какова сила бумаги.
один роддом и ходи вокруг него, пока не приспичит.
ее сдернули с постели рано утром и не дали доспать. Если тетка сама никогда не
рожала и, как всякая нерожавшая женщина, представляла себе процесс появления
на свет ребенка как цепь ужасов и неминуемых осложнений, то мать рожала дважды
и оба раза в самые последние часы, когда уже начинались сильные схватки,
добиралась до роддома на электричке, а потом на троллейбусе. Роды у нее
проходили легко, и она не помнила даже во сколько родилась Даша, ее вторая
дочь. "Кажется, где-то утром," - говорила она.
никого не успокаивала и давала тетке полную свободу воображать самое худшее,
тренируя фантазию. Так, тетка была уверена, что роды непременно будут
скоротечными и тяжелыми, и Дашу нужно вести в роддом немедленно, чтобы ребенок
не появился в дороге.
довольной. Ей, видно, нравилось, что тетка и мать покрикивают на нее и тем как
бы снимают с нее ответственность за все, что происходит. Она лежала поверх
одеяла с подложенными под спину подушками и неуклюже, так как мешал живот,
натягивала на ноги белые шерстяные носки.
совершенно ненужным. Все отлично происходило без его участия и как бы вне его
воли, а сам он чувствовал полную свою нелепость. Инстинкт, общий у него с
самцом гориллы, заставлял его бестолково топтаться на месте, не терять жену из
поля зрения и защищать ее от хищников. Но хищников не было, и поэтому Погодин
ходил по комнате, нервируя тещу, которой приходилось все время отодвигать
ноги, и раздражая своими мельтешением тетку. Тетка была в их квартире только
второй или третий раз, но телефон был уже ею совершенно приручен, и его
длинный шнур, весь вдруг целиком поместившийся в комнате, послушно свивался в
кольцо возле теткиных ног, точно кобра завороженная факиром.
находившийся совсем рядом, всего в трех улицах, но на него замахали руками и
мать, и тетка; даже жена, своего мнения не имевшая, поддалась общему порыву и
махнула на мужа рукой с зажатым белым носком.
двор и посмотреть, закрыла ли она в спешке машину и не мешает ли он, теткин
автомобиль, проезду других машин. Понимая, что это поручение не важное, а
скорее устраняющее его, Погодин все же согласился играть по правилам и сделал
вид, что задание это вполне ответственное и истинно мужское.
и, оказавшись на улице, глубоко вдохнул влажный воздух, в котором еще плавал
утренний туман.
теткиной машины - серебристой длинной иномарки с забрызганными грязью стеклами
и дверями. Как он и предполагал, машина была надежно припаркована, все двери
закрыты, а на приборном щитке, видном в боковое стекло, мигала красная
лампочка сигнализации. Погодин усмехнулся и пошел бродить по двору, совсем еще
по-утреннему пустому. Все было тихо, лишь в отдалении, за углом дома, слышался
равномерный шорох метлы дворника о сухие листья.
которым плелся большой доберман. И хозяин и собака выглядели буднично: мужчина
позевывал и курил, а собака равнодушно нюхала камни и посматривала по
сторонам, и по тому, как она это делала, видно было, что ей все равно - гулять
или сидеть дома.
день, такой как был вчера или позавчера; придет с собакой домой, оденется,
позавтракает - и на работу. А реши я ему ни того ни с сего сказать, что у меня
жена рожает, ему было бы неинтересно," - размышлял Погодин, провожая мужчину
взглядом и чувствуя глубокую несправедливость того, что ребенок его так же
неинтересен другим людям, как ему самому малоинтересны были прежде чужие дети.
Допустим, месяц назад, когда у меня тоже был заурядный день, этот человек
подошел бы ко мне и сказал, что у него жена рожает... - продолжал представлять
Погодин, но, подумав, что у такого пожилого мужчины дети, скорее всего, уже
взрослые, поправился и изменил условие. - Даже нет, не жена рожает, а, скажем,
он говорит мне, что у него умер брат. Как бы я поступил? Ну, конечно, сделал
бы грустное лицо, постарался бы выразить участие, но ведь искренно, положа
руку на сердце, было бы это для меня важно? Да я сразу забыл бы о нем и его
брате, едва бы он ушел".
