чтобы он выходил из себя или злился. И хоть отчеты об исследованиях
подписаны и моим именем, но я только его ассистент.
из тех людей, которые постоянно занимаются самоунижением для того, чтобы
окружающие уверяли их в обратном.
обратно в вагон.
намеревался сесть напротив, неожиданно опустился на сиденье рядом с ней.
доказательств, что тут уж ничего не поделаешь. Но он знал, что первое же
слово, которое послужит признанием их тайной, сейчас еще дремлющей муки,
вызовет эту муку к жизни. И стоит им заговорить об этом мучительном
влечении вслух, как оно станет еще сильнее, и сколько бы они ни
рассуждали, стараясь заглушить его, наступит момент, когда уже не будет
смысла ему сопротивляться. И все это можно сделать одним словом, одним
маленьким жестом - вот, например, взять ее руку в свою...
так, чтобы другие женщины для него не существовали. Но все эти годы,
проведенные в Колумбийском университете, он был настолько занят ученьем,
преподаванием и работой над опытом, что едва выкраивал время даже для
Сабины. "Боже мой, - думал он, - если так будет каждый раз, когда мне
случится уехать одному из дому, то я больше никуда без Сабины не поеду.
Это до того мучительно - просто нет сил".
утро, завтракая с Мэри, он условился, что в будущем месяце приедет в
Чикаго.
обсудить с ней результаты ее последних расчетов, чтобы они с Траскером
могли применить их к своему прибору. Он держался с ней по-деловому, она
отвечала ему тем же. И оба словно никогда и не слыхали о том, что любые
математические выкладки и даже объемистые научные труды можно пересылать
просто по почте.
считал его очаровательным, но сейчас его мучила внутренняя
неудовлетворенность и потому все раздражало, вплоть до самого себя. Он
решил, что он дурак, каких нет на свете.
стоял на перроне, тоскуя по Мэри, лицо которой промелькнуло мимо в окне
вагона. И на лице ее отражались те же переживания, какие терзали его
самого.
не бывало? Предположим, он поддался бы настойчивому желанию. Очень ли
мучили бы его угрызения совести? Итак, все сводилось к одному: что длится
дольше - угрызения совести или неудовлетворенное желание?
Значит, он считает естественным, что и то и другое недолговечно;
следовательно, это только вопрос времени. Вот где сказывается хорошая
тренировка, насмешливо подумал он; в конце концов он свел всю проблему к
измеряемым величинам - количеству времени и интенсивности чувств. И
все-таки, думал он, открывая дверь своего дома и ощущая внезапный прилив
радости, ему очень приятно вернуться домой, и пусть это знают все!
в спальне раздался пронзительный вопль Джоди, потом страшный рев.
Послышался приглушенный голос Сабины, старавшейся успокоить ребенка. Эрик
медленно повесил пальто и шляпу, чувствуя, что радость его стала
постепенно затухать. В зеркале, вделанном в дверь, отразилось его
растерянное лицо.
слегка покачивала мальчика, чтобы успокоить его. - Скажи: "Здравствуй!"
напоминающее пародию на яростное негодование. "Как можно быть таким
чудовищно злым, чтобы испугать меня?" - вопрошало личико Джоди.
обхватив маленький комочек тепла и чувствуя, что он ему бесконечно дорог.
Джоди. - Каждый может ошибиться. Ты сам еще как будешь ошибаться. - Он
слегка повернул головку и поцеловал мокрую щечку Джоди. - Жизнь - трудная
штука, и в ней еще будут всякие окрики, которые заставят тебя делать то,
что ты не захочешь, и будут вещи, которые тебе захочется сделать, и ты не
посмеешь. Но все в жизни проходит.
кроватку. Потом она вернулась в гостиную. На ней было клетчатое домашнее
платье, полинявшее от стирки. Волосы были растрепаны. Эрик, сам себе
удивляясь, рассматривал ее с безжалостной беспристрастностью.
какой-то обреченный вид и смутные, грустные мысли. Почему ты приехал на
день раньше?
скучала по мне?
Скорее отдыхала.
страсти. Страх, что к Мэри его тянет потому, что он разлюбил Сабину, вдруг
прошел, и ему стало так легко, что захотелось смеяться. Он обнял ее и
нежно прижал к себе. Сабина принимала эту ласку, счастливо улыбаясь.
семья.
наконец.
кольнуло его в сердце, но выражение его лица не изменилось.
съезде физиков, а не на совещании биржевых маклеров. Ну, до вечера.
хорошо, а что ты скажешь об этой Мэри Картер?"
трагическим героем. Теперь он уже не был уверен в этом.
где-нибудь поблизости. Он мрачно уселся за свой письменный стол; вся
обстановка лаборатории была такой привычной, он был здесь, как дома, и
мысль о связи с Мэри показалась ему совсем нелепой. Люди его склада так не
поступают. Во всех подобных историях, которые ему приходилось читать или
слышать, никогда не были замешаны физики, а если это и случалось, то виною
тому были их жены.
прислуга ответила, что профессор Траскер уехал из города на день-два.
прислушиваясь к их смеху и плеску воды. Он старался представить себе
вместо голоса Сабины голос Мэри, но это ему не удавалось. В сотый раз за
сегодняшний день от отгонял от себя эти мысли - сегодня он хочет быть
только с Сабиной.
было новое домашнее платье. Волосы ее были аккуратно причесаны, а после
обеда, убрав со стола, она снова напудрилась и подкрасила губы. Голову она
обвязала узенькой ленточкой и от этого казалась совсем юной и очень
хорошенькой. Сабина не отдавала себе отчета в этом маленьком кокетстве,
как, очевидно, не сознавала и своей манеры глядеть на него, когда ей
хотелось, чтобы он ее приласкал, спокойным, выжидающим и полувиноватым
взглядом. Все это было ему знакомо с тех пор, как они сблизились, но Эрик
никогда не говорил, что знает эти привычки. Они исходили из потаенных
лабиринтов ее гордости, и он инстинктивно чувствовал, что злоупотреблять
этим было бы нечестно. Он еще больше любил Сабину за то, что в этих
проявлениях нежности угадывал ее полную преданность ему. И какие бы
внезапные порывы ни толкали его к Мэри, он знал, что ту бездонную
нежность, какую он испытывал к Сабине, больше никто в нем не может
вызвать.
Картер, немолодой женщине - физике из Чикаго. Он назвал ее имя только в