Человеческий шлак. Вернер довольно часто бывал в казармах, проверяя работу
систем жизнеобеспечения. Сначала он появлялся там с бригадой, но вскоре
начал ходить один. Так ему показалось надежнее. Он предпочитал кому-нибудь
из солдат дать подержать свои тестеры, на что бойцы мгновенно соглашались с
почти детской гордостью. Это было полезнее для здоровья, чем телом
заслонять техников, которым десантники так и норовили заехать в лоб.
Профессиональные астронавты чересчур явственно выказывали десанту свое
презрение. А Вернер, хоть и тоже астронавт, был не такой. Он слишком хорошо
понимал, что значит считаться изгоем. Поэтому в казармах его не обижали и
считали почти за своего. Он даже завел себе подружку во взводе связи -
красивую, тупую, как компьютер, психопатичную и бисексуальную. Это было
достижение - обычно барышня из десанта скорее дала бы астронавту в рыло,
чем еще чего-нибудь.
Экипаж смотрел на Вернера косо, плевался за его спиной и объяснял такие
выкрутасы тем, что Эндрю русский, человек без роду и племени, а значит, по
жизни неразборчивый в контактах. Вернер молча занимался своим делом.
Обстановка на "Декарде" его раздражала. Он не ходил раньше на таких
кораблях, где люди делились на "наших" и "не наших". Перманентный конфликт
между экипажем и его живым грузом, всегда готовый вылиться в драку, был в
глазах Эндрю полной дикостью. К тому же неврастеник Фуш этот конфликт не
только поддерживал, но даже и усиливал, постоянно собачась с десантным
начальством.
Эндрю с удовольствием свалил бы из этой клоаки, но у него была на тот
момент ограниченная годность "по психике". Старые травмы, полученные на
"Фон Рее" во время нырка в Юпитер, давали себя знать, Эндрю принимал
транквилизаторы и с нетерпением ждал очередной медкомиссии. В дрязгах между
флотскими и пехотой старался не участвовать и вообще держался особняком. На
судне было неспокойно, а в случае больших неприятностей Эндрю предпочел бы
оказаться на стороне тех, кто лучше обучен рукопашному бою.
Тем более что он десантников научился жалеть. В десант нанимались
интеллектуально отсталые и бесплодные. Зачастую рейнджер страдал и тем и
другим сразу. Вся система вербовки строилась на убеждении человека в том,
что лет за десять он (если выживет, конечно) заработает достаточно для
сложной операции или покупки донорских клеток. Некоторым из десантников на
самом деле удавалось, пройдя огонь и воду, выйти на пенсию и завести детей.
Но большинству из них уже сама армейская жизнь оказывалась достаточной
премией. Вырваться в армию с гидропонной фермы или из литейного цеха тоже
было непросто - требовались хорошие физические кондиции, выносливость и
придурковатая отвага. Десантники собой гордились и искренне любили свой
образ жизни. Если ты с четырнадцати лет вкалывал на хлорелловой плантации,
а придя домой, вынужден был сам думать, чего тебе пожрать и на какие
деньги, то, конечно, после этого четкий и размеренный казарменный быт
покажется раем. Ты окружен грубоватой, но реальной заботой, всегда сыт,
чисто вымыт и не страдаешь недосыпанием. Короче, вытащил счастливый билет.
Тем более что помимо всего прочего десантников заставляли учиться -
некоторых просто грамоте, а кого и в университетском объеме. В десанте не
было элиты, точнее, ее взращивали из своих же, каждый офицер начинал
сержантом, и это тоже был хороший стимул для неотесанных пролетариев. Их
генералы выкарабкивались из того же дерьма и служили живым примером успеха.
На "Декарде" пехота с утра занималась боевой учебой, после обеда садилась
за парту, вечером устраивала пляски и спортивные игры, а ближе к ночи
трахалась попарно и группами в специально отведенных помещениях. Иногда в
казармах завязывались потасовки, но жертв обычно не было - по закону убийцу
ждал расстрел на месте. Для серьезных разборок служили третейские суды, на
преступников имелся полноценный трибунал, вора или насильника могли загнать
на каторгу или отправить в штрафбат. Десантное начальство рулило железной
рукой. Флотский командир, исполнявший при десанте функции перевозчика, в
его внутренние дела никогда не вмешивался.