доберман остановился, точно вспомнив о чем-то важном, быстро вернулся и на
несколько результативных мгновений поднял заднюю ногу у колеса теткиной
машины.
хозяина. От увиденного кандидат на несколько секунд опешил, а потом засмеялся
и его вдруг охватило странное чувство общности с этим глупым псом.
целеустремленно рылись в шкафу, а жена с собранным заранее пакетом, уже совсем
одетая, стояла у дверей. Лицо у нее было огорченное, но смирившееся: видно
было, что покидать квартиру, уже привычное и известное ей место и ехать в
место другое, непонятное и непривычное, ей совсем не хочется, но она понимает,
что это неизбежно.
акушерке, в восемь у нее начало смены... Аркадий Моисеич говорит: у Даши
слабая аура, надо помочь ей положительными эмоциями, думать о светлом и
радостном... - быстро заговорила тетка, показываясь из комнаты.
их были мудреные и непонятные, чередующиеся с умопомрачительной быстротой.
Аркадий Моисеич был знакомый или, как тетя любила говорить, "личный" врач их
семьи, связанный с целой цепочкой других светил и работавший с ними "в
связке". Медицинская специальность у него была самая туманная - что-то
связанное с эндокринологией, но это не мешало ему консультировать от всех
болезней и выписывать гомеопатию и овес.
бородатый, очень уравновешенный еврей с волосатыми, очень широкими запястьями
и короткими пальцами. Ел он всегда шумно и громко и так же громко смеялся, и
сложно было поверить, что этот человек видит ауры и лечит одним
прикосновением.
его рукава.
невозможно для него.
обратно тебе придется добираться на метро, тетя не сможет тебя подвезти! И не
спорь, не спорь со мной, со мной нельзя сейчас спорить... - быстро сказала
жена, капризно поджимая рот.
Погодин пошел в комнату.
женщина собралась, а тебя ждем... Кто рожает? - крикнула ему вслед тетка.
свитерах и выглаженных, плотно притиснутых друг к другу теснотой пространства
рубашках, брюках и пиджаках. Складывала и гладила его вещи жена, и Погодин
старался без нужды не заглядывать сюда, чтобы не нарушать царящего в шкафу
строгого иерархического порядка. Необходимость выбирать одежду самому угнетала
его и казалась неважной, тяготящей мелочью, и поэтому надевал он всегда то,
что первым попадалось под руку.
полок, Погодин обрадованно потянулся к ним. Хотя дверь в комнату была
прикрыта, а жена оставалась в коридоре, она, шестым чувством уловив, что он
собирается сделать что-то запретное, крикнула: "Нет, не эти, возьми серые
брюки! Они на вешалке справа!" Погодин в который раз удивился своеобразной
интуиции Даши, проявлявшейся всегда неожиданно и в основном по хозяйственным
вопросам. Даже плескаясь в душе, она догадывалась, какой из многочисленных
запретов пытается он нарушить: полезть ли в сахар мокрой ложкой, поставить на
полировку стакан без подставки или пройти в уличной обуви в комнату.
неважными и условными. Порой в нем пробуждалось к жене тяжелое, нехорошее
чувство, и ему казалось, что живет с женщиной недалекой и мелочной, и боялся,
что дети, если пойдут в нее, тоже будут такими же хозяйственными и мелочными.
В такие минуты он ощущал себя загнанным в тупик и злился, а жена, словно
почувствовав в нем перемену, притихала, становилась предупредительной и
ласковой, и Погодин вскоре смягчался и забывал о своем раздражении.
взглядом, скользнувшим от воротничка рубашки до самых носков. Они закрыли
квартиру и вышли. На лестнице Погодин хотел придерживать жену за руку или даже
снести ее, но Даша спускалась сама, не касаясь перил и в конце пролета по
привычке шагая сразу на две ступеньки.
спросил Погодин.
задумалась, на всякий случай придав лицу страдальческое выражение, а потом
чуть пожала плечами и сказала:
неопределенный жест, который можно было отнести не только к животу, но и к
груди и даже к ногам.
Водительскому мастерству тетки кандидат не очень доверял и велел жене