Ариадна Громова.

Глеги

Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962

OCR: Андрей из Архангельска

Он открыл верхний люк ракеты и, стоя на ступеньках, до половины
высунулся наружу. Небо было ясное, зеленое, с большим белым солнцем.
Скафандр быстро нагрелся, стало жарко. "Тут вполне можно было бы
обойтись без скафандров, - с досадой подумал он. - В этой скорлупе
того и гляди сваришься, как яйцо..." Он хотел было вернуться, но тут
увидел темную точку, передвигающуюся вдалеке по равнине. Он сжал губы
и медленно поднялся на последнюю ступеньку. "Конечно, вездеход. Почему
они возвращаются так рано? И гонят во весь дух, как видно..." Он вдруг
понял, что все время подсознательно ждал беды. Ждал какой-то каверзы
от этой милой мирной планеты. "Милая, мирная, мертвая, - бормотал он,
глядя на вездеход. - Такая симпатичная покойница, прямо сердце
радуется".

Он сам не понимал, почему сердится на эту ни в чем не повинную и,
должно быть, очень несчастную планету. Вероятно, его злило, что она,
такая красивая и спокойная, оказалась мертвой. Вернее - вымершей.
Непонятно, почему и как. За холмами, окружавшими долину, на которой
опустилась их ракета, лежали селения; невдалеке был большой город,
возможно столица государства. Еще недавно там жили похожие на людей
Земли разумные существа, создавшие цивилизацию на довольно высоком
уровне. Сохранились здания и фрески, картины и книги. Остались заводы,
дороги, машины, летательные аппараты - хорошо развитая, но заброшенная
и гибнущая техника. По книгам, найденным в городе, удалось
проанализировать язык, представить себе внешность этих семипалых
глазастых созданий, по-видимому более тонких и хрупких, чем жители
Земли; можно было бы в случае необходимости объясняться с ними.

Но в том-то и дело, что почти все живое на этой планете бесследно
исчезло. Оставалась пышная растительность всех оттенков красного цвета
- от розового и бледно-оранжевого до густо-багрового, почти черного:
такие черно-багровые деревья толпились вокруг большого озера среди
холмов, и вода его казалась черной, хотя река, вытекающая из этого
озера, была стеклянистой и прозрачной. В озере водились длинные темные
угри, в реке и в ее притоках плавали стайки веретенообразных, почти
прозрачных рыбок. Герберт Юнг ловил и исследовал угрей и рыб; ловил он
и земноводных фиолетово-черных ящериц. "А что ему еще делать, Юнгу,
если только рыбы да ящерицы и остались на этой планете? Ни людей, ни
зверей, ни птиц... Правда, Карел позавчера поймал в городе какого-то
зверька. Может, где-нибудь тут и есть жизнь..." Он все смотрел на эту
мирную красновато-розовую долину, окруженную пологими холмами, и
видел, как быстро растет, приближаясь к ракете, пятнышко вездехода.
"Да, летят во весь дух... Значит... проклятая планета!" Тут ему стало
стыдно. "Ты же изо всех сил добивался, чтоб тебя пустили в этот полет.
Хотел побывать где-нибудь первым. Открыть новый мир. Романтика
Неведомого. Вот и получай свою романтику. Или ты хотел романтики со
всеми удобствами?"

- Казик! Наши возвращаются! - крикнул он, вбегая в кабину
Казимира.

- Не кричи! - досадливо сказал Казимир, встряхивая пышными
светлыми волосами. - Ты мне все рифмы распугаешь... Минуту! Ага, есть
все-таки! - Он удовлетворенно хмыкнул, потом поднял голову. - Так что
ты сказал, Виктор?

Его большие синие глаза светились на бледном лице. Виктор знал,
что у Казимира железное здоровье и крепкие нервы, что он - чемпион
Польши по лыжам, и все же каждый раз удивленно смотрел на это бледное
узкое лицо, озаренное мистическим сиянием глаз, - лицо поэта и
ясновидца. Между тем стихи Казимир писал плохие, а способностью к
ясновидению и вовсе не отличался.

- Опять стихи Кристине? - спросил Виктор. - Говорю тебе: наши
возвращаются. Слишком рано, понимаешь? Я так и знал, что на этой
планете стрясется какая-то беда!

Он прошелся по кабине, ероша темные, коротко остриженные волосы.

- Не топчись у меня над ухом, - попросил Казимир. - Мешаешь. И
почему именно беда? Может, нашли что-нибудь интересное, вот и
вернулись. Выйдут они из шлюзовой, тогда все узнаешь.

Виктор изо всех сил хлопнул дверью - впрочем, он заранее знал,
что хлопанья не получится, сработает пористая прокладка и дверь
прикроется неслышно. Казимир даже не обернулся.

