Григорий ГРЕБНЕВ

Арктания

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1
"Труп Амундсена должен сохраниться во льдах"

Это был обычный утренний выпуск хроники для школьников. Не показываясь
на экране, дикторша говорила:

- Первого мая ребята пойдут на традиционные уличные карнавалы. А
второго мая дети будут путешествовать.

Юра взглянул на экран: белое сафьяновое полотно экрана, мягкое и
нежное, опущенное во всю длину и ширину одной из стен комнаты, внезапно
превратилось в голубой квадрат неба. В этом небе тоненькой цепочкой плыл
стратосферный поезд: один ракетный стратоплан и девять буксирных планеров.

- Стратопланы... - перечисляла дикторша. - Подводные электроходы...
Подземные сверхскоростные поезда...

На экране мелькали, мчались, всплывали, причаливали и вырывались из
тоннелей разнообразные машины. Их движение сопровождалось легким шелестом и
ровным естественным голосом женщины:

- Все это для детей! Второго мая дети будут кататься по всему земному
шару! Дети Арктики смогут взобраться на кокосовые пальмы в Африке!

Юра с восхищением рассматривал тонкие пальмы на экране и негритянскую
детвору Ему нестерпимо захотелось путешествовать.

- Дети с берегов Конго будут играть в снежки и кататься на аэросанях с
гор Новой Земли, - продолжала дикторша.

На экране возник знакомый снежный пейзаж.

- Дети степей будут охотиться в сибирской тайге. Дети тропических
лесов и тайги будут седлать лошадей и скакать верхом в американских
прериях...

Очарование окончилось внезапно. Юра с минуту сидел в полной
растерянности, потом выхватил из кармана свой карманный фонограф и крикнул
в эбонитовую ракушку:

- Не забыть! Второго мая непременно полезть на пальму!..

Затем дикторша сообщила, что скоро в Париже созывается всемирная
конференция лингвистов. Конференция собиралась выработать единый алфавит
для всех народов.

На экране появился какой-то старенький лингвист, сияющий и
улыбающийся.

Московский профессор Британов отлично поставил опыт оживления двух
искусственно замороженных обезьян. Обе мартышки уже сидели на экране, и
одна из них искала насекомых у своей подружки.

Французский профессор и инженер О. Ливен при помощи подземной торпеды,
заряженной радием, собирался поднять затонувшую десятки тысяч лет назад
горную гряду на дне Гибралтарского пролива. Естественная плотина - высотой
в пятьсот метров и длиной в семнадцать километров - должна была преградить
путь постоянному течению из Атлантического океана в Средиземное море и
вооружить человечество космической по мощности энергией. Эта энергия должна
была в недалеком будущем электрифицировать все средиземноморские страны
вместе с Малой Азией и оросить водами Конго пустыню Сахару.

Перед глазами мальчика происходили работы по сооружению шлюзов где-то
на южном побережье Испании и в северном Марокко. С экрана задумчиво смотрел
начальник гибралтарской экспедиции профессор Ливен, старомодно одетый
француз, похожий на Ромена Роллана. Юра с уважением и завистью смотрел на
человека, который мог создавать новые острова, горы и моря.

Последним появился на экране Роальд Амундсен. Мужественный облик
норвежского полярного исследователя воспроизводился по старым музейным
кадрам кинохроники, плоским, немым и одноцветным. Приближалась памятная
дата, которая напоминала людям, что много лет назад из бухты Кингсбей^1
вылетел в свой последний полет Амундсен, вылетел - и не вернулся больше. В
ознаменование этой годовщины правительство Норвегии устанавливало
неугасаемую мемориальную световую надпись на небе над бухтой Кингсбей.
Гигантскими буквами, подобными ленте северного сияния, над бухтой с
сегодняшнего дня должны засверкать слова на трех языках - норвежском,
английском и русском:

"ПОМНИМ АМУНДСЕНА"

О мартышках профессора Британова, о парижских лингвистах и
гибралтарской плотине Юра вскоре перестал думать, но об Амундсене не забыл.
Каждый день он включал фонограф и выслушивал свою собственную фразу,
сказанную им в тот день, когда он узнал о надписи над бухтой Кингсбей:

"Я мало знаю об Амундсене. Прочесть все книги о нем. Выслушать все
звукозаписи о нем. Не! Прэ! Мен! Но!.."

С этого и началось. Юра перерыл всю отцовскую библиотеку, связался по
радио с центральной детской фонотекой в Москве и просил каждый день от трех
до четырех часов дня передавать ему самые интересные звукозаписи об
Амундсене.

