Это я отдал приказ на выбраковку Белова, когда узнал, что он учудил. Вижу
- не удивляешься. Правильно. Ты, разумеется, приказ не выполнил и спас
Дмитрию его бесполезную шкуру и бездарную голову. И особой благодарности я
к тебе не испытываю. Мы установили эти законы и тоже обязаны им
подчиняться.
Гусев достал сигареты и закурил.
- Тогда отпустите своих детей на волю, - сказал он. - Чтобы они не сходили
с ума. Из-за отрыва от реальности.
- Поздно уже, Павел. Я-то согласен с тобой. Но поздно. Одному тебе
повезло, и то потому, что ты так яростно рвался из нашего круга наружу.
Теперь я понимаю, насколько ты был прав. Теперь.
- Я не ваш, и мне не повезло, - огрызнулся Гусев. - Я просто выбрал свой
путь.
Пожилой снова повернул голову и попытался заглянуть Гусеву в глаза. Тот
отвел взгляд.
- У меня, кроме тебя, больше никого нет, Паша, - негромко сказал пожилой.
- Меня у вас никогда и не было, Александр Петрович. И никогда не говорите,
что обязаны подчиняться тем законам, которые вы установили. А то ведь я
могу и вспомнить, где работаю. И провести выбраковку на месте, без всяких
заявок и доказательств вины.
- Я не делал этого, Паша. Та катастрофа была полной случайностью. А
человек, который якобы раскрыл тебе глаза, всего лишь хотел стравить нас.
Он меня ненавидел и тебя ненавидел, потому что ты сын своего отца.
Какое-то время я думал, что он сам причастен к катастрофе. Но оказалось -
нет. Паша, в том, что произошло, никто не виноват.
- Я не ищу виноватых. Я просто хочу разобраться.
- Ты был мертв. У тебя не было лица - сплошная рана. Ни одной целой кости.
И мы действительно были уверены, что за гибелью Лебедевых кто-то стоял.
Тебя необходимо было спрятать, неужели ты не понимаешь? Тем более что о
вашей смерти уже прошло официальное сообщение... А потом, когда ситуация
прояснилась... Все равно нужно было что-то с тобой решать. Ты нуждался в
опеке. Ты сам не помнишь, наверное, как нуждался.
Гусев закусил губу.
- И знаешь... - пробормотал его пожилой собеседник. - Даже сейчас, дай мне
возможность пережить эту историю заново...
- Спасибо, Александр Петрович, за чужую жизнь, - произнес Гусев
патетически. - За чужую физиономию и чужую фамилию. За чужую психологию и
чужие манеры тоже спасибо. Хотите, в ножки поклонюсь?
- Ты можешь не верить мне ни в чем, - лицо пожилого страдальчески
морщилось, казалось, он сейчас расплачется, - но я всегда любил тебя, как
родного сына.
- Откуда вам это знать...
- Если бы у меня были свои дети... И если бы ты не оттолкнул меня так...
так... жестоко...
- Жестоко - это мое нормальное состояние, - фыркнул Гусев. - Кстати, о
жестокости. Когда начнется отстрел выбраковщиков?
- Что? - очень естественно удивился пожилой.
- В ближайшее время должна быть запущена программа ликвидации
выбраковщиков. Меня интересует - когда именно? И что их ждет - прямой
отстрел или все-таки пожизненное.
Пожилой внимательно присмотрелся к Гусеву.
- Ты, случаем, не это?.. - спросил он. - Не того?..
- Я пока что трезв и до сих пор нормален.
- М-м... А я уж подумал... Да нет, какой отстрел, ты что... В принципе
вопрос АСБ пока что не рассматривался, есть только черновые наработки.
Скорее всего отправим всех на пенсию, где-то через год-два.
- Ах, на пенсию... И молодых тоже?
- Каких еще молодых?
- Которых завербовали совсем недавно. Тысячами завербовали.
- Я ничего об этом не знаю, Паша. Тысячами? Не может быть такого. Откуда у
тебя информация?
- Мое дело намекнуть. Ваше дело разобраться. Без лишнего шума, как это у
вас замечательно получается. Вы же умеете действовать тихо, правда,
Александр Петрович? Машинку под откос столкнуть, человечка прихлопнуть,
мальчишке двадцать лет мозги пудрить...
