Чтение 12–й страницы книги ~Море Дирака~

Удостоверение у второго. Проездной билет, ключи, записные книжки с
множеством телефонов, возле которых значатся бесчисленные Оли, Розы, Веры
и даже какая-то Калифорния Ивановна. Все не то, не-то. А вот... вот это
интересно! У обоих мальчиков найдены квитанции комиссионных магазинов.
Ребята решили продать по одной паре женских часов.

Это очень интересно... Часы золотые, швейцарской фирмы. Откуда у
бедного студента золотые часы? Откуда у холостого техника такие же часы?
Откуда у них, бедных, дорогие вещи? И почему именно женские?

Черныш мельком оглядел провинившихся. Такие часто встречаются.
Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность манер. Ребята какие-то
безликие. Будто штампованные.

Черныш слышал глуховатый голос Еремина, но от него ускользал смысл
задаваемых следователем вопросов. Впрочем, все это неважно. Главное -
квитанции. Вот они.

Несколько минут Черныш сосредоточенно рассматривал помятые серые
бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и название марки, и степень
износа, и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это понятно,
часы сданы в разные магазины - значит, и приемщицы, должны быть...

И тут Черныш остолбенел. С радостным ужасом перевел он взгляд с одной
квитанции на другую. Номера, заводские номера часов одинаковы! Опять
одинаковые номера! Что это? Совпадение? Случайность? Что же это такое
наконец? Что происходит в мире?

Черныш торопливо и нервно написал записку Еремину:

"Кончайте допрос, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую
мы искали!"

Еремин вроде не очень остался доволен таким вмешательством. Но виду не
показывает. Продолжает свое дело.

Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что тот
себе думает? Или криминалисты все такие? А может быть. Черныш по молодости
лет страдает хроническим нахальством?

Но Черныш не обижался, он почти не слушал следователя. Он показал
Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот!

- Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек,
- пояснил Еремин, - а затем поссорились и решили продать, вот и снесли на
комиссию.

- Откуда у них такие деньги? - спросил Черныш.

- Копили.

- Ах, копили? Вот оно что! - иронизировал Черныш. - Ну, тогда мы тоже
кое-что накопили для наших друзей. Им придется подготовиться к более
серьезному разговору.

Он выпалил свое открытие. Еремин слегка покраснел.

- Как?! Здесь тоже одинаковые номера?

- Точно!

- Как же я этого не заметил? - недоумевал Еремин.

После двухчасового допроса парни "раскололись", выдали "хазу", где
устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.

С большими трудностями удалось извлечь из комиссионных женские часики.
Они были препровождены для изучения в Институт криминалистики.

Черныш заслуженно гордился. Его теория как будто подтверждалась.

- Смотрите, - говорил он Гладунову, - опять все тот же сон. Каждый
дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей точностью.
Это такие же часы-"близнецы", как и наши фальшивки.

- Абсолютной идентичности не существует в природе, - сердился Гладунов.
- Неоднородность, неравномерность - это такое же свойство материи, как и
движение. Не следует забывать материалистическую философию, мой милый. По
крайней мере в макромире это так, - добавляет он. - Только атомы да
частицы все на одно лицо.

- Да, но факт, так сказать, налицо, - шутил Черныш. - Вес часиков
совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!

Гладунов почесывал потный затылок, обросший неровной, кустистой
порослью седых волос.

- Но поймите, дорогой, чудес в природе нет. Все реально, все
основывается на существующих законах. Во всяком деле не может быть
отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем деле
было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление!

Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:

- У меня есть такое правило. Когда дело абсолютно неясно, я коплю
факты. Факты, факты, факты... А потом либо эти факты сами выстраиваются в
какую-то последовательность, либо исследователь найдет закономерность,
которая подчиняет их все одной общей идее.

- Вот как, - улыбнулся Черныш. - Когда мы говорили с вами первый раз,
здесь звучали несколько другие основы теории криминалистики. Помните, я
пришел к вам тогда проситься в аспирантуру? Профилактика преступлений и
прочее.

Гладунов улыбнулся.

- Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему
жизнь, но чаще помогает. Что тогда было на дворе? Май, весна, теплынь. А
сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.

Черныш рассмеялся.

- Ну, четыре мнения на год, в соответствии с временами года, это не так
уж много. В этом есть своя определенность и постоянство. Совсем неплохо.
Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.

