Ветви Большого Дома
Солнечный Ветер/Сборник фантастических произведений. Составитель Н. Полунин.
-- М.: Молодая гвардия, 1989. -- 228 с. (ISBN 5-235-00860-X) стр. 92-166.
Высота Солнца 68°10'5". Координаты: 5°29' южной широты, 116°14' западной
долготы. За истекшие сутки пройдено 58 миль".
поставил перо в бамбуковый стаканчик, прикрепленный к столу, закрыл журнал,
положил его в ящик и запер на ключ. Здесь аккуратность не была прихотью.
Если бы они не закрепляли и не прятали мелкие предметы, первый же удар волны
принес бы хаос.
на палубу. Строго говоря, он мог бы еще отдохнуть,-- до вахты оставалось
больше двух часов,-- но душу не покидало смутное беспокойство. Как будто во
время короткого отдыха могло случиться непоправимое.
независимо от сознания, пружинили на пляшущем помосте, а тело принимало
нужный наклон. Залитый солнечным золотом плот двигался вперевалку, качая
бортами, задирая то нос, то корму. Плот увесисто хлопал по воде, белые
пенные языки выхлестывали сквозь щели между бревнами, трехслойная связка
бальсовых стволов зыбилась, точно клавиатура под незримыми пальцами,-- и все
же складывалось впечатление, что судно стоит на месте. Полтора месяца -- с
тех пор, как окончательно утонул южноамериканский берег,-- вокруг было
строгое кольцо морского горизонта. На мачте, сколоченной в виде циркуля,
надувался и опадал холщовый грот[1]; рулевой вцеплялся в тугой
штурвал, прочие колдовали с такелажем[2],-- плот неизменно
покоился в центре мироздания. Океан, накрытый жарким куполом, повторял
древние модели Вселенной, чудовищные часовые механизмы, где под скрежет
тайных колес ползут нарисованные созвездия, безумное Солнце в огненных
космах, Месяц с улыбкой скряги... Ночью бревна скрипят и ноют, будто
заржавевшее полушарие проворачивается, выволакивая за хвост Большую
Медведицу... по нет, с ней не справиться, засела крепко, лишь три звезды на
виду.
крашенная алым средняя спица наверху. Разумеется, при таком положении дел за
рулевого могла стоять Бригита; она и стояла, расставив пошире сильные ноги,
с наклейкой на носу. Это Нгале дразнил ее вчера, что нос облупился.
зубоскальством, Петр закричал:
планширя[3], вспарывая брюхи пойманным рыбам -- и вот уже,
зверино ловкий, облитый шоколадной глазурью, ослабляет парус. Все правильно.
Впрочем, не надо было бросать на палубу кривой малайский нож. Может смыть.
загорелую сильную спину Бригиты. Наверное, девчонка была бы не против
уединиться с ним или с Нгале -- на корме за каютой, штилевой звездной ночью.
Но... Положение сложилось бы прелукавое. Один пользуется благами жизни,
другой терпит. А потом как? Поменяться ролями? А если Бригита взбунтуется?
Или счастливому избраннику не захочется "отдавать" возлюбленную? Здесь, на
деревянных клавишах над бездной, всякая ссора губительна.
Правда, оставалось то необъяснимое беспокойство, точно саднящая боль,-- но
от него все равно нельзя было избавиться, и "капитан" дал команду обедать.
каюту и грот-мачтой. Бригита выложила на блюдо куски жаренного утром тунца.
К сему была подана еда инков: шарики из мокрой ячменной муки -- мачики,
сушеный картофель -- кумара, а на закуску сахар-сырец с черной патокой,
называемый чанка-ка. Запивали всю эту изрядно поднадоевшую спедь водой,
хранившейся в пустотелых тыквах. Кокосовые орехи Петр приказал беречь:
Бригита и Нгале, обожавшие млечный сок, уже в первую декаду плаванья
ухитрились истребить половину запаса...
одно -- послеобеденный ритуал кормления акул. Поев, мореплаватели
отправились на корму, присели на корточки и стали колотить мисками по
бревнам. Немедленно из мутно-зеленой глубины поднялась, трепеща множеством
плавников, сигара в добрых два человеческих роста... Лопнула продольно с
тупого переднего конца; выгнутая подковою пила почти касалась
пуговично-бесстрастных глаз. Собственно, акулы никогда и не отставали от
плота, шли за ним сотни и тысячи километров. Они были идеальными
мусорщиками, подбиравшими все, что падало за борт,-- но стук мисок вызывал
особую жадность. И свежая, и жареная рыба портились через несколько часов;
поэтому, съев лучшие части тупца или макрели, ребята бросали остальное своим
молчаливым, как смерть, спутникам.
