еще раз, и через короткое время оказались на Саутворк Бридж. ?Даймлер? они
потеряли где-то по дороге. Чэнт зааплодировал бы, если бы обе руки у него
были в порядке, но тлетворная блошиная отрава распространялась с устрашающей
скоростью. Пользуясь тем, что пять пальцев все еще повинуются ему, он вновь
пододвинулся к перегородке и просунул в окошко письмо к Эстабруку, с трудом
пробормотав адрес плохо повинующимся языком.
заразная, потому что, так твою мать, если она заразная...
зеркальце заднего вида. - Может, отвезти тебя в больницу?
изящество уступило место аскетизму, красота - удобству; новое сменило
старое, но курс обмена был явно невыгоден. Последний раз он был здесь более
десяти лет назад. Может быть, Гамут-стрит уже нет, и на ее месте вознесся в
небеса какой-нибудь стальной фаллос?
куда?
упал на тротуар. Пошатываясь, он налег на дверь, чтобы закрыть ее, и в
первый раз они с водителем оказались лицом к лицу. Какие бы изменения ни
происходили под воздействием блохи в его организме, судя по выражению
отвращения на лице таксиста, их внешние проявления выглядели ужасно.
любишь ее. Вознеси благодарственную молитву.
бабу и возносить благодарственную молитву одновременно, ты не против? Ну,
давай, и не делай ничего такого, чего бы я не сделал на твоем месте,
хорошо?
пустынной улице. Слабеющими глазами Чэнт оглядел погруженную во мрак
местность. Дома, построенные в середине того века, когда жил Сартори,
выглядели почти совсем опустевшими. Возможно, в них уже заложили взрывчатку
для уничтожения. Но Чэнт уже знал, что священные места - а Гамут-стрит была
в своем роде священной - иногда могут уцелеть, потому что они пребывают
невидимыми, даже когда находятся у всех на виду. Пропитанные магическими
силами, они отводят от себя дурной глаз, находят невольных союзников среди
мужчин и женщин, которые, ни о чем не подозревая, все-таки чувствуют
исходящую от них святость, и становятся предметом поклонения для немногих
избранных.
заперта, и он направился к ближайшему окну. Оно было затянуто отвратительным
саваном из паутины, но занавески на нем не было. Он прижался лицом к стеклу.
Хотя в настоящий момент зрение его ухудшилось, оно по-прежнему было более
острым, нежели зрение цветущей человекообразной обезьяны. Комната, в которую
он заглядывал, была абсолютно пустой. Если кто-то и жил в этом доме со
времен Сартори (а ведь не мог же он простоять пустым две сотни лет?), то
теперь его обитатели исчезли, уничтожив все следы своего пребывания. Он
поднял свою здоровую руку и ударил в окно локтем. Стекло разлетелось
вдребезги с первого удара. Затем, не соблюдая никакой осторожности, он
взгромоздил свое тело на подоконник, вышиб рукой остатки стекла и скатился
на пол.
по ним, слыша голос Маэстро, который поторапливал его наверх, в ту комнату,
где Сартори работал. Именно туда и собирался Чэнт сейчас отправиться, но с
каждым ударом сердца его тело становилось все слабее и слабее. Рука, в
которую впилась блоха, усохла, ногти выпали, а на костяшках и на запястье
показались кости. Он чувствовал, как под курткой весь его торс, вплоть до
бедер, претерпевает сходное превращение. Он ощущал, как при каждом движении
от него отваливаются куски плоти. Долго он не протянет. Его ноги проявляли
все большее нежелание нести его наверх, а сознание готово было покинуть его.
Словно мужчина, которого покидают его дети, он умолял, взбираясь вверх по
ступенькам:
ноги почти отказали ему, и дальше ему пришлось ползти, подтягиваясь на
здоровой руке.
