсолютно уверен.
насколько она могла судить, состояние его было весьма плачевным. Оно могло
находиться в любой английской глубинке, да и европейской тоже, если уж на то
пошло.