человека. И один из них - мой эмиссар. Забрать его сейчас - значит
погасить Тепло и обречь их...
них, Мастер, и за весь мир, как полагается в таких случаях. Это хороший
обычай. Но почему ты загрустил?
имеем права...
случае не надо посылать...
довольно об этом. Что же мне делать с ними? Пока они оба там, корабль
неуязвим, и я не могу распоряжаться этими людьми. Стоит мне отозвать
эмиссара, как они взорвутся. Тогда со всеми остальными будет много
возни...
и смахнув ладонью пот со лба (все же никак нельзя было приучить себя не
волноваться в узловые моменты рейса, как капитан ни старался), проговорил
в микрофон обычные слова благодарности экипажу - за то, что каждый на
своем месте выполнил свой долг. Слова были обычными, а вот интонация - не
очень: чувство переполняло Ульдемира, и часть его невольно перелилась в
речь, так что каждый на корабле почувствовал это - а капитану хотелось
лишь, чтобы его чувство ощутила Астролида (странные имена давали людям в
ту эпоху; Ульдемиру они казались чрезмерно красивыми, но сейчас ничто не
было бы для него чересчур красиво), - почувствовала и поняла, как он
благодарен ей и полон ею, и даже только что не свой долг выполнял он за
пультом, но служил ей, и поэтому все прошло так хорошо, без обычных и
почти неизбежных маленьких заминок и несовпадений, случающихся у машины, а
у людей и подавно.
пазухой.
поворачивая горбоносого лица. - Не следует ли нам отныне именовать ее
капитанской?
кажется другим. Короткая память? Ерунда. Если человек годами остается
одиноким, то вовсе не потому, что у него хорошая память и он не в силах
забыть кого-то. Тут не память, милый мой Рыцарь, подумал он, тут судьба. А
на судьбу, как и на начальство, не жалуются, даже когда есть повод. Я же
могу только благодарить ее.
своем месте, хотя мысль твоя несомненно глубока и интересна. А сейчас - не
пригласишь ли всех в салон?
согласился Уве-Йорген: солдаты падки на зрелища и развлечения. - И глоток
хорошего мумма нам не помешает ("Господи боже, где мумм и где то время!" -
мелькнуло в мыслях пилота, но он не позволил памяти продолжить).
хоть автоматы-выключай.
автоматах понял именно как шутку.
так. Раньше, как члена экипажа, женщину с нынешней Земли и поэтому
отдаленную и непонятную, он видел ее много раз. Каждый день полета. Сейчас
все стало иначе. И ему было немного страшно, потому что он знал - и не
знал, как взглянет она на него, как отнесется ко всему, что случилось;
может быть, для нее ничего особенного и не случилось и, возможно, - стало
даже хуже, чем было раньше; кто может понять женщину до конца, кроме
другой женщины? Волнение охватило капитана, и захотелось немного побыть
одному, чтобы собраться с духом.
слова, ни движения, ни взгляда. Ни вчера и никогда раньше. Да и сам он
старался не очень смотреть на нее: капитан выше всех, в сложном уравнении
экипажа он вынесен за скобки, и слабости - не его привилегия. И все же
вчера вечером, готовясь ко сну в своей каюте, он вдруг четко понял, что
ждет ее, как если бы просил о свидании и получил согласие. И не успел еще
он удивиться неожиданной определенности и уверенности своего желания, как
створки двери разъехались - и вошла она...
еще раз оглядел экраны, приборы. Все было в наилучшем порядке. Шесть
главных реакторов ровно дышали. В космосе стоял магнитный, гравитационный,
радиационный штиль. Прекрасно. И от этого благополучия то, что сейчас
предстояло, показалось ему еще прекраснее.
сентиментальностью капитан подумал вдруг, окидывая людей таким же
взглядом, каким обегал он приборы, слева направо, по очереди, - подумал
вдруг, как дороги, как родны ему они, все вместе и каждый в отдельности.
Даль: холодный и вместе дружелюбный кадровый солдат Уве-Йорген, с которым
судьба в свое время могла свести капитана на фронте Второй мировой, по
разные его стороны - а свела в иную эпоху в одном экипаже; и Георгий, сын
Лакедемона и патриот его, один из трехсот, загородивших путь персам; и
Гибкая Рука, чье лицо чуть побледнело в космосе, но все же оставалось
достаточно красноватым, чтобы с уверенностью определить его происхождение
- индеец, по-прежнему непроницаемый и малоречивый; и Питек, человек из
густого тумана первобытности, наивный и мудрый одновременно.
успел привыкнуть и полюбить их.
Старику еще одна экспедиция была бы не по силам; зато на Земле он
руководил ее снаряжением. Аверову лететь не хотелось. Да этот рейс был и
не совсем по его специальности.
покоились, надо полагать, в тучной почве планеты Даль.
место. Не пристало их товарищу лежать у большой дороги. Место, где
Иеромонах был похоронен после битвы, - под таким названием тот инцидент
войдет, очевидно, в историю планеты Даль, - было обозначено точно. Однако
останков они не нашли. Никто так и не понял, кому и зачем они
понадобились. Культа мертвых на планете вроде бы не существовало. Друзья
погрустили, поклонились пустой могиле и улетели.
с непривычным и звучным именем Астролида.
между двумя женщинами не было. Вспомнил так четко, как если бы она лишь
секунду назад стояла перед его глазами.
раз. Она исчезла, и все. Не сочла. И когда Даль провожала их, ее среди
провожавших не было.
- это была романтика, пришелец извне, загадка, тайна. А потом ей стало
нужно что-то проще и прочнее. Кто осудит?
не суеверие, хотя и без него, наверное, не обошлось: капитан как-никак
родился в двадцатом веке, когда где - знание, а где - суеверие было еще не
вполне ясно и порою одно принимал за другое. Капитан был против женщин на
борту из трезвого расчета. Мужики сами по себе - нормальный народ. Так
думал Ульдемир. Но стоит появиться женщине - и инстинкты начинают
подавлять рассудок. Так люди устроены. Природа.
побаивался. Тут был не двадцатый век и не планета Даль. Насколько он мог
судить по своим кратковременным пребываниям на нынешней Земле, современная
женщина, скажем, могла появиться перед вами почти или даже совсем
обнаженной. Ничего не скажешь, это было красиво: себя они держали в
порядке. Но не дай бог сделать из этого какой-то далеко идущий вывод -
если, допустим, вы пришли в гости, и хозяйка приняла вас таким образом; в
Ульдемировы времена такие выводы не заставили бы себя ждать. А тут невежа
вмиг бы оказался на полу, и никто даже не помог бы ему подняться. Женщины
просто стали богинями, а богиням неведомы ни страх, ни стеснение, богиня и
нагая остается богиней. И в то же время порой от словечка, казавшегося
капитану по нормам его времени ну совершенно невинным, такие и в книгах
печатали (в газетах, правда, избегали), женщина могла прийти в неистовство
или поссориться очень надолго. Однако корабль есть корабль, рейс есть
рейс, и - полагал капитан Ульдемир - слова в рейсе порой вылетают не
совсем те, что на приеме.
Никаких номеров она не выкидывала. На мужиков обращала не больше внимания,
чем требовала дружеская вежливость. И работала хорошо, без скидок. Это он
понял на первых же тренировках. И покорился. Потом она стала ему даже
нравиться. Не более того. И то - издали. Может быть, потому что не его тип
красоты представляла она, хотя красивой была несомненно. И потому еще,
Эриксон Стивен
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Курылев Олег
Круз Андрей
Бажанов Олег