М.Валигура, М.Юдовский

СЕРЕБРЯНАЯ ТОСКА

Вс" в этой книге - правда, за исключением мест,
врем"н, людей и событий, в ней описанных.

Огибать залив по набережной Александру Сергеевичу решительно не хотелось.
Вода залива масляно плескалась у парапета - не то, чтобы была покрыта
слоем нефтяной пл"нки - просто сама она, бутылочно-зел"ная, казалась
густой, вальяжной, неторопливой. Вот бултыхн"шься в не" - и е" упругость
отбросит все твои мысли в необычное для Петербурга синее небо, в котором
Нева содрала своим острым ножом с солнца золотую чешую и, как кокотка,
разбросала е" по своему невзрачному платью.

Александр Сергеевич спустился по ступенькам к воде, аккуратно разделся
и, послав воздушный поцелуй парочкам, гуляющим по променаду, с каким-то
бабьим криком бросился в воду. Публика, увидевшая сначала голого человека,
признала в н"м Пушкина и зашушукалась в предверьи вечернего зубоскальства.

Плавал Александр Сергеевич отлично. Нева наслаждалась им как пловцом.
Она охотно впускакла в свою играющую зелень розоватую бледность его руки и
так же охотно выпускала эту розоватую бледность назад, выражая свой
восторг обильными брызгами. Александр летел, как тончайшее п"рышко на
ветру. Казалось, что он не плыв"т, а скользит, едва касаясь поверхности
воды.

Зимний дворец теперь смотрелся ут"сом, стыдливо повернувшимся боком,
должно быть, стесняясь наготы Пушкина. Александр же представлял себе, как
он предстанет пред очи цар"вы голым, как душа перед Петром-ключником.

Не получилось. На набережной ждал его уже лакей-каммердинер Иван
Табачников с полным комплектом одежды: исподнее и камзол.

- Государь, ужо, жд"т вас, барин.

Нервничая, Пушкин натянул бель" и камзол и застегнулся на все кручки.
План смешно намеченного с цар"м разговора явно срывался. Александр
проследовал за лакеем через все амфилады палат.

Царь встретил Александра спиной - лицом к окну.

- Александр Сергеев Пушкин, - громко доложил лакей.

Николай Павлович, не оборачиваясь к Александру, постучал пальцем по
окошку и обронил:

- Вот видите здание на той стороне?

Пушкин подош"л поближе, глянул и увидел Петропавловскую крепость.

- Вы что, хотите попасть туда, поэт?

В последнее слово царь вложил изрядную долю сарказма.

- Ваше величество, а известно ли вам, что по расч"там грядущих
инженеров шпиль Петропавловской крепости невозможен? - быстро спросил
Пушкин.

- А знаете ли вы, - невозмутимо отзвался государь, - что у вас есть все
шансы просидеть многие годы в той самой крепости под невозможным шпилем?

- Чем же я вызвал гнев вашего императорского величества? - довольно
нагло спросил Пушкин.

- А что вы имели в виду, когда писали "под гн"том власти раковой"? Что
это, по-вашему, власть раком стоит? А вот мы вас раком поставим, господин
стихотворец. И запо"те вы, как ваши кокотки. Сколько их у вас в одном
Санкт-Петербурге? Десяток? Дюжина? А в Москве? А и так далее? Думаете, мы
тут в высоких стенах ничего о вас не знаем? Вс" мы знаем. На то у нас
Бенкенддорф и есть, чтобы такие вот караси не дремали. Впрочем, ваши
блядские похождения нас мало... Извините за царское слово. Ваш кол-лега
Г"те кидался елдой направо и налево и в то же время был искусным
царедворцем. Вспомните его последние слова:

"Шампанского! Я умираю!" И что бы вы думали? Поднесли ему. И он умер,
напо"нный шампанским. А вам, любезный рифмопл"т, не поднесут. И знаете
почему? Потому что вы будете стонать "воды, воды" с простреленным животом.
И останетесь до конца жизни камер-юнкером. Рылеев, Пестель и иже с ними
стоили того, чтоб их повесить.

Вы же даже этого не стоите. Вас хватает лишь на то, чтобы переплыть
залив в голом виде. Какая рэволюция! Без подштанников, он, понимаешь,
явиться хотел.

Хотел, понимаешь, царя голой жопой удивить. А если б я эту самую жопу
велел шомполами встретить? Дескать, пошутили, Саша, нынче жопа ваша -
наша. Хрен бы ты тогда стишки свои писать смог - усидчивости не хватило б.
Вот плаваете вы, Саша, хорошо. Стильно и потешно. Я представляю, как вы
плыли сюда, ко дворцу, а народ-богоносец глядел вам в тыл, и тыл этот
белел для него, как парус, и вселял веру в светлое, пикантной формы
будущее. А кончится вс" тем, что, ну, позубоскалит толпа на ваш сч"т день
или два - и вс". Саша, милый, вы - фрондер, деш"вое говно. О вас никто
через пару лет и не вспомнит. А "самовластье", от которого вы изволили
оставить "обломки", останется навсегда. Почему?спросите вы.