пустынников, чей пронзительный звук ни с чем нельзя было спутать. Они нашли
его быстрее, чем он предполагал, учуяв его след на темных улицах. Страх
перед тем, что он не успеет бросить последний взгляд на святую святых
наверху, подхлестнул его, и его тело забилось из последних сил, выполняя
желание своего обладателя.
раз громче, чем раньше, - его преследователи вошли в дом. Он принялся
бранить свои обессиленные члены, и язык его уже почти не повиновался ему.
ступенек, но когда он оказался на самом вверху, внизу раздались шаги
пустынников. Наверху было темно, хотя ему и трудно было определить, что в
большей степени является причиной этого - ночь или слепота. Но это едва ли
имело значение. Путь к двери в кабинет был так же хорошо знаком ему, как и
собственное тело, которое он сегодня потерял. Он полз на четвереньках по
лестничной площадке, и древние доски скрипели под ним. Внезапный страх
охватил его: что если дверь окажется заперта? Из последних сил он толкнул
ее, но она не открылась. Тогда он потянулся к ручке, ухватил ее, попытался
повернуть, но сначала ему это не удалось. Тогда он попытался снова и
стукнулся лицом о порог, после того как дверь распахнулась.
через окна в потолке. Хотя до этого момента он смутно предполагал, что его
влекли сюда сентиментальные соображения, теперь он понял, что это не так.
Вернувшись сюда, он замкнул круг. Он вновь оказался в комнате, где
состоялось его первое знакомство с Пятым Доминионом. Здесь была его детская,
здесь была его классная комната. Здесь он впервые вдохнул воздух Англии,
живительный октябрьский воздух. Здесь он впервые начал есть и пить, впервые
столкнулся с тем, что его рассмешило, и - позже - с тем, что довело его до
слез. В отличие от нижних комнат, пустота которых была знаком их
покинутости, здесь всегда было очень мало мебели, а иногда комната была
абсолютно пустой. Он танцевал здесь на тех самых ногах, которые теперь
лежали под ним бесчувственными трупами, когда Сартори рассказал ему, как он
собирается подчинить себе этот несчастный Доминион и построить в центре его
город, который затмит собой Вавилон. Он танцевал просто от избытка чувств,
зная, что его Маэстро - великий человек и ему под силу изменить мир.
ноябрь, Сартори исчез - растворился в ночи или был убит врагами. Ушел и
оставил своего слугу в городе, который он едва знал. Как Чэнту тогда
хотелось вернуться в эфир, из которого он был вызван, сбросить тело, в
которое Сартори заточил его, и покинуть этот Доминион. Но единственный
голос, по приказанию которого могло совершиться это превращение, принадлежал
человеку, который вызвал его, а без Сартори он навсегда становился пленником
Земли. Но он не испытывал за это ненависти к своему заклинателю. На
протяжении тех недель, когда они были вместе, Сартори был снисходителен к
нему. И если бы он появился сейчас, в этой залитой лунным светом комнате,
Чэнт не стал бы упрекать его в необязательности, а встретил бы с подобающим
почтением и был бы рад возвращению своего вдохновителя.
доски.
Они могут свистеть, но говорить не умеют. - Ты был одним из творений
Сартори, так ведь? Я этого не помню.
состоянии повернуться, Чэнт вынужден был ждать, пока он пройдет мимо его
распростертого на полу тела и попадет в поле его зрения. Он-то знал, что
внешность обманчива - ведь его плоть не принадлежала ему, а была создана
Маэстро. Хотя стоящее перед ним существо и имело абсолютно человеческий
облик, его сопровождали пустынники, да и говорил он о вещах, известных лишь
немногим простым смертным. Его лицо было похоже на перезрелый сыр. Щеки и
подбородок обвисли, усталые складки окружали глаза, на лице застыло
выражение комического актера, который никогда не улыбается. Самодовольство,
которое Чэнт уловил в его голосе, проявлялось и в его поведении - в том, как
он тщательно облизывал верхнюю и нижнюю губу, прежде чем начать говорить, и