Однажды Юра сидел у себя в комнате и листал книгу, изданную в 1940
году по старому летосчислению. Называлась книга скучно: "Высказывания об
Амундсене", но мысли и слова ученых, литераторов, политических деятелей,
рабочих и колхозников, напечатанные в этой книге, были очень интересны. Юра
то и дело поворачивал голову к своему фонографу и произносил отдельные
понравившиеся ему фразы. Вдруг он умолк. Отложил книгу. Удивленно оглянулся
вокруг, потом снова взял книгу. Он прочел всего несколько слов, но эти
слова ошеломили его.
Вот что напечатано было там:

"Когда искали пропавшего без вести Амундсена, мне хотелось сказать во
всеуслышание: "Если найдете живым, привезите его нам; если же найдете
мертвым, не берите с собой, похороните его тело во льдах Арктики. Там
вечный холод, там мало бактерий, - тело погибшего Амундсена сохранится во
льдах до той поры, когда мы, ученые, сможем оживить его, вернуть
человечеству одного из самых замечательных героев Арктики..."
Доктор С. С. Брюхоненко
Москва, 1935 год".

2
"Дедушка, вы будете моим помощником..."

Шестого мая Юра продиктовал в свой фонограф:

- Говорил со Свенсоном. Он сказал: с холодным течением льды должны
были продвинуться от восточных берегов архипелага Амундсена прямо к
Исландии, потом пойти вниз, мимо Гренландии, идти, идти все время рядом с
Гренландией, на юг, а потом повернуть направо (если смотреть от нас, от
полюса), то есть на запад. Дальше льды очень медленно должны были
пробираться Северо-Западным проходом. Значит, если Амундсен замерз в тех
льдах, он во второй раз прошел, как когда-то на яхте "Йоа"^2 , сквозь
Северо-Западный проход. Свенсон говорит: течения и ветры за это время
десять раз выносили его к Аляске, а потом к Врангелю, а потом к архипелагу
Вейпрехта - Пайера, к бывшей Земле Франца-Иосифа, и сейчас, если льды с его
трупом не растаяли, они должны быть на восемьдесят шестом градусе северной
широты и девятнадцатом градусе восточной долготы... Я сам догадывался, что
он где-то близко от нас. Это очень хорошо... Теперь у меня все готово. Нет
только кирки... Вчера осмотрел раструб ракеты у своего "Жука". Теперь
выброска газа идет хорошо... Мама все время спрашивает, что я задумал.
Обещал ей сказать потом. Скажу, и она не пустит. Не сказать - нельзя, это
будет обман. Как быть? Поговорю с дедом...

Вечером в тот же день Юра позвонил у двери маячной рубки. Репродуктор
над дверью засопел, покряхтел, наконец скрипучий старческий голос спросил:

- Кто?

Там, у себя в рубке, дед отлично видел на визитном экране Юру,
стоящего за дверью, но по обыкновению, прежде чем впустить кого-нибудь в
маячную, задавал этот неизменный вопрос.

- Это я, дедушка, - ответил Юра.

- Сын начальника станции?

- Да, дедушка.

- Сын старшего метеоролога станции?

- Да, дедушка.

- А разве сын начальника станции и сын старшего метеоролога станции не
знает, что в рубку входить посторонним воспрещается?

Юра уже привык к подобным вопросам. Дед был веселым человеком. И имя у
него тоже было веселое - Андрейчик. Собственно говоря, это была фамилия
деда, а имя и отчество - Степан Никитич, но все привыкли называть деда по
фамилии, и это больше шло к нему. Несмотря на свои семьдесят три года, дед
Андрейчик ходил почти бегом, всегда хитровато подмигивал и разговаривал
преимущественно в шутливом или ироническом тоне.

- Я не посторонний, я ваш родной внук, - кротко ответил Юра.

Юра ясно представлял себе, как там за дверью щуплый маленький дед
прячет улыбку в седые, оттопыренные, как у моржа, усы:

- Предупреждаю родного внука - войдя в данное помещение, он обязуется
ничего не трогать и вести себя сознательно, - сказал старик.

- Есть вести себя сознательно! - крикнул Юра.

Дверь поползла в стену. Юра шагнул в рубку. Дед сидел перед оранжевые
яхонтовым щитом, на котором мерцали разноцветные светящиеся точки, линии и
пунктиры. Это был график трансарктических воздушных трасс и подводных