- Я же признался тебе! - почти крикнул пожилой. - Я мог бы все тогда
отрицать! Но я сказал тебе всю правду! И ты права не имеешь так со мной
обращаться, права не имеешь!!!
Гусев молча забросил окурок на соседнюю могилу.
- И я тебе, между прочим, тоже могу напомнить кое-что, - сказал пожилой,
остывая. - Ты у нас тоже не без греха.
- Я?! А при чем тут я? "Указ сто два" не я писал. АСБ не я организовывал.
- Александр Петрович! - позвал издалека начальник охраны. - Вас первая
линия просит... И вообще пора.
- Я перезвоню!
- Есть.
- Значит, так, Павел, - твердо сказал пожилой. - На вопросы твои я
ответил. Теперь позволь один дельный совет.
- Ну? - Гусев неприязненно прищурился. Давно уже он советы этого человека
не принимал близко к сердцу и не следовал им. Но послушать не отказывался.
Особенно теперь.
- Бросай ты эту чертову работу.
- Вот как?
- Да, бросай. Напиши заявление, тебя отпустят без лишних расспросов. А как
уволишься, сразу приходи ко мне. Тогда и поговорим.
- Не хочу в Мексику, - сказал Гусев. - И в Африку не хочу. Вообще никуда
отсюда драпать не намерен. Сам заварил кашу, сам и отхлебну сколько влезет.
- Идиот, - резюмировал пожилой. Именно резюмировал, подвел черту под
разговором. - Я тебе не предлагаю бежать. Ты просто ненадолго уедешь.
Здесь намечается одно дело... Короче говоря, я не хочу, чтобы меня
шантажировали. Тобой шантажировали, твоей жизнью, понял? Хочу отнять кое у
кого лишний козырь.
- Тем более не уеду! - обрадовался Гусев. Пожилой с усилием поднялся на
ноги.
- Подумай, - сказал он. - Времени тебе неделя. Иначе силой выдворю из
страны. Надоело с тобой церемониться. Да... Чуть не забыл. Ты идешь на
Государственную премию. За идею акции "Табак убивает". Сиди гордись.
Утопист хренов. Великий идеолог. Господи, это же надо - двадцатилетним
сопляком ВЫДУмать такую... Просто так, для развлечения, в порядке бреда. А
мы, козлы старые...
- Но работает ведь, - напомнил Гусев.
- Лучше бы не работало. Как ты сам-то куришь теперь?
- Я не про табак.
- Гадюка, - вздохнул пожилой. - Откуда в тебе столько яда?
- Оттуда же, откуда у старого козла привычка соваться в файлы
двадцатилетнего сопляка, - парировал Гусев. - И выдавать их за разработку
несуществующего департамента. Когда сопляку уже тридцать и он обо всем
забыл.
- Но сопляком все равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, - сказал
пожилой. - Очень тебя прошу. Сил нет любить этакое чудовище. Выбраковщик...
Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом пропихнул себя
через калитку и зашагал прочь.
- До свидания, - бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал, что так
будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и расчетливым, готовым
договариваться и слушаться голоса разума.
Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к могиле.
Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных надписей,
вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и мальчик. Даты
рождения. Имена.
Леонид Лебедев и Павел Лебедев.
И дата смерти - одна.
Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно потрогал
кончиками пальцев свое лицо.
Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил "двадцать седьмую" и
перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность
порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы
негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда
Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно - у них оказалась
настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр своего ведомого
Гусев только мысленно кивал.
- Ты машину что, насовсем скоммуниздил? - спросил Валюшок, трогая
"двадцать седьмую" с места и уверенно вклиниваясь в поток. - В личную
собственность?
- Считай - подарили.
- И кого тебе пришлось для этого убить? Гусев беззлобно толкнул Валюшка
локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить
Гусева в нормальное состояние.
- Помнишь того психа, которого мы выручили?
- Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если застрелю
беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно - настоящей
пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не
сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает... Тебе приходилось?..
Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и
он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел
считать людей злыми.
Гусев его замешательства, казалось, не заметил.
- Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, - сказал он. -
Эта формула из "птички" - право оказать сопротивление - специально была
придумана. Ее основная задача - психологически защитить выбраковщика. Мы
же действительно не убийцы, хотя и очень много шутим на этот счет. Что