улыбку. Нахмуренный и озабоченный, он сразу же стал выглядеть намного
старше. Но его никто не видел.
Подольский увидел плачущую девушку.
Юбка-колокол выше колен открывала ее тонкие ножки, подрагивающие в
резонанс с рыданиями. Сжатые горем плечики казались узенькими и хрупкими.
Михаил узнал Ларису - стенографистку, машинистку и личного секретаря
Евгения Осиповича.
беззащитно она плачет, потом нерешительно дотронулся до худого локотка.
застывшей рукой ее локтя. Неожиданно девушка обернулась и, не отрывая
ладошек от ослепшего лица, уткнулась ему в плечо. Сразу стало жарко и
неудобно. Едва прикасаясь рукой, он погладил ее спину, оглядываясь в то же
время по сторонам. Не отдавая себе в этом отчета, он не хотел, чтобы его
кто-нибудь сейчас увидел.
прислонить ее обратно к стене.
длинному высокому коридору мимо больших строгих дверей мореного дуба.
коричневой кофточке темными пятнами. Она долго не могла отдышаться и все
еще вздрагивала. Немного успокоившись, она достала из кармана пудреницу,
но, увидев свое красное, опухшее лицо, опять разрыдалась открыто и горько.
прошла мимо. Иван Фомич проводил ее долгим взглядом и вдруг позвал!
нему.
у нас непрочная. Вроде как в том анекдоте про секретаршу. Знаете? Ну!
Отличный анекдотец! Приходит раз секретарша на работу и видит, что из
кабинета начальника выносят диван. Она испугалась и как закричит: "Что?
Разве меня уволили?"
чем смогу вам помочь. Кое-какие связи у меня найдутся... Сам я, бедняга,
никогда секретарей не имел и, наверное, иметь не буду, но ведь есть люди,
которые без этого... не могут. Так что попытаюсь вас пристроить.
и грязно оскорбили.
мглу фонарей, вокруг которых сумасшедшими ночными бабочками метались
снежинки. Они шли быстро, хотя им некуда было спешить, и молча, хотя
многое могли бы рассказать друг другу. Краем глаза он видел, как ее
ресницы заиндевели, и подумал, что перед ней переливаются вечерние радуги.
11
весьма неточно передает истинное состояние Роби. Его снедал самый
примитивный страх быть пойманным на месте преступления. После ареста
Антона и его помощников дни и ночи для Мильча наполнились особого рода
ожиданием. Неотвратимость и обреченность разъедали душу и умерщвляли
сознание Мильча.
предпринимал. Он верил, что шансы на спасение есть, но оставлял эти шансы
нетронутыми. Он понимал, как нужно обороняться - и сидел сложа руки. Его
парализовал какой-то сладкий ужас. В глаза властным гипнотизирующим
взглядом смотрело наказание. Это была последняя схватка неопытного
преступника с Законом. После нее обычно следуют Раскаяние, Слезы и
Очищение. В глубине души Мильч уже начал восхождение по крутой лестнице
Наказания, но для людей он еще оставался прежним веселым Мильчем.
которые несколько отвлекли Мильча от внутренних моральных проблем. Причем
сам Мильч, несмотря на разъедающий его душу самоанализ, немало
способствовал их энергичному развитию и даже явился своеобразным
инициатором целой серии любопытнейших происшествий.
предчувствием провала. Впрочем, это предчувствие никогда не покидает
преступника. Оно же толкает его навстречу развязке. Большинство
преступлений провалилось из-за неверия. Человек, нарушивший Закон,
испытывает на себе колоссальное давление со стороны общества. Природа
этого давления и по сей день остается таинственной и непонятной. Могут
сказать, что все дело здесь в нарушении привычного общественного ритма,
который регулирует жизнь современного человека. Индивидуум, выбившийся из
этого ритма, чувствует себя так же, как человек, бросивший курить.
Социальный рефлекс, общественный тонус - вероятно, все это не зряшные
понятия. Тяжеловес, прервавший работу над штангой, обрастает жиром.
Человек, вступивший в антагонизм с обществом, попадает в особое состояние
социальной невесомости, когда представления низ и верх, добро и зло теряют
привычный смысл. Естественной реакцией в такой ситуации является желание
восстановить нормальное положение. Но это-то, как правило, и приводит к
провалу. Вот почему многие неискушенные правонарушители стремятся к
развязке и даже иногда сами вызывают ее своими легкомысленными поступками.
Поймать, уличить и разоблачить таких молодых правонарушителей легче, чем
старых, видавших виды тамбовских волков, у которых уже притупились и
умерли социальные рефлексы.
чувствительна и динамична. Поэтому отклонения от нормы у нее встречаются
чаще, чем среди взрослых. Зато и возвращение к социальному оптимуму для
молодых протекает с меньшей затратой усилий и завершается благополучно.
Возможно, также существует некоторый телепатический эффект коллектива
людей, воздействие которых на отдельного человека в момент борьбы
значительно усиливается... Но это уже из области предположений, которые,
конечно, могут быть высказаны, но тем не менее нуждаются в тщательной
проверке.
было не привело к раскрытию тайны Рога изобилия.
неожиданных мыслей. Это был как бы взрыв изнутри, осветивший для него мир
по-новому.
лаборатории Орта не было дураков. Там выковывались, как говорил директор
на ежегодном отчетном профсоюзном собрании, превосходные кадры физиков.
"Кадры, да не те", - думал Мильч. Розовощекие мальчики с чистыми шеями, в
очках. Хохмачи, альпинисты, аквалангисты, туристы. Бойкие, острые на язык,
сообразительные... Нет, не лежала к ним душа Мильча! Слишком уж горды они
своим безгрешным прошлым, слишком уверенно смотрят в будущее. У них все
есть, они могут иметь все, и они будут иметь все. О чем можно поговорить с
такими жизнерадостными рахитами? Да ни о чем! "Марсиане", - именовал их
про себя Мильч, наблюдая, как ватага сотрудников Орта отправляется в
очередной турпоход, толкаясь, грохоча, перебрасываясь малопонятными
шуточками.
планеты. Их страсти казались ему надуманными, идеалы - бесплотными, а сами
они - кукольными, нереальными. Они служили богу науки, они были жрецами
Афины. В них ничего не было от той тяжелой, вязкой каши, которая
называлась реальной жизнью.
ее запахов. Он знает, что такое бедность; он, возможно, знает, как хочется
быть первым, сильным, независимым. А кроме того, он, как и "марсиане",
причастен к тайнам природы. Хорошо бы иметь такого друга, меньше будет
глупостей - две головы все-таки... Но как подобраться? Что скрыто за этим