трогали. Вот и сейчас: вывалив объедки и прополоскав посуду, так что дымка
разошлась в воде, Бригита шаловливо опускает за бот ступню. Хищница,
всплывшая первой, даже не делает попыток приблизиться, висит на месте, мощно
работая плавниками. Был случай, когда Нгале тянул левый брас[4];
внезапный натиск ветра повернул рею, и "помощник капитана" оказался среди
волн. Снасть, правда, не отпустил -- но минут десять ушло на то, чтобы
вытащить Нгале, и все это время вокруг него вертелись два высоких спинных
плавника... Какое-то диковинное уважение сдерживает кошмарных тварей, с их
глазами чучел и ртом "человека, который смеется". Но кто и когда внушил его
акульему роду?..
оправдываться темные предчувствия Петра. Вместе с Нгале он
зарифил[5] грот,-- при такой погоде было достаточно
кливера[6] и бизани[7]. Штурвал освободили, "капитан"
самолично встал за него, поскольку сейчас могли понадобиться и мастерство, и
мышечная сила. Тяжелый руль, сделанный из мангрового дерева, становился все
более капризным, но до поры удавалось идти в бейдевинд. В ящике перед
штурвалом дрожала стрелка большого компаса, чуя близкое бешенство стихий.
Очевидно, некие душевные струны Петра были сродни земному магнетизму...
скверный желтый туман. Несмотря на зловещие предзнаменования, морская
живность играла вокруг плота: дельфины гонялись за летучими рыбами, и те,
точно синие стрекозы над прудом, расчерчивали небо вокруг мачт. Бац! Одна из
оперенных стрел натыкалась на упругий шест, падала, начинала панически
биться на помосте. Бригита привычным движением стукала рыбу головой о
палубу, швыряла в корзину.
туманом, теперь сгустилось, стало плотнее, сплошным массивом от моря до неба
тронулось навстречу. Последний раз озорные бродяги-дельфины показали мокрые
лоснящиеся горбы -- и ушли себе в глубину, где покой, подальше от
наваливающейся беды.
банановые листья на крыше каюты. Море запестрело кипящими гребнями, воздух
сделался сырым и липким, будто холодными руками схватил за разгоряченные
плечи. Долой грот -- он и зарифленный принимает на себя слишком много ветра!
Нгале берется за правый нирал[8], Бригита за левый... Что за
черт! Она дергает изо всех сил, она плачет, она размазывает по лицу слезы и
кровь -- ладонь содрана до живого мяса...
вспучивается перед бушпритом[9]. Хоть и не первый это шторм на
пути, но все равно каждый раз обрывается сердце: сейчас рухнет жидкая
громада и размечет хлипкие бревнышки по яростному морю... Точно в аквариуме,
в недрах вала виден мечущийся толстый тунец.
до боли вцепился в штурвальное колесо -- только бы не оторвало, не выметнуло
прочь! Когда тяжесть стала невыносимой и удушье колом вонзилось под ребра,
схлынула волна. Грузно осела, ушла в зазоры помоста.
берегам Южной Америки. "Команда" до сих пор билась над застрявшим ниралом --
не могут догадаться, безмозглые...
разумеется, конец нирала застрял в блоке -- тут можно руки оборвать, ничего
не сделаешь. Надо лезть по вантам и освобождать проклятую веревку. Вот,
Нгале так и делает... Осторожно! Хоть ты, брат, и ловчее всех обезьян, но
уже вздымается, хищно изгибая верхушку, волна повыше прежних...
кровоточило сквозь грубые бинты туч. Мужчины сделали все, чтобы уменьшить
парусность: до предела зарифили бизань, убрали клипер. Извлечены были на
палубу выдвижные кили. Бригита, освобожденная от работ, тихонько постанывая,
втирала в израненные ладони индейский бальзам.
ревущий поток бесповоротно сносил их к давно оставленной широте порта
Гуаякиль. Шел насмарку полуторамесячный каторжный труд. Леденящий, вовсе не
тропический ливень наотмашь сек по плечам и лицам.
Ровное сияние разливается по бушующим волнам. И они стихают, словно хищники
на арене под ладонью дрессировщика, и покорно ложатся в круге мягкого
золотистого света.
Глуховский Дмитрий
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Браун Дэн