"Нашел время писать стихи! - с досадой думал Виктор, шагая по
мягкому, пружинящему настилу коридора. - Вот ведь характер!" Он, в
сущности, завидовал спокойствию Казимира и стыдился своей нелепой
тревоги - ведь и в самом деле, может, ничего плохого не случилось...

Но когда из-за поворота коридора показался Владислав, Виктор
сразу почувствовал - нет, тревожился он не напрасно. Владислав почти
бежал, на ходу приглаживая мокрые волосы.

- Владек! - крикнул Виктор.

Владислав подошел ближе. Его смуглое матовое лицо слегка
порозовело от душа.

- Таланов тебя зовет в медицинский отсек, - сказал он.

- Что случилось? С кем? - отрывисто спросил Виктор.

- Карел... с ним неладно. Подожди, Таланов велел рассказать тебе
здесь, чтоб при Кареле поменьше говорить. Карел, понимаешь... -
Владислав постучал пальцем в лоб.

- Карел! - поразился Виктор.

- Да. Слушай. Мы были уже в городе, когда это у него началось.
Шли по большой круглой площади со ступенями, - знаешь, где то белое
здание, что похоже на яйцо. Карел начал отставать от нас, потом сел на
ступеньку. Я подошел, спросил: "Ты плохо себя чувствуешь?" Он покачал
головой. Я говорю: "Что ж ты сидишь, человече? Пойдем!" Он встал и
пошел. Но, понимаешь, ходил как-то механически, ничем не
интересовался, ни с того ни с сего останавливался. Мы его спрашивали,
что с ним, он сначала говорил, что ничего, потом стал как-то странно
улыбаться, не отвечал на вопросы. Мы решили вернуться. В вездеходе он
так осматривался, будто все впервые видел. Потом сказал, что ему все
это, наверное, снится.

- Что именно снится? У него были галлюцинации?

- По-моему, нет. Это он о нас говорил, что мы ему снимся, что
вездеход ему снится. А в шлюзовой кабине вдруг заявил, что он - это не
он. Понимаешь, стоит под душем, трогает себя и говорит со страхом:
"Нет, это не я!"

- Так! - Виктор сжал губы, раздумывая.

Ничего подобного он не видел за все время работы на Лунной
станции. То есть, конечно, бывали случаи помешательства, но при
каких-нибудь тяжелых авариях, катастрофах, под воздействием гибели
товарищей, одиночества, ожидания смерти. А здесь ни с того ни с
сего... И почему именно Карел, самый уравновешенный и спокойный из
всех?..

x x x

- Что ты чувствуешь? - спросил Виктор. - Слабость? Голова болит?

- Слабость? Не знаю, нет... - Карел еле шевелил губами. - Тело не
мое.

- Как не твое? А чье же?

- Не знаю. Вот я рукой двигаю, а она не моя. Или, может, моя, а
двигает ею кто-то другой.

- Карел, ты же понимаешь, что это чушь, - очень бодро сказал
Виктор.

- Понимаю, - согласился Карел. - Конечно, этого не может быть.

Он помолчал, словно к чему-то прислушиваясь, и вдруг резко
протянул руку к Виктору. Рука уткнулась в плечо Виктора, и на лице
Карела отразилось не то удивление, не то удовлетворение.

- Ты что? - спросил Виктор.

- Я думал, что ты мне снишься, - пробормотал Карел.

- А почему?

- Так... все будто во сне. Или как на картине нарисовано.

Он опять надолго замолчал. Потом вдруг лег и отвернулся к стенке.
Виктор отодвинул дверцу стенного шкафа с лекарствами и, поколебавшись,
достал маленькую желтую таблетку.

- Глотни, Карел! - сказал он.

Карел послушно приподнялся, проглотил таблетку и опять лег.
Виктор вышел в соседнее помещение. Там сидел Таланов.

- В этом состоянии с ним невозможно разговаривать, - сказал
Виктор. - Он моментально истощается. Я дал ему таблетку энергина.
Минут через десять он, наверное, станет почти нормальным. На время,
конечно.

- Что это, по-твоему? - спросил Таланов.

Его темно-карие, глубоко сидящие глаза смотрели испытующе и, как
показалось Виктору, недоверчиво. "Ну что ж, он прав, - не без горечи
подумал Виктор. - Я ничего в этом не понимаю. А он теперь жалеет, что
взял в рейс меня, а не Вендта... Правда, Вендт уже стар для дальних
полетов, зато..."

- Не знаю, - Виктор глядел прямо в глаза Таланову. - Я ведь не
специалист в психиатрии. Все это кажется мне странным - такое