Но в то же время командир десантного планетолета был на территории судна
главным. И ключи от арсенала тоже находились не у пехотного дежурного
офицера, а у старшего бодрствующей вахты. Один случайный выстрел из
лазерного штурмового ружья мог натворить на борту столько дел, что ни о
каких занятиях с тяжелым оружием не было и речи. Конечно, ни импульсный
"вестингауз", ни даже "маузер" не продырявил бы наружную обшивку. Но
порвать коммуникации было ему вполне под силу. Так что пехота тренировалась
с макетами, а астронавты охраняли от нее арсенал, за что удостаивались
отдельного презрения.
К началу второй марсианской кампании Вернер отслужил на "Декарде" полгода.
Судно провело три учебных выброски, один ходовой тренаж, и все шло как по
маслу. Два мира - десантников и астронавтов - заняли наконец-то вооруженный
нейтралитет и почти не пересекались между собой. Если не считать нескольких
расквашенных носов еженедельно, обстановка на борту царила почти
безмятежная. Подружка Вернера говорила, что он прелесть, в казарме его
всегда ждал стакан. Войны не предвиделось, пехота накачивала мускулы и
повышала свой интеллектуальный уровень. Десантный полковник и коммандер Фуш
принципиально общались только через адъютантов. Тупеющие от безделья
навигаторы учили ходовый процессор ругаться матом. Процессор упирался, как
живой.
Когда стряслась беда, "Декард" заканчивал учебный поход, болтаясь в
арьергарде эскадры Баскина. Внизу был Марс.
Неприятности застигли Эндрю в патетический момент, с отрешенным взором
сидящим на толчке. Вдруг загремели колокола громкого боя. Эндрю ругнулся,
спустил воду, загерметизировал унитаз и, держа руками штаны, побежал к себе
надевать спецкостюм. Колокола звенели, не переставая. "Это не учебная", - с
удивлением подумал Эндрю и выругался крепче. Он не хотел на войну. Ему
надоело участвовать в бессмысленном кровопролитии, к тому же он начинал
подозревать, что его утомил космос.
Навстречу пробежал мужик с разбитой мордой и безумным взглядом - старпом.
Эндрю удивился еще больше, старпому полагалось сейчас быть на вахте. Решив
не делать поспешных выводов, Эндрю прыгнул в лифт, через три секунды
выскочил из него на технической палубе и тут же огреб тяжелым по макушке.
Очнулся он, лежа на жестком, с туманом перед глазами и кровью на губах.
Кто-то бросил ему в лицо мокрую салфетку. Эндрю машинально утерся,
попробовал оторвать голову от пола - это был именно пол - и взвыл от
головной боли.
- Не трепыхайся, лейтенант, - сказали ему. - Лежи, отдыхай.
- Что случилось? - пробормотал Эндрю. - В нас попали?
- Вроде того. Все узнаешь в свое время.
Эндрю подумал, что если он сейчас живой, то о нем и дальше позаботятся, и
закрыл глаза. Тем более что все равно толком ничего разглядеть не мог.
Рану на голове ему почистили и залили клеем, потом сделали какую-то
инъекцию, от которой Эндрю тут же начал зевать и провалился в сон.
Проснувшись, он с удивлением обнаружил себя пристегнутым к креслу и с
непонятными датчиками на висках. Перед креслом был стол, а за ним сидели
пехотный капитан и полковой главврач.
Обоих Эндрю знал в лицо, и сейчас лица эти не предвещали ничего хорошего.
Главврач угрюмо смотрел на торчащий из стола монитор, а капитан стеклянно
таращился Эндрю в переносицу.
- Имя, звание, квалификация, должность, - сказал капитан бесцветным
голосом.
- Эндрю Вернер, лейтенант флота, мастер-техник, старший техник БДК
"Декард", - тупо ответил Эндрю. Скосив глаза, он прочел маркировку на
панели кондиционера. Судя по цифрам, каюта располагалась в глубине
служебной палубы. Эндрю догадался - это пост контроля вещевой службы. Он
здесь и был-то всего один раз, когда становился на довольствие.
- Вы марсианский шпион? - спросил капитан.
- Чего?! - опешил Эндрю.
- Вы осуществляете на корабле подрывную деятельность? - гнул свое капитан,
будто не заметив удивления допрашиваемого.
- Ты что, капитан, ebnulsya? - спросил Эндрю.
Его ткнули сзади в болевую точку, и он вскрикнул от неожиданности.
- У вас есть приказ саботировать выброску десанта на Марс?
- Я ни в чем не виноват! - заявил Эндрю.