цветочек!
выдвигаются на первое место в ущерб делу. Непременно вам понадобилось
воспитывать этого паршивца Марчелло, а все почему: потому, что затронули
Стружиова, к которому вы питаете такие сложные чувства... Вы, значит,
питаете, а кто другой его трогать не моги! Ах, блюститель справедливости,
страж закона!" Линьков даже замычал от презрения к себе и яростно мотнул
головой.
не сразу сообразил, что находится в двух шагах от проходной института.
поговорить...
теперь смотрела в упор на него, смотрела не то с надеждой, не то со
страхом.
взгляду. - Такое впечатление, что он знает о чем-то, но почему-то не
говорит...
глаза ее потемнели и расширились. Какое-то мгновение они молча глядели
друг на друга, потом Нина резко отвернулась.
и, не глядя на Лииькова, толкнула дверь проходной.
сочувствует и институту в целом тоже сочувствует, поскольку потеряли мы
такого сотрудника - можно сказать, цены Левицкому не было, и вот замены
ему тоже не сыщешь.
признаться.
море даже не по колено, а максимум по щиколотку.
в одиночку управиться?
неопределенно. Больше всего мне хотелось молча встать и уйти, но я сказал,
что вот, мол, никак очухаться не могу, но все же интересуюсь, кого это ко
мне в лабораторию прочат. Оказалось, что Геллера из группы Сухомлина.
большинства, но и не лучше. Конечно, не было у меня никаких оснований
требовать себе именно такого, чтобы получше, это я все понимал да и думал
сейчас в основном не о лаборатории, но все же как-то невесело мне
сделалось, и я начал ныть, что не улавливаю, мол, какое отношение имеет
Геллер к нашей теме и вообще - почему именно Геллер, так можно кого угодно
сунуть, лишь бы место занять... Шелест послушал-послушал мое нытье и
посоветовал не валять дурака.
сердито. - Это первое. А второе - это то, что Геллер прямо рвется с тобой
работать, и парень он способный... У тебя сколько работ было опубликовано,
когда ты к нам пришел? Вот видишь, четыре, а было тебе двадцать шесть лет,
верно?
даже толковые, а ему всего двадцать три года, он к нам прямо из
университета пришел... И нечего тебе строить из себя элиту и свысока
смотреть на хороших ребят!
- Пойти мне поговорить с Геллером, да?
- не речь, конечно, я тоже не речь буду произносить, но как ближайший друг
и соратник... Э, Борис, ты что это?
ватные сделались. Я плюхнулся обратно в кресло, и Шелест поспешно накачал
мне газировки из сифона.
же безобразие, что мы тебе не сообщили. В первую очередь я сам виноват. Но
я думал, ты даже от следователя это можешь узнать, у вас же с ним
контакт...
думали, что я знаю, а поэтому никто не сообщил. И все же...
лаборатории, настроение мое здорово изменилось.
пробовала обойти стороной (я уж и этого, пожалуй, ожидал!), нет, она
подошла, поздоровалась. Но здоровалась она вроде не со мной, а с каким-то
совсем посторонним человеком. И с неприятным человеком вдобавок. Она даже
глядела не на меня, а куда-то через мое плечо. А я вообще ни слова не смог
сказать - стоял и смотрел на нее, и только сердце у меня начало вдруг
болеть, будто по нему теркой прошлись. А Нина сказала, все так же глядя в
сторону:
подумать, сказал я по-старому.
выходи ровно в пять и подожди меня.
меня уж совсем ошеломило, я все стоял и смотрел на Нину, а она нетерпеливо
пожала плечами и повторила; "Понял? В скверике, в пять часов!" Я молча
кивнул, Нина ушла, и тут откуда ни возьмись появился передо мной Эдик
Коновалов. Есть у нас в отделе кадров такой молодой дуб в могучей красоте
и растет-цветет уже месяца три.
зверюга, тренированный, чистенький весь такой, ухоженный, и пока не
говорит, все в порядке, гомо сапиенс на высшем уровне. Но сейчас он как-то
нехорошо ухмылялся и подмигивал мне, и сразу обнаружилась его обезьянья
основа.
Нине. - Склоино к измене! И к перемене! Как ветер мая!
мной и слова арии громозвучным шепотом вдувал мне в ухо. - Изменил джазу
ради оперной классики?
голубыми глазами. - В гробу я видел все эти оперы!
Ходишь, арии распеваешь в рабочее время.
- А я думал, это блатная песенка... Воры, они, знаешь, про любовь очень
впечатляюще сочиняют...
поскорей...
далеко пойдешь!
себя по бедрам.
незажженной сигаретой. - Чего у тебя с Берестовой-то?
куда...
Эдик. - Я тебе же помочь хочу, я на нее влияние имею, на Берестову, ну не
веришь, так потом наглядно убедишься. Ну вот, хочешь, я вас в два счета
помирю? Обрисуй только вкратце, из-за чего у вас началось, и я все
ликвидирую.
- Не лезь ты не в свои дела, Эдик. Занимайся лучше анкетами.
Эдик.
бы ничего такого не сказал. Кажется, нет. Я к нему забежал на минутку -
предупредить, что Линьков придет с ним поговорить в три часа. Ленечка
мялся и жался, как всегда, и говорить с Линьковым ему явно не хотелось.
Мне показалось, что он не прочь бы поговорить со мной, но я побоялся: