уже через три-четыре минуты после смерти. Опыты на животных? Но Павлов уже
дошел здесь почти до предела, многого к его выводам не прибавишь. И ведь
он сам хорошо понимал все несовершенство этих опытов. Вы же знаете, как он
жаловался на то, что мозг при опытах жестоко травмируется и изучается уже
в патологическом состоянии. Операция - травма, заживление раны - травма,
рубец - новая травма, да и какая подчас серьезная: почти у всех собак
Павлова начинались при образовании рубца судороги, потому что рубец
стягивал, давил, калечил мозг." Как же при таких условиях изучать работу
сложнейших, легко ранимых нервных функций? Это же все равно что отрезать
человеку ногу, а потом пробовать судить о его походке или о способностях к
танцам! Не говоря уже о том, что психика человека несравнима по сложности
с психикой собаки... Что же еще? Попытка отводить биотоки от нервных
центров, раздражая отдельные участки мозга? Но ведь это тоже работа
вслепую. Это все равно что пытаться понять принципы работы вычислительной
машины, следя за тем, как вспыхивают лампы и работают реле.
искусственной среде, в полной изоляции от организма, которым он должен
управлять, то есть не давать развиваться основным его функциям, в том
числе и важнейшему механизму обратной афферентации, - это что означает?
Разве это можно назвать хоть относительно нормальными, не травмирующими
условиями? И, наконец, ваши опыты со вживленными электродами - чем они
отличаются по сути от опытов с отведением биотоков? Разве вы-то не
работали вслепую? Разве вы добились точных, надежно проверенных
результатов?
Лоран. - Разве это не ответ - Мишель и Франсуа?
экспериментов! Это же может быть случайностью, вы сами понимаете! И потом
- ни Мишель, ни Франсуа не могут служить доказательством хотя бы потому,
что они не представляют собой полноценные человеческие организмы. Это
опять искусственная изоляция от нормальной среды. Живой организм -
нераздельное целое. Снимая или приглушая многие его функции, разве можете
вы не разрушить его естественную гармонию, разве можете сохранить все
богатство и сложность ассоциаций? Развитие одних функций за счет отмирания
других, не менее важных, - это ведь не выход из положения...
говорю о рабочих конвейера, шахтерах или, допустим, о горцах, привыкших к
головокружительным тропам и разреженному воздуху высот. Но ведь длительное
занятие любым трудом влечет за собой усиленное развитие одних функций и
угнетение, а то и полное почти угасание других. Я уж не говорю о себе - от
последствий такой жестокой специализации даже вы пришли в ужас. Но кто
угодно: грузчик или пианист, конторщик или врач - каждый развивает в себе
одно за счет другого. И условия жизни у многих обитателей нашей планеты
так жестоки и неестественны с точки зрения физиологии - ну, и вашей
любимой социологии, что...
резких и порой ужасных отклонениях от нормы, какое бы распространение ни
приобретали они в нашем жестоком мире. Я понимаю, что люди в гитлеровских
лагерях уничтожения находились в ряде случаев, пожалуй, в еще более
неестественных и ужасных условиях, чем ваши питомцы. Но ведь никому и не
пришло бы в голову утверждать, что режим такого лагеря хоть отчасти близок
к нормальным условиям человеческой жизни.
Лоран. - Что вы хотите доказать? Что я не все открыл, не все проверил, не
все обосновал? А кто это сделал? Ведь даже после великолепно поставленных,
очень тщательно продуманных многолетних опытов Павлова все-таки в
физиологии высшей нервной деятельности осталось бесконечное множество
нерешенных вопросов. Почему же вы так строги именно ко мне?
Павлов? Конечно, его опыты с собаками не дали и не могли дать полного
представления о механизме высшей нервной деятельности человека. Но Павлов,
помимо всего прочего, оставил науке точные, прекрасно разработанные
методы! То, что он применял комплексы раздражителей и анализировал ответы
мозга на эти воздействия, дало возможность изучать алгоритмы работы мозга
как функциональной системы. Ведь именно на этой основе нейрофизиологи
стали добиваться выработки сложных систем условнорефлекторных реакций
вместо одиночных условных рефлексов. И мне, как вы понимаете, очень
помогло то, что сделал Павлов. А ведь его опыты на вид, да и по сути дела,
далеко не так эффектны, как ваши! Но что доказывает существование Мишеля
или Поля, хотел бы я знать? Что это даст науке, кроме самого факта их
существования?
чувствую, - сказал профессор Лоран, полузакрыв глаза. - Да вы, по-моему, и
сами понимаете, что перегнули. То вы говорите, что учитываете условия, в
которых я работаю, а то начисто о них забываете. А ведь эти условия со
счетов не сбросишь, будьте же благоразумны! Вы спрашиваете, что я дал
науке, кроме факта существования Мишеля, Поля и других? А разве этого
факта действительно так уж мало для одиночки? Будьте справедливы, Шамфор!
Кто может больше, пусть делает больше. А я сделал, что мог: доказал
реальность того, что большинство - да почти все! - считают совершенно
невозможным. Я надеюсь, что меня не обвинят в излишнем самомнении, если я
скажу, что это много, даже очень много для одного человека, какие бы
просчеты он при этом ни допустил. Справедливо ли меня упрекать, Шамфор?
Разве я жалел силы, разве я щадил себя? Вы же видите, во что я
превратился!
он. - Я даже не понимаю сейчас, как я мог... Вы в таком состоянии... и
вообще...
чтобы всерьез волноваться даже из-за самых тяжелых обвинений. Так что не
терзайтесь особенно... Дюкло, налейте-ка ему чаю покрепче.
и тихо барабанил пальцами по ручке кресла. Профессор Лоран, откинувшись на
спинку кресла, не то дремал, не то о чем-то раздумывал; лицо его было в
тени. Альбер не смел поднять глаз: когда спорили Шамфор и Лоран, ему
хотелось встать и уйти, но он так и не решился, а теперь ругал себя за
это.
того, чтоб вы пораньше разделались с этой операцией и отправились
отдыхать.
советую вам: поосторожней с Полем. Не забывайте, что он... ну, что он
человек!
только жестоко, но и опасно. Будьте осторожны, говорю вам!
нетерпения. - Думаю, что вы порядком преувеличиваете, Шамфор, но обещаю
подумать.
порог.
закрыл глаза.
навстречу теплый сырой ветер. Улица была черная, влажно блестящая, в ней
расплывались бледными туманными пятнами освещенные окна и ореолы редких
фонарей.
показалось, что Шамфор сердится. Но тот, словно что-то вспомнив, посмотрел
на Альбера.
чудак же вы, мой мальчик! В вашем возрасте надо ходить с девушками, а не
со стариками.
- Но в данном случае девушки вряд ли мне помогут. Я хотел бы узнать, что
вы посоветуете делать... мне и вообще всем нам.
прост: бегите без оглядки от Лорана! Но вы такой совет не примете, я знаю.
осторожны. По-человечески обращайтесь с Полем, да и с остальными тоже.
Одергивайте Мишеля, не давайте ему командовать. Но и тут будьте осторожны,
не раздражайте его.
что делается с Полем, например?
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Черепнин Владимир
Сапковский Анджей
Нортон Андрэ
Володихин Дмитрий