выбежала, как была, в одном платье.
сельдерей нашелся, а кроме того и редиска. Капуста оказалась почти целиком
поеденной гусеницами, но один красивый кочанчик уцелел, и Леза прихватила
его тоже.
вернувшийся в свои прежние, небольшие размеры, хотя со стороны это и
незаметно было. И когда кто-то сзади помог ей, ухватив за плечи, она в
первое мгновение не удивилась: это было так естественно! Испугалась и
закричала она, только когда обернулась и вместо Миграта увидела незнакомые
неприятные лица и грязную, местами порванную, чужую военную форму.
очень неприятным ладонью. Их было двое, и они переговаривались на каком-то
тарабарском языке, никогда до сей поры не слышанном. Один провел рукой по
ее животу, потом по заду и проговорил что-то; другой громко засмеялся, как
заржал, и сквозь этот смех ответил что-то, столь же непонятное. Первый
солдат отнял ладонь от ее губ, чтобы вытереть у себя под носом. Она снова
крикнула; на этот раз ей заткнули рот грязной тряпкой, отчего ее стошнило.
Но солдаты, не обращая ни на что внимания, грубо потащили ее за собой, и
она с тоской подумала, что Миграту не следовало так опаздывать к обеду,
если бы даже ему пришлось обойтись без сельдерея.
недолго посовещались на том же непонятном языке. Потом устроились за
столом и жестами приказали ей подавать. Входную дверь они заперли за собой
и заложили даже засов, оружие поставили рядом так, что в любой миг могли
схватить его и открыть огонь. Подавая еду, приготовленную вовсе не для
них, она беззвучно плакала, не вытирая слез. Солдаты съели все. Потом один
из них подошел к ней, то ли улыбаясь, то ли просто скаля зубы. Леза
машинально отметила, что двух передних не хватало. Она уже знала, что
сейчас произойдет, отвернулась, потому что у солдата изо рта дурно пахло.
Он обнял ее за талию; Леза быстро и резко ударила его ногой в самое
уязвимое место, рванулась, влетела в комнату и задвинула засов.
комнате было единственное окошко, маленькое и до сих пор не открывавшееся,
чтобы не налетели комары. Леза попыталась поднять задвижку. В дверь
толкались, потом сильно ударили. Она бросила взгляд на ребенка. Он
беспокойно зашевелился. Ударили снова. Оконная задвижка не поддавалась.
Еще удар. Сейчас Растин проснется... Они все равно ворвутся. Пусть хоть он
не видит.
задвижку. Остановилась, опустив руки. Тот солдат, которого она ударила, -
было видно в распахнувшуюся дверь, - скорчившись, сидел на табурете,
раскачивался вперед-назад, закусив губу. Издали увидев Лезу, потянулся к
оружию. Второй - тот, что стучал, - что-то крикнул первому, вошел и
приблизился к Лезе. Она не стала сопротивляться. Вытянутой рукой удержав
его, сама стянула через голову платье и отступила к кровати, стараясь
глядеть ему прямо в глаза. Поймав взгляд - приложила палец к губам,
указала на ребенка в кроватке. Солдат понял. Кивнул и даже улыбнулся. Леза
тоже постаралась улыбнуться как можно искреннее и села на кровать. Солдат
быстро-быстро принялся раздеваться. Она спокойно смотрела; он не был
мужчиной для нее, просто - бедой, какую нужно было перетерпеть ради сына.
Потом, спохватившись, разделась догола и легла, не дожидаясь, пока он ее
повалит. Закрыла глаза, ожидая грубости.
нежно и осторожно, кончиками пальцев провел по груди, животу и, не дойдя
до низа, стал так же легко гладить по бедрам, не ложась рядом с нею, но
стоя над нею на коленях. Она вздрогнула: настолько неожиданно это было, не
похоже на насилие. Он стал легко прикасаться к ней губами. К ее губам,
лицу, грудям, и ниже - по всему телу... И если до сих пор ей было все
равно, то сейчас Леза вдруг покосилась, чтобы узнать - смотрит ли на них
тот, другой солдат: ей стало почему-то стыдно, как если бы тут начиналось
что-то другое, нечто тайное, интимное, глубокое... И даже - подумалось ей
- не начиналось, а повторялось. Этот парень был до странного похож на
Изара - не обликом, конечно, но тем, как обращался с нею. Но он был еще
лучше! И если на него не смотреть, то можно было очень легко представить,
что прошлое вернулось и это он, он, он, но не совсем тот, каким был, а
понявший наконец ее до предела, все постигший и всему научившийся... И
можно было с нежностью прикоснуться к нему, и ответить на его движения, и
желать, чтобы он вошел, наконец... и чтобы это продолжалось дольше,
дольше... и стонать, и шептать что-то... и в конце концов испытать то,
что, казалось, никогда не окажется доступным ей, что бывает только в
сказках, чему она давно уже, живя с Изаром, перестала верить...
мог ведь прийти в любую минуту - и убить их. Или они могли убить его. Она
хотела вскочить, но этот - как теперь было называть его - не позволил:
снова пальцы его заскользили по ее телу, и мысли исчезли.
Гону. - Все равно ведь тебе от баб никакой радости, это всем известно.
мне по яйцам. А такого я не прощаю. Хоть бы она была полковником.
проклятая... Но когда я на нее залезу, ей придется куда хуже моего. Пусть
пострадает за все их поганое племя.
старший капрал, не надо, нам еще воевать и воевать...
по-видимому, выведенный ею из строя пришел в себя и теперь хотел получить
свою долю удовольствия. Она жалобно взглянула на своего, близкого, заранее
понимая, что - бесполезно. Другой, все еще морщась, уже расстегивался.
Ласковый взглянул на нее и едва заметно развел руками. Она закрыла глаза.
Дурно пахнущий навалился на нее. Она терпела, сколько могла, потом
ощущение реальности стало уходить - но вовсе не от наслаждения, а от боли,
обиды и усталости.
сразу пришла в себя. Ощутила легкость: грубый солдат уже отошел от
кровати, и теперь шагнул было в сторону колыбели, но ласковый, похоже,
отговорил его, и тот нехотя позволил Лезе встать. Они недолго поспорили о
чем-то, один даже тряхнул своим ружьем. (Не зная их языка, она не могла,
конечно, понять, что здоровенный предлагал старшему капралу оставить ее с
ребенком здесь: никуда не денется, захочешь - навестишь, а там она к чему?
Ур Сют отвечал, что женщины в расположении нужны - хотя бы белье стирать.
"Затрут ее там наши ребята, - сказал Ар Гон, - тебе ничего не останется".
"Пусть попробуют", - ответил Ур Сют и потряс "циклоном".) Но в конце
концов оба договорились, видимо, и отперли дверь. Леза надеялась, что они
позволят ей остаться, но солдаты, дав ей время одеться, знаками показали,
что нужно взять ребенка, - ласковый солдат все улыбался ей с виноватым
видом, она же смотрела, не веря, что это именно он сделал ей так хорошо, и
с удивлением чувствуя, что не может до конца обидеться на него за то, что
он позволил другому ее изнасиловать; да, этот второй насиловал, тут
другого слова не было. Потом ей показали, что надо уходить. Она хотела
повиноваться, но подогнулись ноги, и она почувствовала, что идти не в
состоянии. Ребенка понес, забрав у нее, хороший солдат, а бугай-насильник
без ощутимого усилия поднял на руки ее и потащил. Они пошли куда-то, часто
оглядываясь и стараясь ступать потише. А Миграта все не было, и Леза
чувствовала, как в душе ее начинает расти гнев на него: какое он имел
право вот так оставлять ее на произвол судьбы, не обеспечив безопасности?
Зачем он вообще привез ее сюда с Инары, где было хотя бы тихо и не было
видно никаких солдат - ни своих, ни чужих?
Мигратом. Она всегда чувствовала себя зависимой от других, и сопротивление
не было ее стихией. Вот и сейчас она, смирившись, покорно позволяла
мародеру нести себя.
забылась, через какое-то время снова пришла в себя; теперь ей хотелось
лишь как можно скорее оказаться где-то, где можно будет отдохнуть. И еще -
в глубине души она надеялась, что солдат, что нес ее ребенка, сына
Властелина, будет там, куда ее несут. И может быть, они еще смогут бывать
вместе - хотя бы изредка...
- да какое дело ей было сейчас до Миграта! И даже память об Изаре, некогда
рыцаре ее мечты, стала отступать вдруг куда-то в неразличимые сумерки
былого.
проселку, без жесткого покрытия, зато со множеством выбоин и ухабов,
теперь же прямому, как натянутая струна. Колеса едва касались матовой,
гладкой, как девичья кожа, поверхности - и все же ни разу так и не
попытались вильнуть. Советник любил ездить, но тут в первые минуты боялся
поддать газу: машина тоже была новой, незнакомой. Потом боязнь ушла:
видимо, все было сделано очень надежно. Убедив себя в этом, старый донк
принялся думать о предстоящей встрече с женщиной, которая последнее время
занимала главное место в его размышлениях, - но вовсе не по тем причинам,
по которым мужчины обычно думают о женщинах. Тут дело было совсем в