Потому что, отвечу я. Потому что России нужен не добрый царь, не злой
царь, не, мать вашу, конституционный царь - ей нужна просвещ"нная
монархия. Хотя быть в России просвещ"нным монархом - задачка ещ" та. Я,
Саша, честно говоря, просвещ"нным монархом быть не могу. Да и ты бы не
смог при всей своей вшивой гаманности. Русский народ - он же что? Только
кулак над собой понимает... Ты думаешь, я ни хрена не знаю? Я вс"
прекрасно знаю. И то, что Николаем Палкиным зовут, знаю. И то, что
деспотом зовут, знаю. А только история, браток, делается нами, но не для
нас. Просто в сч"т это никто не бер"т. Я имею в виду тех, кто после жить
будут. А управлять государством вообще никто никогда не умел и не сумеет.
Ч"рта! В доме сво"м ни одна сволочь порядок навести не может - сор да
ссоры. А тут им, понимаешь, разумное управление государством подавай. А
вот этого не желаете? - Николай Павлович откидным жестом дал ответ на
требование от него разумного управления государством.

- Про просвещ"нную монархию, - продолжал он, нюхнув из табакерки, - так
и быть, расскажу, если хочешь. Изволь. Теоретически. Довольство. Художники
- всякие там писатели, живописцы, архитекторы, даже ваша поэтическая
сволочь - процветают.

Почему? А потому что государство им деньги да"т. Сеч"шь? Не на войны, а
на искусство. А войны они колом... Извини за царское слово. Ты думаешь, я
злой? Ты думаешь, я вам всем, сукиным сынам, зла хочу - ай да Пушкин, ай
да сукин сын? Ан нет. Мне равновесие поддерживать надо. Между чернью,
которой стихи твои до одного места, и теми же декабристами, которые для
тебя же как дворянина смертельно, между прочим, опасны. Не понимаешь?
Слова я тебе не даю вставить?

Вот и молчи, когда государь говорит. Знаешь ли ты кайзера Баврского? А
я, брат, знаю. У них в крови это. Меценаты. Alles fьr Kunst, nichts fьr
Krieg. Сеч"шь?

Вс" для искусства, ни хуя для войны. Хотел бы я быть просвещ"нным
монархом - где-нибудь в Баварии. Сгорбилась мне эта одна-шестая. Ан нет -
занесло в одну шестую. Спрашивал Моисей: что мне с этим подлым народом
делать? Вот и я - спрашиваю. Не баварцы. Не понимают просвеш"нной
монархии. Не примут. Им что, Саша? Им водки побольше и чтоб не работать. А
только мы ведь, Саша, с тобой просвещ"нные люди, мы понимаем: если не
работать, так ничего ж не будет. И водки не будет. Как оно тебе?

- Шампанского не прикажете ли, государь? - ввернул свой голос Александр
Сергеевич.

- А хоть бы и приказал, - мудро усмехнулся Николай Павлович. - Заметил,
как ты сказал: "не прикажете ли?" То-то оно и есть. Иного как приказа не
нонимаете вы на Руси. Даже стихослуживые. Гаркнуть на вас надо. "Налево
рра-ав-няйсь!" И с удовольствием вы послушаетесь. А скажи вам: "будьте
любезны - налево", так вы Александр Сергеевич, залупаться начн"те.
Дескать, свобода... Воля... Вольному - воля, дураку - рай.

- Спас"нному - рай, - поправил Александр.

- А на Руси сие суть синонимы. Блажен, кто верует. А блаженный он тот
же дурак.

Василий, например, Блаженный. Выстроил собор, дыбы его ослепили. Ну, не
дурак ли? Юродивый.

- А вы, - неожиданно вставил Пушкин, - Николай Павлович, не юродивый?

- Нет, - спокойно ответил император.

- А как по-моему, - сказал Александр, - все мы юродивые. Я перед Богом
стихами юродствую, вы - правлением. Вы тут предо мной психоанализ
развернули - а вс" равно, что на груди рубаху рвали. Мы, русские, говорить
не умеем - только проповедовать, сиречь, рубахи рвать. Но я этим, впрочем,
не занимаюсь. А вы - то и дело. А ещ" царь.

- Как это не занимаешься? - снисходительно усмехнулся Николай. - А кто
"на волю птичку выпускаю"? Это ли не рвание рубахи на груди?

- Нет, - признался Пушкин. - О том и не думал. Образ. А тот приходит -
о ч"м и не знаешь - пишешь.

- А тут приходит - о ч"м и не знаешь - правишь.

- То есть, не знаешь, куда правишь? Не знаешь, куда надо править? Лихо.
Прям, как Гоголь с моей подсказки - эх, тройка, птица-тройка, куда,
дескать, мчишься ты, сучья мать?.. А не знает, никто не знает, потому как
- Рассея!.. Думаешь, ты знаешь?.. Думаешь, я знаю?.. Да куда угодно она
может мчаться. Куда поэт придумал, туда и помчится. А ты, Николай, этого
не знаешь и веришь, что ты государь всея Руси.

Николай погрузил свой подбородок в сооруж"нные колодцем ладони.

- А знаешь ты что, - сказал он вдруг, - был мне, Сашулька, намедни сон
- гряд"т, гряд"т ещ" мир светлый, радостный, счастливый, где не будет ни
голодных, ни рабов, ни нас, ни хуя. А только три слоя воды, по бокам
песочек, а сверху ключик плавает. И вот что меня, Сашулька, мучит: на хера
там этот ключик плавает?

Кругом вода, а он плавает. И почему это ключик из железа плавает? Ну,
посуди: не будут же ключик из дерева делать. Из дерева только детей
строгают. И вот что скажу я тебе, Сашулька: покуда не пойм"м мы, на