оставив тело мокрым, чтобы немного остыть.
должны были сконструировать нейтронный генератор, и вот - он готов. Теперь
нас уже ничто не задерживает. Или, может, все-таки задерживает? - добавил
он.
показалась неприятной изысканная элегантность его костюма. Хэвиленд надел
тонкую, легкую голубую рубашку с широкой двойной строчкой и великолепно
отутюженными манжетами. На светло-коричневом галстуке, наброшенном на шею
и еще не завязанном, не было ни единой морщинки.
поговорить сейчас или, если вам угодно, завтра утром.
разрешили мне присутствовать. Это было необычайно интересно. - Он слегка
поклонился в сторону Хэвиленда. - Спасибо, доктор Хэвиленд.
больше, и когда Фабермахер вышел, он молча посмотрел ему вслед.
Траскера, - сказал Эрик. - Я бы хотел теперь же высказать вам, что я
думаю. Мне нужна эта работа, и я не намерен ее упускать. Здесь у нас все
совершенно готово. У вас нет ровно никаких оснований откладывать опыт. А
если вам кажется, что они у вас есть, то я вам прямо скажу - причины,
заставляющие меня торопиться с опытом, гораздо важнее ваших.
удивляясь, что терпит подобные выходки. Наконец он вздохнул и опустил
руки.
чувствовалось полное изнеможение. - В самом деле, мне ничто не мешает
остаться в городе и помочь вам закончить работу. Единственное место, куда
мне не следовало бы сейчас ехать, - это побережье. Ничего хорошего мне это
не принесет. Я знаю. Боже мой!.. - В тихом отчаянии он обвел глазами
комнату, избегая встречаться взглядом с Эриком. - Если б еще хоть два-три
дня... Может быть, мне все-таки удалось бы добиться своего, и тогда бы мы
с вами могли продолжать...
И можете пожаловаться Фоксу и вышвырнуть меня отсюда ко всем чертям. С
меня довольно. Эта дурацкая волокита слишком дорого мне может стоить. Я
слишком много вложил в этот прибор, чтобы ни с того ни с сего взять и
забросить его. Если вы не хотите заниматься опытом, я как-нибудь сам буду
продолжать работу или возьму себе в помощь Фабермахера. Но я доведу ее до
конца. Я знаю, что вы решили целиком использовать свой отпуск. И хотя
ответственность за эту работу лежит на вас, раз вы не желаете ее
выполнять, так я, черт возьми, сам это за вас сделаю!
нерешительность.
отлично знаете. Скажу вам коротко и ясно: вы мне не нравитесь. Рано или
поздно вам придется расстаться с убеждением, что весь мир вращается вокруг
вас.
вас. Но вы правы, - добавил Хэвиленд, - я несу ответственность за вас и
доведу вас до конца. Завтра мы будем работать.
и, казалось, на коже его лежит слой влажной грязи. Ему было жарко и как-то
не по себе.
друга. Не стоит размазывать.
и нечего от него больше ждать. Он достал чистое полотенце и стал
пригоршнями плескать на себя холодную воду, стараясь охладить
разгоряченную кожу, а заодно и унять какое-то новое чувство, которое
болезненно жгло его изнутри. Из большого крана с оглушительным шумом
лилась вода, и когда Эрик, слегка освежившись, наконец, оглянулся,
Хэвиленда уже не было. Внезапно его пронзил стыд, жгучий до слез и такой
глубокий, что казалось, он уже никогда от него не избавится.
Сабине. Она только что вернулась с работы.
другие в ее голосе эту необычайную теплоту, искренность и всегдашнюю
готовность смеяться. Эрику казалось, что если б даже он ее никогда не
видел, он мог бы влюбиться в нее за один голос.
разом. Очень возможно, что осенью я получу хорошее место в Мичиганском
университете, и Хэвиленд согласился помочь мне кончить работу в срок. Вот
тебе!
Она повторила это восклицание еще раз, но уже громче, и Эрик чувствовал,
как радость постепенно разгорается в ней сильнее и сильнее, пока она не
рассмеялась над своим волнением тихим дрожащим смехом.
Траскере и о том, почему он скрывал это посещение до сегодняшнего дня.
Разве все неприятное, что он пережил с Хэвилендом, не стоит этой ее
радости, спрашивал он себя.
каком-то великом чуде.
хочешь быть моей женой, если я смогу закончить исследование и осенью
получу в Мичигане место с жалованьем в две тысячи четыреста? Прошу
ответить.
Сабина. - Все на свете ужасно мило. И ты милый. Ты такой милый, что я тебя
сейчас поцелую. - Она несколько раз чмокнула телефонную трубку. - Мама
смеется. Она говорит, что я сумасшедшая. - В трубке послышался
приглушенный говор, затем смех. - Она говорит, что я сумасшедшая и милая.
А по-твоему, я милая? Или сумасшедшая? Или запятая? Давай увидимся
вечером, - взмолилась она. - Хоть на минуточку!
повесить трубку, как вдруг вспомнил, что не сказал ей самого главного.
знает, должна ли она радоваться, удивляться или волноваться за него. - А
они - милые? - спросила она.
на его лице, словно тонкая пленка, прикрывавшая тревожную пустоту, которую
он ощущал в себе после ссоры с Хэвилендом. Простые резкие слова "вы мне не
нравитесь" продолжали жечь его с удивительной силой. И эта фраза ранила
его тем сильнее и глубже, что он отлично знал, почему она была сказана, и
понимал, что на месте Хэвиленда сказал бы то же самое.
но встретила только озабоченное молчание. Глаза ее тревожно расширились.
работу, но только после ссоры, и ссоры довольно скверной. Я победил, но
это не та победа, которой можно гордиться.
холма к реке, прошли под виадуком Риверсайд-Драйв и, наконец, очутились в
узкой долине. Стояла летняя ночь. Мерцающая, искристая полоса реки уходила
вдаль, к темной массе скал, где светились крохотные, с булавочную головку,
неподвижные огоньки.
цену и самому себе и своим неприятностям. Здесь, у самой воды, ниже парков
Риверсайд-Драйв, спускающихся террасами к реке, пролегала пустынная, голая
полоска берега. Тут проходила железнодорожная ветка, по которой шли
товарные поезда. Деревья здесь не росли, только кое-где виднелась трава да
кучи камней. Через каждые полмили, словно маленькие островки отчаяния,
тесно прижавшись друг к другу, стояли лачуги, сбитые из ржавого железа,
досок, старых ящиков и расплющенных консервных банок. Здесь жили семьи
безработных, настолько обнищавшие, что даже городские трущобы были для них
недоступны. Город навалился на них огромной тяжестью и вытеснил их сюда,
на пустыри, где люди соперничали из-за работы, голодали вместе и
Ильин Андрей
Андреев Николай
Свержин Владимир
Буркатовский Сергей
Орловский Гай Юлий
Круз Андрей