Черныш посмотрел в окно, путь к которому преграждали многочисленные
шкафы и столы. За перегородками по-прежнему раздавались голоса, трещали
телефонные звонки, стучали машинки. А за окном был март, которого эти
озабоченные люди не замечали, не привыкли замечать. По крайней мере в
рабочее время.

Черныш вышел из института поздно вечером. Но вместо того чтобы
заспешить привычной торопливой походкой к автобусу и побыстрее уехать
домой, медленно поплелся по улице, оглядываясь по сторонам, вдыхая запахи,
впитывая шум и свет большого города.

Ему было хорошо и немного тревожно. Московская весна в разгаре. Сквозь
асфальт и камень, сквозь бетонные основания домов-громадин, а может быть,
просто с полей через многокилометровые завесы из дыма, бензиновой гари,
дыханья теплоцентралей в город пробился тяжелый, пряный дух весны. Он
вполз на улицы и улегся прямо на тротуарах, большой, ленивый, томный, с
синими глазами. Он задирал прохожих, стучался в окна и, конечно, не
пропускал ни одной юбки. Он придавал людям силы, сулил надежды на яркое,
радостное лето, смеялся над бюрократами, завистниками, кляузниками,
чинушами и недотепами. Он был веселым, беспечным и добрым, этот дух весны,
и он нравился Чернышу.

Странная штука человеческая память, думал Черныш. Как она работает и
почему выхватывает из жизни то или иное?

Он надолго запомнил этот мартовский вечер, хотя ничего особенного в нем
не было. Светили рекламы и лампы дневного света, шуршали шины и
взвизгивали тормоза, двигались люди... Свет, ночь, свет, ночь, чье-то лицо
безмятежно, а рядом усталое, поникшее лицо, чей-то смех и чей-то всхлип, и
нет ни в чем определенности, последовательности, порядка. Но помнишь этот
вечер, всю жизнь помнишь, как смерть друга, как рождение ребенка.

Что же было потом? Он пришел домой... и все. Почему же он до сих пор
помнит этот вечер? Ведь тогда ничего не произошло, абсолютно ничего не
произошло.

На другой день его пригласил к себе Еремин. Оказывается, они решили
взять фарцовщика Вову с контрабандной продукцией. Потом Черныш
присутствовал при его допросе.

Патлач оказался невыразительным, каким-то серым парнем. Но самое
главное - у него не было контрабанды. Повезло Патлачу. Пришлось отпустить.
Еремин только руками развел.

- Просто удивительно, куда он успевает девать свой товар. Берем мы его
не в первый раз, и каждый раз осечка. Сейчас мы достоверно знали, что у
него дома припрятано. И снова... ерунда.

Черныш пожал плечами. Это звучало наивно. Мало ли куда можно спрятать
товар? Наконец, просто выкинуть...

- Он не знал, что мы собираемся его брать, - сказал Еремин.

Пожалуй, из встречи с Патлачом больше всего Чернышу запомнилась
следующая деталь. Случайно вышло так, что Черныш вышел с ним из здания
прокуратуры почти одновременно. Фарцовщик вежливо пропустил Черныша в
дверь и сказал:

- До свиданья, Григорий Ильич.

Черныш оглянулся. Патлач уже стоял возле такси и смотрел на него
безмятежным взглядом человека с чистой совестью. Возможно, он слышал, как
Еремин обращался к нему...

- Всего, - коротко сказал Черныш и зашагал к троллейбусной остановке.

Он еще некоторое время чувствовал на спине пристальный взгляд Патлача.
Тогда он подумал, что это подозрительный, очень подозрительный тип, и
нужно будет сказать Еремину... А впрочем, что говорить, тот и сам не
дурак, все отлично понимает. У него просто нет улик.

С другой стороны, совершенно не исключено, что Патлач не посвящен в
тайну часов-"близнецов". Это перекупщик и спекулянт, и многие вещи
приходят ему в руки настолько сложными путями, что до истоков и не
докопаться. Но все же что-то здесь было...

Затем Черныш простудился, и ему пришлось несколько дней лежать. Ночью
поднялась температура, начались уколы, банки...

Только на пятый день он почувствовал себя совсем хорошо. Настрого
приказал товарищам не появляться к нему с апельсинами и яблоками. Они в
несметном количестве скапливались в тумбочке, под кроватью, на столе.