время, пока Дороти суетилась и пробегала мимо, обдавая его ароматом своего
тела, у Эрика было впечатление, что она чувствует себя мучительно
виноватой за то, что заставляет его ждать. Это впечатление создавал взгляд
ее ярко-синих глаз с белками, которые словно светились в полутемной
комнате. Наконец она появилась в шуршащем белом платье с пышной юбкой и
гладким обтягивающим лифом. На ней не было никаких украшений; золотистые
волосы стягивала белая повязка.
служить оправданием столь долгой возни. Эрик вдруг подумал, что если бы он
сейчас схватил ее в объятия, она покорно подчинилась бы ему, не испытывая
при этом никакой страсти. Его злила ее беззащитность, и вместе с тем
жалобные нотки, все время проскальзывавшие в ее неумолчной болтовне, стали
ему надоедать. Он улыбнулся, но ему было неприятно. Что с ней случилось?
Или, может быть, она всегда была такой?
Дороти как будто немножко успокоилась. Она рассказала Эрику, как она
бросила школу и убежала из дому, чтобы выйти замуж.
казался страшно романтичным. Мы поженились и сразу же поехали в Голливуд -
он собирался сниматься в кино.
пятидесяти лет, получившей страховую премию за мужа. Дороти в то время
было шестнадцать лет.
Эрик слушал и думал, что эта женщина, по-видимому, обладает невероятной
способностью усложнять себе жизнь; но вот о театре, сказала Дороти, она
просто не может говорить. "И слава богу", - подумал Эрик.
оживленное выразительное лицо, на резкие движения ее рук, и она напоминала
ему тонкую белую свечку, слабо мерцающую в темноте, под холодным ветром.
Ее нежную прозрачную кожу покрывал легкий загар, а волосы так выгорели на
солнце, что завитки над круглым лбом казались совсем белыми. Принявшись за
еду, она наконец умолкла, и тогда он поддался обаянию ее очаровательной
внешности и почти забыл о ее надоедливой говорливости. Немного погодя она
подняла на него такой страдальческий и виноватый взгляд, что на секунду он
даже удивился, как он мог принять ее за дурочку.
происходит в последнее время. Я болтаю и трещу без умолку и никак не могу
остановиться. Я уже не могу взять себя в руки. - Голос ее задрожал. - Мне
вдруг почему-то стало страшно, ужасно страшно.
стал думать, как бы отделаться от Дороти. Ему было жаль ее и совестно за
свое раздражение, но он твердо знал, что, если он останется с ней, все
начнется снова. Однако прежде чем Эрик сумел найти какой-нибудь предлог,
чтобы уйти, Дороти захотела прогуляться. Пройдя два квартала, она вдруг
передумала и попросила проводить ее домой.
Там очень мило...
чтобы захватить с собой все, что нужно. Дороти достала бутылку виски и
стала было наливать воду в белый треснувший кувшин, но вдруг отставила его
в сторону и остановилась в дверях, пристально глядя на Эрика.
Откуда вы это взяли?
спастись от себя самого, от своего одиночества, от свой работы, от
леденящего чувства обреченности, он обнял ее и прижал к себе. Он сам не
понимал, зачем он это делает и почему она не отталкивает его, а крепко
прижимается, шепча: "Милый... милый... милый". С минуту они стояли
обнявшись, и каждый ощущал только близость другого, потом Эрик порывисто
отступил назад, подавляя в себе проснувшееся желание.
нечего было сказать, кроме того, что он слишком долго оставался верен
Сабине и слишком дорого обошлась ему эта верность, чтобы нарушить ее ни с
того ни с сего.
она поняла, что он от нее отказывается, и лицо ее исказилось. В красивых
потемневших глазах появилось отчаяние. Ему было больно смотреть на нее.
двойной изменой, ибо он думал не только о Сабине, но и о Мэри. Когда-то он
ее любил - только сейчас, в комнате Дороти, он понял это. - Ни к чему
хорошему это не приведет.
закрыла лицо руками. Эрик погладил ее вздрагивающие плечи и поцеловал в
волосы. Дороти снова обернулась к нему, словно ища у него защиты от
нависшего над ней мрака. - Не уходите от меня, Эрик, прошу вас. Просто
хоть переночуйте у меня. Вы ляжете в постели, а я буду спать в кресле. Мне
все равно. Мне так страшно, Эрик!
Завтра утром я уезжаю на несколько дней.
ему в лицо. Потом, ничем не показывая, что не верит этой явной лжи, она
сказала:
достоинство, звучавшее в ее тоне, резкой болью отозвалось у него в сердце.
стал неотступно преследовать его, вызывая в душе полное смятение. Давно
забытые мучительные колебания и горькие сожаления о собственном малодушии
вдруг ожили в нем с прежней силой, и он постоянно задавал себе вопрос:
кому нужна была эта жертва? Кто стал от этого счастливее, иронически
спрашивал он себя. Конечно, не Сабина: последнее время она просто
несчастна. Эрик понимал, что ей очень не нравятся его старания завоевать
себе прочное место в жизни и она на него сердится. Но если для того, чтобы
уничтожить образовавшуюся между ними трещину, Эрик должен изменить свои
планы, - значит, дело уже непоправимо. Сейчас, по-видимому, ничего нельзя
изменить, безнадежно говорил он себе. Он ее муж и должен обеспечить их
будущее. И он это сделает, даже против ее воли. Она неправа, решительно
неправа.
станцию в маленьком, купленном по случаю спортивном бьюике. Она сидела за
рулем, а Джоди стоял на сиденье рядом с нею. Они замахали ему, когда он
вышел из вокзала и пошел к ним по усыпанной гравием дорожке в темной
веренице таких же мужей, которые направлялись к ожидавшим их автомобилям и
растворялись в пестрой загорелой толпе встречающих.
молило: "Скажи же мне, что я поступаю правильно! Только это мне и нужно!"
Однако по дороге на дачу, болтая о всяких пустяках, он понял, что она
этого не скажет. Разозлившись, он подумал о Дороти и Мэри. Почему, черт
возьми, он должен всем жертвовать ради Сабины, ничего не получая от нее
взамен! И ведь ему нужно от нее так мало - всего одно только слово. Нет,
хватит, холодно решил он, больше он стеснять себя не станет.
поезде, Эрик заметил, что снова наступает период убийственной жары.
Песчаные равнины, поля и луга по обе стороны дороги, истомленные зноем,
казалось, замерли под палящим солнцем. Эрик подумал о том, что целый день
ему предстоит томиться от жары и терзаться мыслями о Сабине, и в нем
зашевелилось злобное желание выкинуть что-нибудь такое, чтобы его
теперешние неприятности показались сущим пустяком.
подавлял в себе всякий случайный порыв, сердился про себя Эрик, перестанет
ли он наконец думать о Мэри...
сотрудников, уехавших в летний отпуск. Эрик в точности представлял себе,
как выглядят эти квартиры: просторные старомодные комнаты, тщательно
занавешенные от солнца окна, натертые полы, которые так приятно холодят
босую ногу; ковры, наверное, убраны на лето, мебель - в полинявших чехлах.
Он представлял себе Мэри, сидящую в такой полутемной комнате. Ему
казалось, что она ждет его, чувствуя, как она ему сейчас нужна.
"хэлло" выражало такое удивление, как будто ей могли позвонить только по
ошибке.
мне, что вы в Нью-Йорке?