сосредоточивать разбегающийся разум, что у нее заболело темя и вместе с
челкой ходуном заходили уши. Зато по рядам вокруг прокатилось движение, там
довольно оскалились и, потирая руки, потянулись к ней как к огоньку.
диком темпе сна.
делалось насыщенным, редким, глубоким, по мере вживания в ритм, разные
голоса начали выделяться из тающего времени. Она могла уже указать, кому
какой голос принадлежит и какой эмоцией окрашен. Нельзя было ошибиться, даже
глядя совсем в другую сторону или на сиреневый сгусток в зените,
изображающий солнце.
-- Ну, каждую же извилинку будто парком обдало...
шепоток. -- Вконец иссохлась мудрилка. К вечному упокою, видать...
остался! -- внезапно окрысилась красавица. -- Ты и так ни одного новичка не
пропустил. Лучше, голубок, рассасывайся помалу...
непосредственно в мозг. Она уловила, как корежит там вдали крохотный
островок сознания, перемежающийся беспамятством. Ясно представимые волны
мысленного моря клубились по соседству, норовя окончательно загасить и
растворить островок до кванта.
оборачивая наконец свое лицо, а вернее бы сказать, не лицо, а пергаментного
цвета череп, слегка обтянутый истончившейся кожей, и с глубокими глазными
провалами, со дна которых мерцали белые бельма.
возразила бабка. -- Ух, какая башковитенькая, цып-цып-цып!
что неподвластное Лельке Лелькино тело перекособочилось, засвербило под
лопаткой, сама собой задергалась левая ступня.
одной, оставь другим. До чего же к чужим умственным силам жадная -- а самой
тоже, небось, рассасываться пора!
ну, подожми извилины! Дай подышать!
чудовищной медлительностью растянутой на века. Она последовала внутреннему
велению и увидела трех мужчин. Исхудавшие до прозрачности тела с
ненатурально вывернутыми измельчавшими костями не давали им ползти. Но они
выстелились по направлению к ней по земле. И жадными взорами разрывали ее
мозг на части.
одиночества, когда мама убежала в магазин, не догадываясь, что девочка уже
понемногу себя осознает.
сумочку, положила ему руку на плечо. Сумочка колотила Штымпа под ребро. И он
хихикал. Потому что боялся щекотки.
горошек.
стручки...
бархатистая, как Динкин нос. Интересно, к кому с жалобами побежит теперь
Динка?
мыслей знакомый голос. Хотя кто знает, доводилось ли когда-нибудь раньше его
слышать. -- Не смейте ее трогать!
взвешенными, как все в этом вневременном мире, мчался Колюшка Изварин. В
точности такой, как на фотографиях -- застигнуто удивленный, простоволосый,
хмурый, ничуть не постаревший за семнадцать лет. Уже то было хорошо, что он
мчался, а не полз и не плыл. И это несло иллюзию возвращающейся жизни.
стороны в сторону.
только ничего не теряла, а, наоборот, улавливала взамен пасмурный
августовский день семнадцать лет назад. Тоску, выгнавшую человека из дома.
Жгучую желтую полосу, расчленившую мир. Мрак, изглодавший память. Узкий
сектор зрения, в котором мельтешил Динкин куцый хвост. И сиреневую стрелку,
зовущую в несуществующий мир, где нет мрака и желтой полосы, где можно снова
думать... Колины ощущения полностью перетекли в Лельку. И теперь Лелькины
пальцы бессознательно повторяли движения, которые перечеркнули когда-то
парнишку в пилотке чернильной надписью: "Я убит шестого марта 1943 года..."
глаза. Он по-прежнему не снимал руки с ее плеча. И тайны этого мира
вливались в нее -- без усилий и без вопросов.
странные завихрения -- те самые лагуны, которые привиделись ей по дороге...
А завихрения рождают миры, не существующие в нашем времени и нашем
измерении, но вполне реальные для тех, кто в них проник. И потому здесь
мысль разомкнута, размыта -- и поделена на всех.
каким так несчастливо оказался он, Коля Извари.
увидав на лице первую морщину, впала в прострацию и сомнамбулой прошагала
сюда сотни километров.
остановленная красота ее выглядела безжизненнее мраморной. -- Пусть звездами
сыплется кровь человечья. Нам это ничем не грозит".
и ничем не заместила его в его сердце.
доросли!" -- хохотнул сочный баритон.
спасение в этом сером полусолнечном мире.
их личных излучений растворилась в едином поле...
сиреневом тумане.
вечном пиру убогих. Неумирающая тяга большого мира держит его в ином
биологическом ритме. Он оказался здесь чужим. Но зато может связать мысли
воедино, может соображать.
место. Там хорошо...
родился с одним крошечным рогом. А в колхоз новый трактор пришел. Таких при
тебе не было. А у Маруси Зимаревой маленький сын. А самой уже тридцать
девять...
три года младше. Ей теперь тридцать девять... А ему все еще двадцать
четыре...
не было тела.
вечер за вечером в хате Извариных. Наткнулась на пустоты памяти. Свела
брови:
забыть!
дистрофики, поднатужьтесь!
оплакивали ускользающую добычу.
нее нет иммунитета...
отвращаешь?
Пехов Алексей
Свержин Владимир
Майер Стефани
Зыков Виталий
Круз Андрей
Акунин Борис