не сумел им насолить.
задавайте.
Шептуну он понравился, и на здоровье. Игорь нам больше не нужен. По сути, у
него даже не было легенды - он есть то, что есть.
Думаю, его разжалуют, может быть, посадят.
действительно не врал. - Зачем вас хотели убить, зачем понадобился этот
чертов андроид, зачем, в конце концов, вас пытались не пустить в Москву и
мариновали у Ягера - ума не приложу. Разбирайтесь сами, если есть охота.
Ягер, кстати, почти сразу после вашего визита укатил в Браззавиль, чего ему
там надо - неизвестно. Вроде бы он работал на японцев, но на кого он только
не работал... Это какая-то третья сила, Таманский. Подозреваю, что они
предугадывали возможность вашего участия в игре с НЕРвами и решили вас
безболезненно устранить. Но это только теория. Если узнаете правду -
расскажите мне, пожалуйста, буду весьма благодарен.
Энгельберт тоже, если вы решите возобновить разговор о вознаграждении,
свяжитесь с господином Цурикатой или Добсоном...
повторил я, поднялся и вышел. Ласточка вышла за мной.
и покатил к себе. Не могу сказать, что я чувствовал себя оскорбленным до
глубины души, но что-то такое внутри ворочалось, кипело и вот-вот готово
было выплеснуться. Меня использовали как пешку. Меня часто использовали как
пешку, что было в порядке вещей, но на сей раз я был пешкой проходной, к
тому же активно сбивавшей с дороги более сильные фигуры. Не говоря уже о
других пешках, таких, как Тройка, Артем, Мартин.
карточку и набрал сложный номер с тремя паузами - специальная секретная
линия, по которой мы с Шепом общались, не боясь прослушивания.
порядке?
попутных забегаловках. В одном месте я подрался, в другом - наблевал на
стойку и был вышвырнут вон. В результате в "Турандот" я вошел, изрядно
покачиваясь, чем заметно поразил трезвенника Шепа. Обрушившись за его
столик, я для начала перевернул подставочку с приправами.
кетчупа.
капсулу. Через минуту я уже мог что-то соображать и даже улыбнулся
прибежавшей прибрать на столике официантке.
город кверху задницей. Из-за которых меня поимели, как младенца. Такие...
остановившимся взглядом, потом накрыл их ладонью.
я, кстати, тоже, - что НЕРвы уникальны. Что Ким сделал только один опытный
экземпляр. И никто не подумал, что экземпляров может быть два, три, пять,
десять...
застрелился. Но там было два. Один сейчас находится в "Ультра Якузи", где
радует взор господ Цурикаты и Добсона. Второй ты нежно держишь в руке,
подозревая меня в обмане.
вторые НЕРвы, то тут же появятся подозрения о существовании третьих,
четвертых, сотых... Но я думаю, что ты мне доверяешь, и потому прошу
поверить: это вторые и последние. Я не знаю, как скоро "Ультра Якузи"
запустит их в оборот, но ты можешь их обойти. Я не знаю, что именно ты
сделаешь с этими НЕРвами, но я и не хочу знать. Единственная просьба - я
хочу, чтобы ты помог моим ребятам.
ребята, черт побери.
по коридору. Из шахты лифта выскочил японец. На чем он там висел, за что
держался, но он весь был обмотан пластинами У-40... Знаешь, эта корейская
взрывчатка. Там было килограмма два, и от нас бы ничего не осталось, но
Мартин прыгнул на японца и упал вместе с ним в шахту. Мало того, что высоко,
через секунду еще и рвануло... На первом этаже разворотило стену, так что, я
думаю, Мартин не имел шансов.
немного успокоить. - У него сильное переутомление, наш врач его осмотрел,
сейчас он в надежном месте, приходит в себя. Через неделю будет как
новенький.
этого не любит.
осознаешь, - темная занавеска перед глазами. Сквозь которую пробиваются
только самые яркие события и образы. Пробиваются и тут же теряют свои
краски, ранящие, кричащие и смертоносные. Эта информационная блокада
является платой за покой. Покой, безмятежность и особенную легкость в теле.
окружающий мир. Буквально на пороге, на грани полного забытья... На кончике
иглы, удерживая связь с реальностью. Какие-то дороги, лестницы, коридоры...
фиксировать, да и то не полностью, окружающую обстановку. Анализировать ее
было уже выше моих сил.
рванулась навстречу, я рефлекторно сжал пальцы руки, в которых должно было
быть что-то для меня важное... и обнаружил в них пустоту. Пустоту и темноту
забытья.
быть, коридор, может быть, свет, не знаю. Зато я точно знаю, что они видят
после того, как "добрые" врачи выдернут их из преддверия лучшего мира. Они
видят потолок. Белый потолок больничной палаты, который не изменился ни
капли за все то время, пока существуют больницы.
движутся мысли в моей голове. Мысли-улитки. Ползут по поверхности моего
мозга и оставляют на нем клейкие следы. Противные такие следы из более
мелких мыслишек, которые тоже ползут куда-то по своим микроскопическим
делам...
И ему это не понравилось. Как его звали? "Корвин", - подсказало что-то
изнутри.
вибрации и нотки в собственном голосе.
слышимым шелестом упала темная перегородка, что, щадя мой рассудок,
сдерживала что-то страшное, тяжелое и убийственное. И все события последних
нескольких суток обрушились на меня, сверкая вспышками выстрелов, оглушая
криками боли, удушая запахами гари. Память вернулась.
Зато он надо мной, а я к койке пристегнут... - Артем, вы меня слышите? -
спросила личность снова.